— Ты видела когда-нибудь гонки колесниц, запряжённых четвёркой лошадей?
— Не довелось, госпожа Септиса, — покачала головой девушка. — В Канакерне, где мне пришлось провести месяц, их не проводят, а в имперских городах я бывала только проездом.
— О! — старушка мечтательно закатила глаза. — Тебе надо обязательно посмотреть! Кони мчатся галопом, разбрасывая песок из-под копыт! Сверкают начищенной медью колесницы и сбруя... Как там у Ликуна Нерка?
Ось золотая горит, а сама колесница сверкает
И, драгоценная, блещет, подобна сиянию Нолипа!
Продекламировала она дребезжащим голосом, и всхлипнув, высморкалась в заботливо поданный рабыней платок.
— А дальше забыла... Раньше могла часами читать стихи и ни разу не сбиться.
Глянув на не проявившую никакого интереса к её словам внучку, бабуля нахмурилась.
— Между прочим, у господина Авария большая конюшня. Он на каждую гонку колесницу выставляет, а то и две!
Уловив в голосе рассказчицы нарастающее раздражение, Ника решила перестать её игнорировать и поддержала разговор:
— Часто его лошади выигрывают, госпожа Септиса?
— Случается, — слегка подобрев, важно кивнула та. — И тогда народ славит не только удачливого возницу, но и хозяина колесницы. Сама увидишь, как толпа приветствует господина Авария, стоит ему только появиться на трибуне ипподрома. А после того, как ты станешь его женой, горожане станут обожать господина Авария ещё сильнее! Простолюдины всегда с почтением относятся к родовитой аристократии.
"Может, бабуля просто догадалась, что женишок мне не понравился? — автоматически кивая, думала девушка. — Вот и старается утешить, исходя из своих понятий "женского счастья"? Так, богатство и слава уже были... Что там ещё?"
— Господин Постум Аварий Денсим по должности своей с самим императором дела имеет, — многозначительно проговорила матушка регистора Трениума. — Его на каждый праздник в Палатин зовут. После свадьбы и тебя вместе с ним приглашать станут. Будешь видеться с государыней не как внучка давно умершего сенатора Юлиса, а как жена одного из самых значительных людей Империи.
"Теперь на тщеславие давит", — наклонив голову так, чтобы собеседница не видела её глаз, усмехнулась Ника.
Бабуля говорила с таким искренним восторгом и убеждённостью, что внучка почувствовала, как в душе начинает расти раздражение: "А вдруг она на самом деле так думает? Тогда всё гораздо хуже".
— Так уж заведено богами, что мужчины всё время чем-то заняты, — вздохнула Септиса. — То у них политика, то война, то денег не хватает...
Внезапно она засмеялась дробным старческим смехом.
— Нет, про твоего Авария такого не скажешь. Его богатства на пять жизней хватит...
— Но и он дома редко бывает, — резко посерьёзнела она. — Приумножает и сохраняет состояние. А значит, в его дворце ты сможешь устроить всё по собственному желанию. Родители Авария давно померли, и никто тебе мешать не будет.
"Вот батман! — мысленно взвыла внучка, испытывая жгучее желание послать говорливую старушку подальше и обязательно пешком. — Да заткнётся она или нет?!"
Опасаясь ненароком выдать своё отношение к лекции и лектору, девушка старалась двигаться плавно, не торопясь, по возможности пропуская слова собеседницы мимо ушей. Увы, на этот раз получалось плохо, и панегирики в адрес Постума Авария Денсима упрямо просачивались в сознание. Поэтому неудивительно, что требовательный стук в калитку прозвучал, как долгожданный звонок с опостылевшего урока, на котором её могли в любой момент вызвать к доске и влепить заслуженную пару.
— Здравствуйте, госпожа Септиса, — заглянувший в комнату Минуц низко поклонился матери своего покровителя. — Господин Итур Септис Даум прислал меня за госпожой Юлисой и её рабыней.
Чтобы удержать рвущийся из груди вздох облегчения, Нике даже пришлось прикусить губы.
