Надо поторопиться. Зверь... Наемница усмехнулась. Всё, что отделяет город от гибели — это одно гребаное, обдолбанное термоядерной боевой химией чудище... Зверь... С трудом сдержав рвущийся из груди истерический смех, Ллойс ускорила шаг. А ведь, Зеро купился. И Магда. Пиклс не в счет, у пацана в голове и мыслей-то штуки две: одна о сиськах, другая о письках. Ну, и еще о том, какой он крутой и замечательный. Айоро, конечно, о чем-то догадался, но промолчал. Хорошо, что Болт сознание потерял. Коротышка наверняка бы понял, что она задумала, и попытался бы возражать. А она слишком устала, чтобы ссориться. Зря только, наверное, Кити вырубила — жалко девчонку. С другой стороны, обладающая просто чудовищным даром понимать настроение и желания окружающих Кити вполне могла устроить истерику или выкинуть что-нибудь ещё в таком духе. А время на объяснения не было. Нет. Она поступила правильно. Так будет лучше. Всем лучше...
Дойдя до развороченного то ли снарядом из миномета рейдеров, то ли кончиной стайника-камикадзе перекрестка, Элеум проводила взглядом пролетевший мимо, сердито жужжащий лопастями воздушных винтов дрон, поправив сползающую с плеч пушку, заставила себя ещё больше ускорить шаг. Да уж. Давненько она так не выматывалась. Разве что на арене в своих последних боях... Игры с молниями обычно давались ей довольно легко. Вернее, она называла это молниями. На самом деле, если верить одному полубезумному умнику, никакое это не электричество. Что-то другое. Магнитные поля, гравитация, вероятности... Именно поэтому поднапрягшись она может раздавить кар, или силой мысли швырнуть его в противника. Правда, каждый раз проворачивая такие штуки, она буквально чувствует, как сгорают перенапряженные нейроны, а потом несколько дней лежит пластом, но... К черту. Сумасшедший садист называл это энтропией, Семенем хаоса, но какая, мать его, разница, как называть то, что невозможно понять? Во всяком случае, у того урода не получилось. И у следующих тоже. Важно только одно — сейчас она серьезно надорвалась... Как тогда, несколько лет назад, когда в приступе ярости раздавила и сожгла несколько тяжелых танков... Или... Нет лучше не вспоминать. Тряхнув головой, Ллойс, зло оскалившись, перевалила орудие на левое плечо и, подняв руку, с размаху ударила себя ладонью по щеке.
— Соберись, сопля. — Прошипела она чуть слышно. — Соберись. Хватит думать. Прошлого не воротишь. Одно гребаное дело, а потом можешь дрыхнуть хоть вечность.
Обойти переулками арену и выйти к складам удалось только через полчаса. Нет, Элеум по-прежнему не встретила ни одной живой души, но прилегающие к цирку кварталы превратились в сплошные развалины, и наемнице пришлось изрядно поломать ноги, ища обходные пути между разметанными чудовищным взрывом, прогоревшими до остовов зданиями. Это было довольно странно. Рейдеры вроде бы, не устраивали полноценной артподготовки — берегли будущую добычу, но этот участок города выглядел так, будто здесь рванул термобарический заряд. Причем, не один. Особенно странно выглядел перекресток между остатками гостиного двора и, как будто в насмешку, торчащей из груды оставшихся от здания обломков целехонькой вывески борделя. Темное пятно спекшейся до состояния земли и песка неприятно ассоциировалось с радиацией, и Элеум попыталась пересечь подозрительное место как можно скорее. Мимо снова пролетел дрон. Ллойс нахмурилась. Она не могла с уверенностью сказать, была ли это та же машина или нет, но наемнице это определенно не нравилось. Насколько она знала, такие штуки хоть и умеют работать в автономном режиме, чаще всего управляются "хозяином", спрятавшимся где-нибудь в безопасном месте оператором. А лишнее внимание ей сейчас ни к чему. Впрочем, всё равно, ничего с летающей машиной сделать она не могла. Пистолет-пулемет Ставро остался у гаража, а патроны к нему, даже если их никто не забрал, лежали на крыше. Лезть за ними она точно не собиралась. Да и не утащила бы она его. Сейчас бы точно не утащила. Наемнице становилось все хуже. Ноги не слушались, голова, будто налилась свинцом, а в груди поселилась то и дело запускающая в сердце острые жвалы ядовитая сороконожка. Воздуха не хватало. Рана от ножа рейдера, судя по всему, снова открылась, в горле зловеще клокотало, бок саднило, а в комбинезоне при каждом шаге что-то влажно хлюпало. Что именно, думать не хотелось. Но хуже всего, что её начал терзать голод. Настоящий голод, который она чувствовала в жизни раз или два, когда её очень-очень сильно калечили. Надо поесть... причем, срочно. Иначе стремительно регенерирующий организм просто сожрет самого себя. Порыскав взглядом по сторонам, наемница буквально прикипела глазами к торчащей из-под завалов ближайшего дома руке. Обладатель конечности явно не голодал. И скорее всего, не слишком утруждал себя физическими нагрузками. Белая кожа, пухлые, покрытые слоем дряблого жирка мышцы, толстые пальцы... Зарычав, наемница, сплюнула под ноги заполнившую рот кислую слюну и, отвернувшись, рысью бросилась прочь.
