Зови меня Алиса

— На одном-то? Руки обрежешь. Или кошка эта сорвётся нафиг.

— Лазят, я в кино видела.

— Да там и не то ещё покажут. И вообще, как без ног лазить?

— А он на скалы лезть не собирался, я думаю. Так, спуститься где, или через ручей перебраться... Или антенну повыше забросить.

Алиса собрала вещи Петровича в пакет, спрятала в рюкзачок. Я подхватил его обрубленное тело, поволок к чёрной щели между глыб, куда недавно сам чуть не провалился.

Возле щели Алиса остановила меня, опустилась на колени, приподняла голову Петровича и тихонько коснулась губами его застывших губ. Меня этот прощальный поцелуй, прямо скажем, озадачил. Кто он был, этот Петрович? Кем ей приходился? Алиса отвернулась. Я спустил тело боком в щель. Там метра два, не меньше. Присыпал снегом. Попробовал сдвинуть глыбу, которая пошатывалась под ногами. Нет, тут тонны полторы. Взял дрын, как рычагом вывернул в щель несколько каменюг, которые её подклинивали. А потом мы вместе с Алисой подпрыгнули на ней, глыба качнулась, сдвинулась немного вниз и закрыла щель наглухо.

— Ружьё собери, — Алиса взяла карабин, достала из него патроны. А, ясно. Он же, считай, на войне погиб.

Мы вскинули стволы вверх, щёлкнули бойки.

— Пойдём, — сказала Алиса. Снежинки таяли у неё на лице.

— Как нога?

— Нормально.

И правда, почти не хромает. Только идёт теперь заметно потише.

Мы выбрались на отрог. Путь можно немного сократить, срезать по пологому склону. Ничего, что туман, склон слева, а нам по хребту — направо. Мимо хребта не пройдём. Холодно только вот что-то стало. Хорошо, хоть ветер пока не прямо в лицо. Я на подъёме почти не согрелся. И как-то долго всё теперь получается, и подъём, и траверс... Ну, вот наконец-то, хребет. Вниз по гребню Алиса пошла бодрее. Поначалу. А в стланиках встряла, как замороженная. Не помню, чтоб мы тут в стланиках застревали, когда бежали сюда. Наверное, проскочили как-то, даже не заметив. Я её за руку теперь тащу. Действие таблеток проходит? А если ещё по таблетке съесть? Я тоже уставать начал. Или подряд нельзя?

Алиса мыслей будто не слышит. Я вслух спросил два раза, всё равно молчит. Подъём какой-то хреновый. Иногда вдруг кажется, что мы тут сегодня и не шли. Да нет, мы тут на спуск мчались, не замечали ничего. Ни камней этих, ни мелкого стланика. А гребень этот я точно не помню, сто процентов. Каменюги здоровенные то и дело торчат. Ну не шли мы тут сегодня. А где же мы тогда сейчас? Куда могли блудануть? Стоп, приехали! Гребень дальше круто ныряет вниз. Острый становится, как нож. Сквозь туман проступают очертания скальных зубьев. Тут альпинизм какой-то. Или вообще Мордор.

В этот миг стороны света у меня в голове мгновенно поменялись местами. Элементарно. Мы не в ту сторону пошли! Ясно, почему ветер по-прежнему в спину. Я, выходит, прозевал то место, где хребет подходил. Он там очень плавно в склон переходит, я вспомнил. А мы вдоль склона вершину обошли, и ушли дальше, аж на другую сторону гольца. И если бы не это рваное место, учесали бы в самые верховья. Даже мысли не было, компас достать!

А что это Алиса всё молчит, ни в спутник не глянуть, ни спросить ничего?

Глава 12.

Алиса стояла как сонная, опёршись грудью на посох и пошатываясь на ветру. Лица под капюшоном не видать.

— Алиса!

Глаза закрыты. Я потормошил её за плечо. Она приоткрыла глаза и пробормотала что-то невнятное. А саму аж трясёт. Ёлки, да она же замерзает! Отключается уже! И молчала, как партизан. Есть у неё какие-нибудь ампулы, чтоб согреться? Как там противошок у неё назывался, может быть он поможет? Куда она их спрятала? Нет, надо сначала от ветра укрыться, а то я и сам сейчас дуба дам. Ветер-то разошёлся, с ног едва не валит. Хлещет снегом в лицо, глаза сечёт, не открыть.

