— Бена... Ты будешь стоять рядом со мной, — тихо сказал Шепард.
В первую секунду Бенезия подумала, что ослышалась, хотя сидела рядом с Джоном. Она посмотрела на него и поняла, что не ослышалась. Шепард сказал то, что думал, во что верил, с чем был согласен.
— Ты будешь стоять рядом со мной, Бена, — повторил Шепард, не повышая громкости голоса. И, как показалось матриарху, не изменив тембр. — Если захочешь, конечно.
— Я хочу этого, Джон! Очень хочу! — Бенезия смотрела на Шепарда и чувствовала, что она сказала чистую правду. — Что бы ни произошло, Джон, я буду рядом с тобой! — Она помолчала несколько секунд. — Я рада, что сказала то, что думаю и в чём я уверена, Джон. И скажу больше... Сейчас я знаю, что с Лиарой всё будет в порядке... Это знание подарил мне ты. Мы успеем, Джон! Я хочу, чтобы ты знал: ты больше не одинок! И я тоже, благодаря тебе, больше не чувствую себя одинокой. Я вернусь на Тессию с Лиарой. Вернусь к Этите. И мне будет всё равно, что у меня больше не будет никакой власти, никакого влияния, никакого особого статуса. Я... Сейчас я готова стать обычной пожилой азари. Не прерывай меня, Джон, пожалуйста. Я знаю, что 'Нормандия' после Терума уйдёт дальше. Я не знаю, куда вы полетите, но знаю, что вы... Поможете. Многим другим разумным — поможете. Может быть, поможете столь же полно, как помогли мне. Я буду ждать тебя, Джон. И всегда буду рада тебе.
В каюте стало тихо, но матриарх чувствовала, что пауза эта — естественная, не вынужденная. Им обоим надо было о многом подумать. Сейчас они были вдвоём, наедине. Много ли у них будет таких моментов впереди? Через час, через сутки, через декаду, через месяц? Наверное, очень немного. И потому каждый такой момент крайне ценен.
Да, Шепард продолжает медлить, но он выслушал её. Выслушал — и понял правильно. Шепард не торопится, не стремится форсировать развитие взаимоотношений. Хотя ему... трудно. Дэйна до сих пор не знает ничего о происшедшем на Иден-Прайме. А когда узнает... Джон будет уже очень далеко от Земли. Да, возможно, восстановится связь, можно будет послать текстовое сообщение. Наверное, Джон написал десятки писем своей Дэйне. Не важно сейчас, написал ли он ей о Бенезии. Неважно сейчас, что именно он написал о Бенезии своей Дэйне. Он написал правильно. Потому что он честен в отношениях. И особенно честен в личных отношениях — это матриарх уже успела понять глубоко и полно.
— Ты подождёшь несколько минут, Джон? Я схожу к себе, возьму контейнеры. Я приготовила тебе обед.
— Только если ты пообещаешь, Бена, что разделишь этот обед со мной. — Шепард повернул голову и взглянул на сидевшую рядом азари.
Едва его взгляд коснулся её глаз, Бенезия почувствовала, как её лицо, а затем всю голову накрыла волна такого приятного, мягкого тепла... Очень давно она не чувствовала такого тепла. С самого детства не чувствовала.
Чуть повернув голову, матриарх посмотрела на Шепарда:
— Обещаю, Джон. — Бенезия встала, изумившись лёгкости и чёткости своих движений. Наверное, люди правы, сравнивая такую лёгкость с полётом. Шагнув к двери, матриарх обернулась, улыбнулась, открыла дверь и вышла в коридор. Пустой коридор. Корабль продолжал жить своей обычной жизнью, всё вокруг пока было спокойно. Пока.
Неспешным шагом матриарх дошла до своего салона, подождала, пока полотно двери, освобождая проём, скользнёт в сторону, вошла. Полумрак, царивший в салоне, не пугал азари. Теперь — не пугал. Подойдя к пристенным стойкам, Бенезия достала из термошкафа контейнеры, быстро соединила их в удобные укладки и, прикрепив ручки, шагнула к двери.