— Нет... — Прошептала она себе под нос. — Нет, черт его дери. Не дождетесь, суки.
Склады открылись неожиданно. Россыпь окружающих довольно просторную забетонированную площадку приземистых, лишенных окон зданий с толстыми испятнанными следами пуль стенами и тяжелыми воротами.
— Срань... — Выдохнула Ллойс, разглядывая открывшуюся ей картину. — Вот срань. — Повторила она и, истерически захохотав, сбросила с плеча пушку. На площади царил хаос. Остатки разметанных неведомой силой баррикад, обрывки одежд и ошметки тел, обломки зданий, рассыпанные гильзы, раскиданное оружие... Все выглядело так, будто по складам протоптался невидимый великан. Хмуро глянув в сторону разодранного пополам геликоптера, Элеум подцепила кончиком сапога одну из множества рассыпанных под ногами гильз и криво усмехнулась. Омега... Похоже, легендарному отряду стрелков пришел конец. Аладдин ни за чтобы не бросил бы машины. Ни за что. Ладно. Нервно пригладив ладонью лысую, покрытую разводами сажи голову, Элеум прошагала к ближайшему зданию, вытащив меч, с размаху опустила его на массивную опутывающую створы ворот цепь. Во все стороны брызнули искры, под ноги Элеум упали осколки металла. Сдержав рвущийся из груди стон, Ллойс налегла на ворота и заковыристо выругалась. Не то, какие-то ящики и укрытые брезентом механизмы... А если она ошиблась, и... Упрямо тряхнув головой, Ллойс подбежала к воротам следующего склада. Снова свист рассекаемого воздуха, лязг и скрип тяжелых створок....
— Срань, — выдохнула она и зашагала к третьим дверям.
Может, во всем был виноват вновь накативший приступ слабости, а возможно, дело было в качестве металла запора, но на то, чтобы разбить замок ей потребовалось добрый десяток ударов. Впрочем, это было неважно. Со стоном отодвинув тяжелую металлическую створку на пару десятков сантиметров, наемница заглянула внутрь, невольно расплывшись в улыбке, бессильно привалилась плечом к нагретому солнцем металлу.
— Спасибо — прошептала она чуть слышно и, бросив короткий взгляд на небо, вытащила из нагрудного кармана помятую сигаретную пачку. А хорошее у Ставро курево... Такие штуки в Сити не меньше двадцатки за штуку идут. Жаль, быстро кончились... Вытащив одиноко болтающуюся в деформированном куске пластика, набитый ароматным табаком, слегка помятый бумажный цилиндр, Элеум отбросила в сторону опустевшую пачку, сунула сигарету в уголок рта, несколько раз щелкнула пальцами, и глубоко затянувшись, с наслаждением прикрыв глаза, выпустила в небо струю сизого, колючего дыма.
— Ну и чего застыли? — Проворчала она чуть слышно. — Вы свободны, бегите, блин.
На нее уставились сотни глаз. Испуганных, измученных, настороженных глаз.