Я приметил небольшую ложбинку за камнем, чуть в стороне от гребня, и повёл Алису туда. Ветви стланика, скрывавшиеся под снегом, расступились за пару шагов до камня. Ложбинка оказалась глубже, чем я подумал. С одной стороны стланик на небольшом уступе, с другой — снежный надув. Можно сесть на рюкзак, и голова не коснётся веток. Ветер сюда не так задувает, но постоянно сверху сыплет снег. Надо плёнкой накрыться. Если накинуть её на крайние ветви, подсунув под верхние, получится что-то вроде палатки. Вот только сначала сухие обломать, а то пропорят они плёнку. И примотать её мотявочками. Чтоб не сдуло. Пальцы что-то плохо слушаются. Не поморозить бы... А нижний край дрыном прижать и снегом присыпать. В стланиках мы не пропадём.

Алиса так и сидела на рюкзаке, только уткнулась лицом в колени. Сказать внятно уже ничего не может, дрожит, смотрит в никуда. Это переохлаждение. И наверное, отходняк от стимулятора наложился. Он же все ресурсы в организме сжигает. А она и так была истощённая. Я сам от холода трясусь, и жрать охота, как волку. Тут одно средство поможет — в тепло, и поскорее.

Я выдернул из рюкзака каремат, отряхнул снег с комбеза, устроил её полусидя, укутал спальником. Не спи! Слышишь? Нельзя сейчас тебе засыпать!

Костерок надо разжечь, а то ведь так и околеем тут. Горелку бы сейчас, или примус. Да кто ж знал, что так получится? Я разгрёб снег с краю нашей берлоги, в ногах. Ага, вот и камни. Сложил возле камня стланиковые веточки с сухой хвоей. Пальцы словно обессилели, спички держать не хотят. Кое-как запалил. Отодвинул плёнку, чтоб дым выходил. Подкинул веток потолще, поставил по бокам два плоских камня, примостил на них плоский армейский котелок со снегом. Банку тушёнки подвинул к огню. Теперь руки погреть. У-у, застреляли... Ничего, отойдут, белых пальцев ведь не было?

Стланик горит жарко и почти без дыма. Лишь немного коптит. Костерок с две ладони, тут больше и нельзя. Я высунулся из укрытия, наломал ещё дровишек про запас. А потом стащил настывшие сапоги, патронташ, обледеневшую штромовку и примостился рядом с Алисой. Под спальник. Спальник большой, одеялом, два на два. От Алисы тепла совсем нет, руки ледяные. Верхний комбез надо снять, чтоб быстрей согрелась. Так, а ботинки-то с неё как снимать? Сидят, будто приклеены.

Вода в котелке уже почти горячая. Я нашёл в клапане несколько завалявшихся леденцов, в прилипших фантиках. Бросил их в котелок, размешал. Компот из карамелек.

— Алиса... Алиса! Пей! Ну, пей моя хорошая...

Я дочку так лекарство пить лет пять уже не уговаривал. Или больше. Котелок не берёт, ещё и отвернуться норовит. А мне не с руки её так поить, оболью ведь. Взял к себе на колени, как маленькую. Кое-как выпоил ей этот компотик, потом ещё снег поставил топиться. Надо и мне горячего попить, озноб не проходит. Алиса вдруг ещё сильней начала дрожать. Аж колотит её. Глаза открыла, и словно не понимает, где находится.

— Х-холод-дно как... Коля? Чего мы тут сидим?

— За жизнь б-боремся, чего ж ещё? Отогреемся, дальше пойдём. То есть обратно.

Сжалась вся в комочек, зубами стучит. Ботинки, правда, помогла с себя снять. Там застёжка какая-то хитрая. Я поларку расстегнул, прижал Алису к себе. Так, вместе-то, теплей будет. Чайку вот заварю сейчас. Какие у неё ноги холодные. Растирать, помнится, нельзя, только в ладонях погреть.

Чай я разбавил снегом, чтоб не обжигаться. После первых глотков Алиса уже сама взяла котелок в руки. Обернулась, увидела костерок.

— Как тут здорово, — прошептала.

Да уж, романтика. В костёр всё время подкидывать надо, прогорает быстро. В берлоге сумрачнее стало, плёнку снегом заметает. И дымно. Ветки над нами ниже склонились.