Что-то побудило её оглянуться, когда до порога оставался только один шаг. Взгляд азари скользнул по иллюминатору, коснулся кровати, остановился на рабочем столе. Бенезия подумала, что надо будет сделать всё, чтобы Джону было здесь... удобно. Салон большой, два-три разумных здесь смогут разместиться комфортно. Хорошо, если здесь она сможет остаться наедине с Джоном. Остаться не раз и не два и не три. Много раз.
Чуть усмехнувшись своим мыслям и желаниям, Бенезия переступила порог, зная, что умная автоматика закроет проём спустя несколько секунд. Ощутив движение воздуха, матриарх не стала оборачиваться. Ей хотелось как можно быстрее вернуться в каюту Шепарда. Вернуться, чтобы разделить с ним обед. Пусть поздний, но — домашний. Не пайковый.
Вот и дверь старпомовской каюты. Коснувшись ручки, Бенезия ощутила, как полотно легко и свободно скользнуло в сторону. Привычный приятный полумрак. Шепард стоял у разложенного большого стола. Кажется, земляне склонны называть такие столы 'обеденными'. Шепард — старпом, иногда ему приходится работать с документами дедовскими способами, работать не только с текстами, но и с картами и снимками, напечатанными на больших листах пластика. Потому такие столы были обычны в каютах старших корабельных офицеров.
Бенезия и сама не заметила, как Шепард, подойдя к ней, взял из рук укладки с контейнерами, поставил их на рабочий стол, распаковал.
— Джон, можно... — что-то подсказывало матриарху азари, что на этот раз Шепард сделает всё сам. Так оно и случилось:
— Бена, мне будет приятно, если ты присядешь в кресло у стола и подождёшь несколько минут. — Джон сказал это, продолжая распаковывать укладку, открывать контейнеры и доставать из шкафов столовые приборы и сосуды — чашки, стаканы, блюдца, тарелки суповые и для вторых блюд. Поняв, что от своей идеи старпом не отступит, матриарх подошла к столу и тихо опустилась в одно из кресел.
Шепард закончил распаковку и потратил несколько минут, чтобы сервировать стол на двоих. Он делал всё спокойно, быстро, чётко, а Бенезия понимала, что так Шепард делает не вообще, а для неё. Он всегда был конкретен и деятелен в своих чувствах и в своих желаниях и стремлениях. Да, он продолжал молчать, но его действия говорили лучше, чем тысячи слов или сотни фраз.
Бенезия смотрела, как Шепард сервирует стол и понимала: ей очень повезло. Она может вот так, просто и спокойно быть рядом с Джоном, видеть его, слышать его, узнавать, понимать с каждым разом всё глубже и полнее.
Шепард не желает форсировать отношения, доводить их до стандартного финала. Он последователен и постепенен и — действительно теперь он — рядом с ней, матриархом азари. Разница в возрасте... удивительным образом переставала ощущаться. Джон умеет то подчёркивать эту разницу, то сводить её к исчезающе малой величине. И каждый раз он умеет это делать... к месту, оправданно и точно.
Закончив сервировать стол, Шепард пододвинул второе кресло к столу, сел рядом с Бенезией. Не на противоположной стороне стола, а рядом. Взглянув на азари, он безмолвно напомнил ей о необходимости поесть. Бенезия, взяв в руки вилку и нож, нарезала на кусочки котлеты и запеканку. Шепард съел салат, опустошил суповую тарелку и тоже нарезал на небольшие ломтики котлету и запеканку.
Матриарх искоса посматривала на Джона и наслаждалась тишиной и покоем. Да, у людей принято молчать во время еды, далеко не все земляне продолжают разговоры за обеденным столом. Шепард не навязывает ей темы для разговоров, не задаёт никаких вопросов. Наверное, так и надо. У них обоих будет ещё возможность поговорить о многом после еды. Джон явно не захочет, чтобы она занималась уборкой со стола и мытьём посуды. Не захочет, ведь она — гостья, а у очень многих землян не принято нагружать гостей такими обязанностями. Как же Джон умеет облекать вполне обычные действия в то, что несёт с собой столько приятного...
