Мерзкий старикашка

— Это, отец мой, офигенная экономия места в библиотеке. — ответил я. — Ну и, кроме того, мой трактат о искусстве рыбной ловли.

— Вот как? Любопытно. — настоятель взял книжицу в руки, повертел немного, затем догадался раскрыть и пролистать несколько страниц. — Интересная концепция. И, действительно, занимает места менее, чем тубус со свитками. Хм, не знал, что ты умеешь рисовать...

Блин, палево! В отличие от меня Лисапет-то до пятого класса в кружок рисования не ходил.

— Повода не было для художеств. Ты мне лучше скажи, нарисует Конклав примасу афронт, если будет пользоваться царской поддержкой?

— Трудно сказать заранее. — вздохнул Тхритрава, возвращая книгу мне. — Конклаву потребуются для этого основания более веские, чем недовольство проводимой им политикой.

Ну, это мы тебе, Владыко, обеспечим.

— Ох, засиделись мы с тобой, отец-настоятель. — я поднялся из кресла. — Можем на заутреню опоздать.

— И тогда нарушится Вселенская Гармония? — чуть улыбнулся прелат.

— Непременно. — ответил я. — А еще братия от изумления просто охренеет.

Уже в дверях настоятель окликнул меня.

— Прашнартра, — спросил он, — зачем тебе мальчик?

Я пожал плечами.

— А кому я что хорошего в этой жизни сделал? Годы уже преклонные, детей нет, хоть об этом охламоне позабочусь. Все равно монах из него вышел бы никакой, а я к парнишке привязался.

"Никакой монах" прилетел ко мне как ужаленный почти сразу после трапезы, когда я неторопливо разбирал свои невеликие пожитки, размышляя, что с собой прихватить, а что мне больше и не пригодится никогда.

— Брат Прашнартра! Брат Прашнартра! — мелкий рыжевато-русый вихрь чуть не снес дверь с петель.

Блин, да что ж это все повадились ко мне без стука врываться последнее время? А вдруг я тут какую грешницу приватно исповедую?

— И вовсе незачем так орать, я тебя прекрасно слышу. Ты чего такой взъерошенный?

— Помнишь, ты говорил, что брат царя Кагена в монастырь ушел? — выпалил парнишка. — Так вот, он в наш монастырь ушел, оказывается!

— Да ты что? — хмыкнул я.

— Так ты не знал?

— Ну, мне, по крайней мере, никто никогда этого не рассказывал. — ответил я абсолютную правду.

— Так вот, — взахлеб продолжил просвещать меня Тумил, — князья-то, оказывается, приехали его на царство звать. И он согласился!

— Никак не могу сказать, что его за это порицаю. — ответил я, продолжая отделять нужное от того, что подарить не жалко.

— И сегодня он сложит свои обеты и уезжает!

— Скатертью дорога. — флегматично ответил я. — Из-за его отъезда лично я и слезинки не пророню.

— И он назначил меня царским стременным, вот! А настоятель и хранитель Реликвии отпустили и дали свое благословение! — голос мальчика, переполненный восторгом, вдруг стал тише и печальнее. — В общем я того, брат Прашнартра... Попрощаться пришел.

Он шмыгнул носом и совсем уж тихо добавил:

— Я скучать буду. Честно.

Кажись, Лисапету первый раз в жизни хоть кто-то сказал, что будет тяготиться его отсутствием... Хотя, нет, вру. Матушка обещала скучать, когда он с братцем в монастырь уезжал. И все.

— Посмотри на это с другой стороны. — мягко улыбнулся я парню. — Теперь тебя точно не будут именовать Крипвашмуньипрахтватруждрукак-тодальшетамом.

— Ты же говорил, что это шутка!

— А вдруг — нет? — сощурился я.

Несколько мгновений мальчик возмущенно сопел, а затем уткнулся лбом мне в плечо и пробормотал:

— Береги себя, брат Прашнартра, не ходи рыбачить с ночевкой. Старенький ты уже. — еще раз шмыгнул носом, и был таков.