— Простите, госпожа Септиса, — сказала она, резво поднимаясь на ноги. — Но мне надо идти. Нельзя заставлять ждать такого занятого человека, как ваш сын.
Сурово поджав губы, бабуся неохотно кивнула и жестом подозвала статуей застывшую у стены Дедеру.
А внучка торопливо проследовала в свою комнату, где Риата аккуратно раскладывала высохшее бельё. Увидев хозяйку, она нервно сглотнула.
— Господин Септис прислал коскида, — проговорила Ника, усаживаясь перед зеркалом. — Сейчас пойдём. Найди мне новые сандалии и возьми себе мою старую накидку. Неприлично свободной женщине расхаживать по городу с непокрытой головой.
Пока невольница рылась в вещах, девушка подкрасила губы, убрала выбившийся из причёски локон и надела нефритовое ожерелье.
— Эту, госпожа? — с непривычной робостью поинтересовалась рабыня, демонстрируя покрывало, которое хозяйка носила в храме Рибилы.
— Бери эту, — легко согласилась Ника, придирчиво оглядывая верную спутницу с ног до головы. — Поправь волосы, у тебя пучок на бок съехал. Посмотрись в зеркало. Да не стоя!
Девушка поморщилась.
— Сядь, причешись, а я пока переобуюсь.
В комнату вошла хозяйка дома.
— Куда-то уходите, госпожа Ника?
— Да, — кивнула та, торопливо сбрасывая сандалии. — Ваш супруг прислал за нами господина Минуца.
И подумав, сочла нужным доложить:
— Мне ещё на два камешка нитки намотать осталось.
— Вернётесь — продолжите, — благожелательно кивнув, жена регистора Трениума посмотрела на Риату. — Госпожа решила дать тебе свободу. Не разочаруй её. Оставайся такой же верной, прилежной и старательной. Помни, боги жестоко наказывают за неблагодарность.
— Я готова жизнь отдать за свою госпожу! — пылко вскричала невольница с такой искренностью, что даже хозяйке на секунду захотелось ей поверить.
Рабыня рухнула на колени, но, к счастью, не бросилась, как обычно, целовать руки девушке, а просто помогла ей обуть подаренные сандалии.
Величественно кивнув, Пласда Септиса Денса отступила, выпуская их из комнаты.
Миновав второй внутренний дворик, госпожа с невольницей вошли в первый, где, разглядывая своё отражение в бассейне, их поджидал коскид хозяина дома.
— Хвала богам, госпожа Юлиса, — изящно поклонился мужчина. — Вы, как всегда, не заставляете себя ждать.
— Время бежит так быстро, а сделать надо так много.
— О! — вскинул брови собеседник, дожидаясь, пока привратник отодвинет засов. — Кто же из философов высказал эту мудрую мысль?
— Мой отец, — сухо ответила Ника.
Усвоив урок бабули, она решила впредь избегать шутливого тона в общении с дядюшкиными коскидами. Уловив изменение в её настроении, Минуц тоже замолчал, торопливо шлёпая подошвами сандалий по замощённому булыжником тротуару.
Метров через сто девушка внезапно почувствовала неясное беспокойство, причину которого не могла найти до тех пор, пока не обратила внимание на доносившиеся сзади вздохи и глухое, неясное бормотание. Тогда она подумала, что ей просто передалось волнение шагавшей за спиной рабыни.
Когда невольница два раза в течении нескольких минут поскользнулась, хозяйка не выдержала. Попросив коскида остановиться, Ника приблизилась к Риате и тихо прошипела:
— Да, что с тобой такое?!
— Ой, не знаю, госпожа, — невольница испуганно втянула голову в плечи. Лицо её побледнело, в глазах застыл испуг, губы кривились в беспомощной улыбке.
— Хочешь вернуться? — рыкнула девушка, оглядываясь по сторонам.