Шепард ел спокойно, размеренно, неспешно. Изредка он взглядывал на Бенезию. Матриарх видела, как он поглядывает на её тарелки. И понимала: он хочет, чтобы она поела плотно, чтобы не оставляла в тарелках ничего. Бенезии была приятна такая спокойная и тихая забота.
Встав с кресла, Шепард отошёл рабочему столу, включил инструментрон, просмотрел пришедшие файлы, набрал на клавиатуре несколько сообщений, отправил, после чего вернулся к обеденному столу. Матриарх как раз допивала травяной настой из большой кружки, изредка поглядывая на Джона. Он, безусловно, чувствовал её мягкий заинтересованный взгляд, но не стремился как-то менять своё поведение. Он, — поняла матриарх, — не выдаёт желаемое за действительное, не любит и не хочет играть. Он хочет 'быть' и знает, что это — сложно.
Поставив кружку на блюдце, матриарх поднялась, намереваясь прибрать на столе. Шепард отрицательно едва заметно покачал головой. И она поняла: он хочет прибрать со стола сам. Согласившись с выбором Джона, Бенезия отошла от обеденного стола, подошла к кровати, взяла в руки гитару. Джон прибирал со стола, возвращал посуду и приборы в держатели. Послышались щелчки запоров и шум струй моечного автомата. Несколько минут — и послышалось шипение горячего воздуха. Шепард сложил большой стол, перенёс его к стене, защёлкнул крепления.
Бенезия рассматривала гитару. Складная, удобная. И... ухоженная. Джон не просто использует её, он бережёт гитару, заботится о её внешнем виде и о целостности. Увлёкшись инструментом, матриарх не заметила, как Джон встал рядом:
— Эту гитару подарила мне Дэйна. В детдоме я играл на обычной гитаре. Мне не разрешили взять её с собой — она принадлежала детскому дому, входила в состав его инвентаря. Это был очень хороший инструмент... А Дэйна... как никто знала, насколько я любил именно эту гитару. Постоянно на ней играл... И когда были концерты, и когда мне хотелось сыграть в одиночестве. Я любил играть на гитаре. Играю с шести лет. Первые опыты, конечно, были так себе, но потом... у меня появились учителя. Не только сотрудники детдома, но и его воспитанники. Они были более опытны, много знали такого, о чём не пишут в книжках, по которым люди учатся игре на гитаре. Трудно было расстаться с этой гитарой, покидая детский дом, — помолчав несколько секунд, продолжил Шепард. — Дэйна... потратила примерно четверть тех денег, которые выдавались каждому выпускнику... своеобразные 'подъёмные', позволяющие прожить несколько месяцев, пока не удастся поступить на учёбу или устроиться на работу. Она не стала покупать обычную гитару в любом из городских магазинов, не стала заказывать инструмент по системам дистанционных продаж. Она... заказала гитару ручной работы. И через неделю после того, как за мной закрылись двери детдома, пришла ко мне в гостиничный номер... Мне сложно пояснить это, но она угадала. Она знала, что я... я решил связать свою жизнь с армией, а там... обычные гитары... долго не живут. Условия там для музыкальных инструментов... сложные. Она пришла ко мне в номер, принесла чехол и, увидев эту гитару... я понял, насколько Дэйна угадала. По звучанию эта гитара ничем не отличалась от той, оставшейся в детдоме. Разве что очень профессиональный музыкант смог бы указать разницу. Я — не смог. Гитара... ручной работы. Как Дэйне удалось такое сделать за неделю... я не знаю до сих пор. Это... наверное, навсегда останется её тайной. Я не стал тогда и не стану впредь просить Дэйну раскрыть её. В тот день я забыл обо всём, кроме Дэйны и гитары. Я играл несколько часов... Через три дня меня ждал призывной пункт. И эти три дня я провёл рядом с Дэйной. Гитара... сопровождала меня всюду, куда бы меня ни направляли. Многие мои сослуживцы слышали её потрясающее звучание. Они часто говорили, что слыша звук моей гитары, остро, полно и глубоко вспоминают дом, родителей, братьев и сестёр, любимых. В армии эти воспоминания... крайне ценны. Дэйна добилась, чтобы гитару вернули с Акузы. Ведь меня вывезли санрейсом. А мои вещи остались там, в базовом лагере. И я... Я почувствовал пальцами струны гитары, когда очнулся, а затем... Затем я увидел глаза Дэйны и только тогда понял, что я — выжил... — Шепард запнулся. — Выжил, благодаря тому, что рядом со мной всегда была эта частичка сути Дэйны.