От, блин! Прослезиться от избытка чувств что ли?

Перед обрядом успел еще зайти в библиотеку, презентовал в фонды брата Шантарамки будущий монастырский бестселлер. Рыбку-то покушать любят все, а ловить ее тут мало кто умеет.

Библиотекарь новым форматом издания шибко вдохновился и битый час обсуждал со мной перспективы распространения фолиантов среди паломников. Я ему идею блокнотиков для записей (с монастырской символикой, как иначе?) еще подкинул — все равно быстро сами додумаются, так чего скромничать-то? Прослыву напоследок рационализатором и изобретателем!

Ну а потом уже и на малое прещение, в Чертог Смерти пошел. Чтобы однажды уже умершего для мира царевича Лисапета он отпустил обратно.

Да, Смерть тут мужик. Судя по легендам и сказаниям, не лишенный чувства юмора и самоиронии. Я когда в память приходил и припомнил некоторые мифы с его участием, моментально начал искать на карте мира город Анк-Морпорк или еще какие Овцепикские горы, больно уж на книги Пратчетта кое-что оказалось похоже. Что-то сэр Терренс про этот мир, похоже, знал, иначе объяснить схожесть некоторых легенд с книгами про Плоский мир никак не получается. Сказка про ученика Смерти, например, тут очень даже популярна, да и внучка Мрачного Жнеца, если верить преданиям, до сих пор среди смертных ходит.

Не, ну так-то я точно знаю, что ангел смерти это вовсе не костяной остов в черном балахоне и с косой, но вообще, по личным ощущениям, на мужчину все же похож. Хотя, пес их, этих потусторонних, знает-то на самом деле — есть у них какие-то гендерные признаки, или им размножаться не положено, потому что кондомы.

Смерть с возражениями на обряд, ожидаемо, не явился, так что еще час спустя смиренный брат Прашнартра канул в небытие, и пред людьми вновь предстал царевич Лисапет во всем блеске своей славы. В смысле — морщинистый как печеное яблоко, изрядно подрастерявший волосы и с шерстяным платком на пояснице под скромною серой рясой. Ну натуральный царь-надёжа, ё-моё!

Вернувшись в келью, столько лет бывшую моим пристанищем, я переоделся в дорожную сутану (с разрезами спереди и сзади, да грузиками по подолу — щедрейший дар брата-кастеляна) разложил все, что не стал брать с собой, на топчане и приколол шилом на двери записку: "Дорогие братья, покидая обитель оставляю свои пожитки вам. Берите и пользуйтесь, если кому чего надо".

Полюбовавшись результатом я не удержался, макнул заостренный бамбуковый стержень в чернильницу и дописал: "Целую, царь", после чего прихватил котомку со своими невеликими богатствами, и, со вздохом, обвел взглядом келью еще раз.

— Как ни странно, а ведь буду скучать по этому месту. — пробормотал я себе под нос. — Не все было плохо.

Решительно отринув грустные мысли, я взял украшенный резьбой посох, врученный мне для чего-то настоятелем, и шагнул за порог.

Вперед, беспечный пешеход,

Уйду, избыв печаль, —

Спешит дорога от ворот

В заманчивую даль,

Свивая тысячу путей

В один, бурливый, как река,

Хотя, куда мне плыть по ней,

Не знаю я пока!

Ну а если называть те же вещи банальной прозой — ждет нас долгая дорога безкайфовая.

Из монастыря мы отбывали без всяческой помпы — просто очередная группа богомольцев, тихо прибывшая по своим делам, столь же незаметно монастырь и покидает. Если, конечно, термин "незаметно" вообще можно применить к четырем десяткам хорошо вооруженных крепких мужчин.

На выходе из жилого крыла меня перехватил князь Тимариани. Решил, не иначе, что заблужусь или сбежать попробую.

— Ваше высочество. — чуть поклонился он. — Все готово к дороге, мы ожидаем только вас. Гонца к Главному министру послали, но с припиской что надежды уговорить не теряем, к князю Ливариади письмо я отправлю завтра поутру.