Позади, метрах в тридцати от них торопливо удалялся какой-то мужчина, показавшийся ей смутно знакомым. К сожалению, он слишком быстро завернул за угол, и рассмотреть как следует его не получилось. Решив, что на данный момент есть проблема посерьёзнее подозрительного прохожего, хозяйка вновь обратилась к невольнице.
— Господин Септис, конечно, поругается немного. Но я это как-нибудь переживу. Зато ты так и останешься тем, кем была. Ну так мы идём за твоей свободой или нет? Отвечай, и клянусь Анаид, я сделаю так, как ты захочешь!
Облизав пересохшие губы, собеседница энергично закивала.
— Пойдёмте, госпожа. Простите, госпожа. Я больше не буду...
— Привыкай отвечать за свои слова, — наставительно проворчала Ника. — Прежде всего перед самой собой.
— Да, госпожа, — пробормотала Риата. — Я постараюсь.
Девушка понимала, что в душе спутницы бушует нешуточная буря. Рождённая в неволе матерью-рабыней, она не представляла себе другой жизни и казалась, если не очень довольной, то вполне смирившейся со своим положением у самого дна местного социума. Поэтому, даже становясь отпущенницей, человеком всё ещё зависимым от прежней госпожи, Риата, тем не менее, приобретала новый, гораздо более высокий общественный статус не только для окружающих, но прежде всего в своих собственных глазах. Очевидно, эти обстоятельства и заставляли женщину нервничать.
Судя по молчанию и шмыганью носом, той, кажется, удалось взять себя в руки. Вот только зудящее чувство беспокойства у её хозяйки упрямо отказывалось проходить. Теперь Нике стало казаться, что за ними следят, и она буквально кожей ощущала неотвязный, пристальный взгляд.
Увы, Минуц уже вывел их на заполненную народом улицу, и теперь, сколько бы девушка не оглядывалась, так и не смогла различить преследователя среди спешащих по своим делам горожан. Вновь вспомнился стремительно скрывшийся в переулке мужчина. Скорее всего, он и сейчас за ними идёт. Но для чего? По чьему приказу? Сразу стало тревожно.
Внезапно девушка поняла, как не хватает ей закреплённого за спиной кинжала. Она и не подозревала, насколько успокаивающе действовало на неё наличие оружия, которое можно быстро пустить в ход. Надо бы выпросить клинок у дяди, как память об отце.
Тянувшиеся по сторонам ряды многоэтажных домов резко оборвались обширным открытым пространством. Они вышли на форум городского района или по местному "региста". По середине площади возвышался длинный портик, между колоннами которого разместили свои лёгкие прилавки местные торговцы.
В дальнем конце, на невысокой платформе стоял храм, судя по фронтону, посвящённый Наклуву, богу — покровителю кузнецов и оружейников. Глянув на святилище, Ника вдруг вспомнила о металлическом прутке, судя по всему, из нержавеющей стали, составлявшим когда-то часть инвалидного кресла Виктории Седовой. Почти год она таскает его в корзине. Может, пора употребить этот металл на что-нибудь полезное? Например, на ещё один кинжал, о котором совершенно необязательно знать ни регистору Трениума, ни его супруге. В вещах девушки до сих пор хранился подарок кузнеца из варварского племени синзогов, что живут в горах за Канакерном. Тот горец взял в жёны служанку Ники, женщину из племени гантов, и по обычаю своего народа преподнёс подарок её близким. Вот только этот клинок оказался слишком тяжёл, и достаточно ловко обращаться с ним у девушки не получалось.
Пока она строила планы и предавалась воспоминаниям, дядюшкин коскид провёл их по аллее из двух рядов гранитных постаментов, на которых красовались мраморные бюсты людей, видимо, известных в регисте Трениум, и свернул к высокому двухэтажному зданию, в котором Ника безошибочно угадала базилику — сосредоточие местной власти.
Расхаживавший взад вперёд по ступени мраморной лестницы мужчина в коротком плаще, заметив Минуца, помахал ему рукой и торопливо скрылся в гостеприимно распахнутых дверях.