— Джон. Пожалуйста. — Бенезия протянула ему гитару.
Шепард взял инструмент в руки, пробежал пальцами по струнам. Петь что-либо сейчас ему не хотелось. Матриарх это чувствовала, а вот играть... Джон не отказывался, ему не было неприятно, что гостья вот так просто и быстро сразу взяла в руки гитару — зримую, ощутимую, реальную память о Дэйне. Шепард закончил подстраивать инструмент, заиграл какую-то медленную, чуть тягучую спокойную мелодию. Никаких чеканных ритмов, никаких маршей, столь характерных для умеющих играть на гитарах землян-военнослужащих.
— Это — 'Странник', — пояснил Шепард, поймав вопросительный взгляд Бенезии. — Композицию написал один из сержантов, служивших в моём подразделении. Как он играл... Я так никогда не сумею. Ему особенно удавались вот такие медленные, спокойные мелодии. Он крайне редко играл что-то быстрое, маршевое. А вот спокойные мелодии... Когда мы возвращались с полигонов, со стрельбищ, с полос препятствий. Когда даже ещё не доходили до палаток и балков... Он начинал играть... И мы забывали об усталости. Мы забывали о том, что ноет тело, саднят мускулы... Мы проникались мелодией и нам... становилось легче. — Шепард замолчал, склонил голову, прислушиваясь к звучанию струн. — Сержант... Он перевёлся в линейный спецназ, стал там инструктором. Он доволен своим выбором. Я знаю, что он — на своём месте, — добавил старпом, чуть увеличив громкость мелодии.
Бенезия смотрела на склонённую голову Джона, на его пальцы, касавшиеся струн... И чувствовала, как её накрывает волна совершенно особого тепла. Джон не спешит. Наверное, сейчас так и надо — наслаждаться каждой секундой, каждой минутой мирного времени. Впереди — война. Впереди — столкновение с врагом, какого ещё не знали нынешние обитатели галактики. Вторжение Жнецов не будет походить на обычный межрасовый вооружённый конфликт, даже если такой конфликт будет... общегалактическим. Жнецы — враг внегалактический.
Может быть, Высшие Силы в очередной раз захотели как-то уравновесить ситуацию. А может быть — уравновесить шансы Жнецов и разумных органиков. И потому появился Джон, прошедший сложнейшую и опаснейшую процедуру 'активации'? Эту процедуру можно называть по-разному. Но, возможно, у разумных органиков появился достойный противовес силе и могуществу, а может быть — и вполне обоснованному и понятному совершенству Жнецов?
Шепард... Он — скромен. Ему гораздо легче, приятнее и интереснее говорить о других разумных, чем о себе. Ведь не зря он говорит о Дэйне, о сержанте, написавшем столь прекрасную музыку. Шепард — не солдафон, у которого только одна программа действий. Он — разносторонен. А сейчас он — очень многосторонен.
Шепард не согласится встать во главе какого-либо Сопротивления. А такое Сопротивление, так или иначе, будет создано каждой расой. Затем — соединится в Общегалактическое Сопротивление. Так же раньше объединялись турианцы, саларианцы и азари в борьбе с кроганами. Теперь придётся объединиться всем жителям Галактики. Потому что враг — загалактический, внегалактический. Говоря проще, Жнецы — чужие для Галактики. Они не рождены в ней... Хотя, что-то подсказывает сейчас Бенезии... Тихо, еле слышным шёпотом подсказывает: где-то в Галактике есть то, что накрепко связано со Жнецами. Знать бы, а ещё лучше — понять, что это такое...