— Это правильно, незачем гонцам про дела друг друга знать. — согласился я, постукивая посохом по плитам двора. — О чем не знаешь, о том и не разболтаешь. Насколько раньше нас они прибудут?

— Если мы будем двигаться с обыкновенною скоростью, то на два или три дня гонцы нас опередят. Хотя, если вы пожелаете, мы можем сесть в Тассе на барку, и добраться до столицы по реке, с большим комфортом, но и с большей задержкой по времени.

— Там разберемся, верхами или плотами. Как ситуация сложится. — я не стал загадывать на будущее. — Надеюсь, лошадку мне смирную подобрали? Не в тех я годах, чтобы верхом на лихом коне гарцевать.

— Да, ваше высочество. Купили кобылку у одного из местных князьков, перед подъемом на взгорье — он ее для своей дочери в конюшне держал. Смирная животинка с очень плавным ходом.

— Из своих конюшен тащить что, пожалели?

— А зачем? — искренне удивился Зулик. — Приличную лошадь разве что совсем уж в предгорьях найти тяжело, не слон ведь, или еще какая диковинная зверюга. К чему ее за собой через всю Ашшорию было волочь?

— Логично. — согласился я. — Не слон, и даже не тыгыдымский конь.

— Какой конь? — живо заинтересовался князь. — Никогда не слыхал о такой породе.

Пришлось ему рассказать этот анекдот. Князь ржал так, что лошади могли от зависти сдохнуть. Эх, как же мало местным для счастья надо...

— Тыгыдым, тыгыдым, тыгыдым... — повторил он, утирая выступившие от смеха слёзы. — А я всё ломал голову, как жеребенка назвать. Новую породу скакунов вывести пытался, свел кобылицу-сиглави с шехамским иноходцем, а выродилось что-то несуразное. Решено — будут его Тыгыдымом звать!

— Знатное имя. — хмыкнул я. — А мою лошадь как именуют?

— Так, как будет угодно вашему высочеству. — это мне показалось, или он на миг замялся перед ответом?

— Что же, прошлый хозяин ее вообще никак не называл?

— Ну отчего же? Наверняка называл... как-то. Вот она, кстати.

Мы вывернули из-за угла, и взору моему предстала расположившаяся ко мне филейной частью тонконогая кобылица мышастой масти, с темной гривой, таким же хвостом, и идеально круглым пятном на... В основании хвоста, короче.

В общем и целом обращенная ко мне лошадиная, хм, корма напоминала известный по сказке про дедку и прочих его домочадцев корнеплод с роскошной ботвой.

— Ну надо же. — усмехнулся я, разглядывая открывшуюся мне картину. — Натуральная репка.

— Вот Репкой ее княжна и звала. — признался Зулик.

— Ей подходит. — вообще-то лошадка симпатичная: шея тонкая, грива и хвост густые, ножки стройные как у модели, и вот кабы не это пятно...

Из-за него дорогие сбруя и седло смотрятся на ней, ну прям как на корове.

Ладно, не на парад выехал, чай.

Я стремительным, насколько спина и коленки позволяли, шагом приблизился к лошади, — вся остальная часть нашей кавалькады уже сидела верхами чуть поодаль, и лишь мою Репку держал под уздцы стоящий ко мне спиной Тумил, впервые на моей памяти облаченный не в робу послушника, а в мирское платье. Добротное такое платье, но небогатое — как дорожная одежда для царского стремянного может и сойдет, а вот в столице гардеробом мальчика надо будет озаботиться в первую очередь. Короля свита делает.

А вот пояс у него хороший, с литыми бронзовыми накладками по всей длине — на таком сабля очень органично будет смотреться. Там и кинжал хорошо выглядит — в простых темных ножнах, с потертой рукоятью... Видно, что вещь старая, не побрякушка какая и не столовый прибор.

А осанка-то какая проявилась — мечта комбата! Совсем так Тумил на охламона-послушника не похож. Сразу видно, какого рода.