— А ничего, что я на тебе вот так... Как на кресле?

— Да ничего. Грейся.

— А ты часто так девчонок в походе грел?

— Было, раз. Потом, правда, жениться пришлось. Но ты на это не рассчитывай.

— А ты шутник...

Я достал наш скудный запас. Растягивать его по крошке смысла нет, заправимся калориями, и на выход. А если бы Петрович не помер, или Алиса поломалась? Как мне их отсюда тащить? Спасы в непогоду не полетят. Надо было не на пару раз еды брать, а дня на три-четыре.

Горячую тушёнку мы срубали с хлебом и сухой лапшой вприкуску. В желудке распарится. Чаю мы ещё вскипятили, снега вокруг много. Подмели и халву, и печеньки, и все вкусняшки, оставшиеся с давних перекусов по карманам рюкзака. Я не заметил, как согрелся. И Алиса перестала дрожать. Устроилась поудобнее, голову мне на плечо положила, смотрит на огонь. И говорит почему-то всё шёпотом.

— Я думала, он нам скажет... Думала — узнаем, как там всё получилось. Может быть, они там успели машину уничтожить. И теперь им, этим, больше нас не достать.

— Хорошо бы так, — я тоже перешёл на шёпот. — А если не успели? Тогда они должны теперь за Петровичем охотиться, а не за тобой.

— Не-а. Не только за ним. Сначала ведь охотников из моей реальности запускали. Не знаю, сколько успели. Они все тут, как и я. Если я не исчезну, этой ночью, они тоже никуда не денутся.

— Они могут новую установку получить, объект — Петрович, а тебя вроде бы и нет.

— Хм... Обо мне могут помнить только те, кто принимал участие в запуске киллера в 22-й. Потому что потом по идее произошла колеида, и оказалось, что в той реальности исчез Петрович. То есть для них он вдруг исчез, а для всех остальных он ушёл в прошлое. Нет, они всё равно захотят проверить, здесь ли я. А тутошние киберы ответят, что я здесь... Сейчас мы с тобой по таблетке примем, посидим немного, пока заработает, и побежим.

— Алиса, а почему у вас лапши не стало?

— Запретили, после китайской войны. Там целая кампания началась. "Китайское — долой!". С подачи ВТО. Игрушки из продажи почти исчезли. Но это ещё до войны, когда наши мигрантов стали выдворять. Там они друг другу импорт-экспорт поперекрыли. А в Сибири челноки бузить начали, лозунги пошли об отделении.

— Алиса, а если у них ещё какие-то цели есть, а не только тебя убрать?

— Например?

— У них миллион человек от ответного удара погибло, так? Байкал радиацией загадили? Китай себе Дальний Восток оттяпал? Может быть, у них всё не так по плану было?

— Не знаю. Я лучше сейчас у Петровича спутник погляжу. Может быть, у них там по-другому вышло.

Под краем спальника засветился экранчик.

— Пароль просит, — недовольно пробормотала Алиса. — А откуда же я его знаю?

— А с другого спутника зайти да подобрать, никак?

— Попробовать можно. Но там может защита стоять. Попытка взлома — и всё стирается. Эф-шесть, эф-шесть... К чему бы это ещё?

— Лошадью ходи...

— Ход конём... Хм. Может, он успел сменить пароль. Думал, я догадаюсь. А попытка будет скорее всего одна. Что ещё?

— Клавиша такая. Адресная строка, кажись. Аккорд на гитаре.

— Хм, эф-шесть... Там только фа-диез есть, если я правильно его поняла.

— Один раз, или несколько?

— О! Шестой по счёту... Ак-Тру вместе пишется?

— И так, и так. Чаще вместе.

— А, напишу вместе... Получилось. Э-ээ, тут все архивы запаролены. Но кое-что можно посмотреть.

Я попытался заглянуть в экран. Алиса, кажется, юзала поиск.

— Вот, нашла. Двадцатого октября пропала десятилетняя... по прозвищу Алиса. Так... так... Через сутки тело найдено в лесополосе... стала жертвой стаи бродячих собак. Вот как её там убрали. Инсценировали, значит.

— Это ты про себя нашла?

Глупый вопрос. Про кого же ещё? Алиса промолчала.