Обернувшись, провожатый счёл нужным пояснить:
— Господин Морон пошёл предупредить господина Септиса о вашем приходе, госпожа Юлиса.
— Он тоже его коскид? — поинтересовалась Ника, поправляя накидку.
— Точно так, — подтвердил собеседник.
Девушка с любопытством посмотрела на фронтон, украшенный сложным лепным узором из дубовых листьев. Наличие двух рядов окон по фасаду служило дополнительным подтверждением того, что перед ней не храм, а общественное здание.
Внутри оказался просторный зал с несколькими рядами массивных деревянных скамеек, на которых то тут, то там группками сидели мужчины и тихо переговаривались.
Ника догадалась, что именно здесь проходят судебные заседания в непогоду.
По правой стене шла лестница на галерею, опоясывавшую помещение по периметру. А слева выстроилась очередь, человек в двадцать, терпеливо дожидавшихся возможности подойти к глубокой нише, отделённой от зала похожим на барную стойку барьером.
В помещении стоял приглушённый шум, и, кроме Риаты с хозяйкой, не было ни одной женщины. Неудивительно, что на них откровенно пялились, от чего девушка испытывала нешуточный дискомфорт. Хорошо хоть, ждать долго не пришлось. Уже минут через пять дядя спустился вниз по лестнице в сопровождении двух мужчин, одетых прилично, но небогато.
Поймав взгляд племянницы, Септис велел ей следовать за ним.
От ниши, на самом деле представлявшей собой довольно просторную комнату, отошли два горожанина самого почтенного вида, место которых тут же заняли три коскида. В одном из которых Ника узнала мужчину, сопровождавшего их с бабулей в посещении святилища Сенела.
Разумеется, подобная беспардонность чрезвычайно огорчила тех, кто терпеливо ждал своей очереди. Крайний из них схватил за грудки одного из людей регистора Трениума, явно намереваясь отшвырнуть его подальше от заветной ниши, но тут вмешался господин Септис:
— Не сметь утраивать драку в базилике!
Его начальственный рык мгновенно перекрыл царивший в зале гомон.
— Сейчас моя очередь! — гневно возразил возмущённый посетитель, играя желваками на покрытом щетиной лице. — Я с утра стою! Семь горшков успел бы сделать!
— Хочешь сказать, что очень занят, а я здесь прохлаждаюсь? — насупился регистор Трениума. — Это мой коскид, и мне нужно к квестору Саску. Или хочешь, чтобы я его к себе наверх вызвал? Тогда вы его сегодня точно больше не увидите!
Отпустив побледневшего мужчину, нетерпеливый гончар смутился.
— Подходите, госпожа Юлиса, — подозвал дядя племянницу.
Ника увидела два письменных стола. Один — у самой стойки, второй — в глубине помещения. За передним восседал невзрачный человечек с покрасневшими глазами и плохо выбритым лицом.
При виде начальства квестор попытался угодливо улыбнуться.
— Чем могу услужить, господин Септис?
— Моя племянница, госпожа Ника Юлиса Террина, желает дать свободу своей рабыне, — надменно проговорил тот.
— Купчая у вас с собой, госпожа Юлиса? — к немалому её удивлению поинтересовался квестор.
— Нет, — растерянно покачав головой, девушка беспомощно посмотрела на дядю.
Она даже не представляла, что в Империи на покупку живого товара нужен какой-то документ. Заваливая мозги названной дочери правилами этикета, родословной славных предков и сочинениями каких-то замшелых мудрецов, Наставник совершенно упустил из вида сведения, необходимые Нике в обычной жизни.
— Она прибыла с Западного побережья, — пришёл на выручку регистор Трениума. — А там с торговлей рабами никогда порядка не было.
Квестор задумчиво почесал лысеющую макушку. Ещё недавно ворчавшая очередь затихла. Люди с интересом наблюдали за происходящим.
— Кто-то сможет это подтвердить? — заметно робея, проблеял Саск, слегка втянув голову в плечи и явно разрываясь между служебным долгом и почтением к начальству.