Услышав мои шаги паренек обернулся, и, увидев кто приближается, заулыбался.

— Ой, брат Прашнартра, а ты что, с нами едешь?

— Ага. — я похлопал Репку по крупу. — Похоже на то. Смирная коняшка?

— Смирная, и ласковая — ну как котенок. — ответил мальчик.

— Это хорошо. — я ухватился за луку седла. — Помоги-ка дедушке забраться.

— Так это ж для!.. — глаза Тумила полезли на лоб от удивления и понимания, а челюсть самым натуральным образом отпала.

— Точно. Для царевича. — согласился я. — Или кого-то в этом роде. Придержи лошадь, тебе говорят.

— За такую нерасторопность раньше пороли. — прокомментировал Зулик.

— Вот заведешь своего стременного, князь, и с ним делай что хочешь. — я едва-едва смог задрать ногу до уровня стремени. — А моего попрошу не трогать. Э-э-э-э-эх...

С трудом подтянувшись и едва не сверзившись на другую сторону я все же оказался в седле. Кобылка прянула ушами, но больше никак на мое барахтанье не отреагировала — или действительно спокойная как удав, или Тумил под уздцы хорошо держит.

— Ваше Высочество не изволили распустить даже волосы? — ко мне, в сопровождении одного из Блистательных, подъехал князь Хатикани.

— Где ж ты видал монаха с незаплетенной косой? — я попытался выпрямиться в седле.

Радикулит скрипнул и сдался.

— Но настоятель ведь уже снял с вас обеты. — всплеснул руками Шедад. — Если царевич желает облачиться в подобающие его статусу одеяния, которые мы, кстати, привезли, то ему стоит лишь распорядиться!

— А бороду ты мне тоже привез? — ехидно поинтересовался я. — Да на меня каждый встречный будет таращиться, пытаясь понять, кто ж это такой едет. Лучшего способа к себе внимание привлечь и нету. А на простого монаха кто обратит внимание? Особенно, если вы, дорогие князья, не будете на каждом перекрестке размахивать своими стягами.

— Я тоже рекомендовал князьям убрать знамена, когда мы проедем Благую Заставу. — подал голос гвардеец. — Неизвестно, какова сейчас обстановка в Аарте, и если по наши души выслали хоть один отряд охотников, то ни к чему их задачу упрощать.

— Это Касец из Коренных Зубов, командир отряда Блистательных, направленный для охраны вашей особы, царевич. — с кислой миной (ну как же, влез тут в калашный ряд сиволапый со свиным рылом) соизволил сообщить князь.

— Первый десятник первой сотни Касец. — не менее "дружелюбно" поправил его Блистательный.

Интересно, отчего у меня с его именем какая-то странная ассоциация с чем-то нецензурно-ругательным? Такая, на грани сознания... Вполне обычное имя для Ашшории ведь.

— А отчего только после Благой Заставы, а не сразу, первый десятник? — поинтересовался я.

— Это будет выглядеть крайне странно в глазах гарнизона и обитателей посада, ваше высочество. В долину мы въезжали под развернутыми штандартами, и если возвращаться будем свернув их, это может вызвать никому ненужное недоумение.

— Резонно. — кивнул я. — Приятно иметь дело с профессионалом. Какие еще меры безопасности предложите?

— Я бы предпочел, чтобы ваше высочество ехали в центре отряда и никуда в одиночку не отлучались. — решительно заявил десятник. — Так нам будет гораздо легче охранить вас в случае внезапного нападения. Что касается досточтимых князей, то и им я бы рекомендовал в центре строя...

— Возмутительно! — фыркнул князь Хатикани. — Бабы мы вам что ли,за чужие спины прятаться? Да я водил своих дружинников в бой, когда у тебя еще усы расти не начали, десятник!

— Ваши люди немногочисленны и обучены хуже Блистательных. — парировал Касец.

— Любой из них с саблей стоит пары твоих разряженных... — начал закипать Шедад, а заинтересовавшиеся нашим разговором Зулик и Арцуд двинули своих скакунов в нашу сторону.