— Я не разглядел, как тебя на самом деле звали? То есть, как зовут?

Она не ответила. Полистала странички в спутнике.

— Похоже, в остальном у них всё то же самое.

— А почему ты говоришь "у них", "её"?

Алиса вздохнула, и как-то странно прищурилась.

— Знаешь что, Коля? Я тебе сейчас одну штуку покажу.

Она с загадочным видом достала небольшой серебристый кулон на тоненькой цепочке. Формой похожий на сплющенную пулю. На одной стороне у него были две белые полоски с микроскопическими циферками.

— И что это за штука?

— Ей название не успели придумать. Она была опытная, в единственном экземпляре. Ты что-нибудь слышал о переносе сознания?

— Обмен разумов? Ну... читал. В комедиях это бывает. Где их поменяли телами.

— Если взять её вот так, — Алиса взяла кулон тремя пальцами, острием вперёд, — И коснуться нужной точки на голове человека, то твоё сознание переселится в него. Только надо, чтоб цепочка была на шее надета.

— Шутишь?

Алиса внимательно посмотрела на меня. И прошептала, серьёзно:

— Не шучу. Видишь индикаторы? Это чтобы точку правильно выбрать. Лучше всего выбирать на спящем. Если выберешь неправильно, то реципиент не полностью подавится. Будет возникать, как раздвоение личности. Или даже он сам тебя подавит.

Я почти не удивился. Если бы прочитал где-нибудь раньше, что такое на самом деле возможно, удивился бы. А услышав от Алисы — нет.

— Но зачем это тебе?

— Бывают ситуации, когда проще сменить тело, чем уйти от преследования.

— Погоди. А как же ты, то есть, твоё...

— Тело-то? Оно прекратит жизнедеятельность. Вот с ним и был вопрос. Его надо было бы куда-то деть. Если бы я сразу перебралась к тебе на чердак, то тебя обвинили бы в убийстве.

Меня?! А-а, её под моим именем. Аж в жар кинуло. Какая она расчётливая, змеюка. Не вышло, я как её встретил, так ни разу и не вздремнул.

— Ты, значит, подавить меня хотела?!

— Тише ты... Не хотела. Я думала, на крайний случай к тебе попроситься. Так, чтоб в одном мозге быть вдвоём. Сейчас удобный момент. Мою оболочку тут долго не найдут. Ты бы меня пустил к себе?

Нет, и правда — змея. Змеюшка. Ласково так кольца стягивает на тушке кролика. А кролик уши развесил. Я почему-то не могу на неё сердиться. Она и так уже в мозги мне вползла.

— А память у нас станет общая, или у каждого своя?

— Общая, конечно, — уверенно сказала Алиса.

— Тогда нет.

— Почему?

— Потому что!

— Я тоже подумала, что ты меня к себе вот так не пустишь. Ведь это же насовсем. Если я тебя не вытесню при переносе, то мы никогда не разделимся. А можно по-другому сделать, — Алиса расстегнула верх комбинезона и извлекла точно такой же кулон. Я резко перехватил её руку. Цепочка-то на шее! Алиса тихо рассмеялась.

— Не волнуйся. Теперь у нас их две. Наши эту штуку всё равно сюда отправили. С ним...

С Петровичем, надо понимать. А там она мне её не показывала. О-о, так вот, почему Петрович так смело без ног сюда пошёл. Рассчитывал вселиться в кого-нибудь. А в кого? Не в медведя же. В спасателя, конечно. Неужели Алиса меня за этим сюда и завела? Вот не ожидал от неё...

Алиса тем временем продолжала шептать:

— Мы можем с тобой обоюдно переселиться. Поменяться. На время. Надо законтачить эти штуки между собой. Ты никогда не мечтал оказаться в теле девчонки?

Не то чтоб я об этом мечтал. Было дело, подумывал — вот бы мне побыть гимнасткой. Да не какой-нибудь, а мастером спорта. Я всегда восхищался этими ловкими девчонками, а не культуристами или пожилыми мастерами ушу. Мышцы раскачать я и сам могу, и даже мастером ушу стать, пусть теоретически. А вот побыть девчонкой невозможно, и оттого — интересно. А что, если правда, попробовать? Ненадолго, с возвратом. А Алиса так-то ничего, с виду. Спортивная.