— Госпожа... Мы... Там стреляют...
— Ага, — кивнула Элеум и сделала следующую затяжку. — Стая на город напала, если вы еще не в курсе. Так что, да, там стреляют. А еще в городе боевой зверь бродит. Один, если верить тому чуваку, которого я недавно распотрошила. Но если вы не уйдете — точно сдохнете. Где-то, через час. Может, меньше.
— Но... — Решившийся заговорить с наемницей раб, худой, как щепка, завернутый в состоящие, казалось, из сплошных дыр лохмотья мужчина нерешительно подергал охватывающий шею ошейник и оглянулся по сторонам. — Куда мы пойдем? Даже если мы сбежим из города... Нам не пройти через степь...
— А это уже не моя забота, — пожала плечами Элеум, усмехнувшись, бросила под ноги мужчины виброклинок. — Выбирай, сладенький. Сдохнуть в кандалах или свободным. Смириться или попытаться что-то сделать. Просто выбирай... И, кстати. Эта штука прекрасно режет металл. Думаю, она вам пригодится.
— Но... — Неверяще поглядев на лежащее у его ног сокровище, мужчина медленно повернулся к остальным, опасливо поглядывающим на наемницу, чуть слышно перешептывающимся людям. — Но...
— Кстати, что-то вас маловато... — Почесав оставшуюся от сгоревшей брови белую полосу на покрытой потеками грязи коже, наемница вздохнула. — Сколько ещё таких бараков — пять, шесть?
— Одиннадцать... — Пробормотал мужчина и, подняв клинок, повертел его в руке.
— Тогда поторопись, сладенький, — Кивнула Ллойс и, растоптав окурок, принялась массировать переносицу. — У вас двадцать минут. Может, больше. Но я бы на такое не рассчитывала.
— Но... — проблеял мужчина и рассеянно повернулся к выходу.
Элеум его не слушала. Со стоном отлипнув от ворот барака, наемница, покачиваясь и пошатываясь при каждом шаге, заковыляла к стоящему на краю бетонной площадки самолету.
Истребитель выглядел не лучшим образом. Лишенная одной из стоек шасси, завалившаяся на бок машина выглядела так, будто её кто-то долго и упорно жевал, растрескавшийся колпак кабины смотрел на мир щербатым, приоткрытым зевом пустынной ящерицы.
— Надо же... — Еле слышно буркнула Ллойс и, зачем-то обтерев ладони о штаны, полезла на побитое, покрытое вмятинами крыло. — А я думала, за тебя, с этими охламонами, воевать придется. — Фыркнула она и, окончательно откинув бронеколпак, плюхнулась в кресло пилота. — Так... что тут у нас...
Уставившись на приборную панель, наемница раздраженно сморщилась. — Черт... Вот и верь теперь в молитвы.
* * *
Шип умирала. Осознание этого пришло минут десять назад, когда она проглотила последнюю таблетку обезболивающего и попыталась отрезать себе ногу. Дурацкая пуля из дурацкого детского пистолетика операторши оказалась не так проста. Вытащить все осколки так и не удалось. А еще в ней что-то было. Не нервнопаралитический яд для пуль комплексного поражения. Не плотоядные наноботы. Что-то другое. Что-то более коварно медленное, но от этого не менее смертоносное. Что-то такое, с чем не смогли справиться ни несколько вколотых украденных из опустевшей клиники Зэда медшотов, ни аддиктол, ни способный хоть и ненадолго, но вытащить пострадавшего бойца буквально с того света коктейль боевых стимуляторов. Рана упорно не хотела закрываться. А еще начала пахнуть. Женщине давно был знаком этот запах. По лазаретам, где она, только вышедшая на дорогу соплячка, выхаживала раненных спутников по каравану. По окопам во время большой войны Легиона и Сити. По исполненным стонами боли и крикам оперируемых без наркоза пострадавших в полевых лагерях во время глубоких рейдов в Черные пески. Запах смерти. Медленной, мучительной и такой же неотвратимой, как закат солнца. Газовая гангрена. Все признаки на лицо. Осторожно коснувшись твердого, как доска, живота, покрытого четко проступающей сеткой сосудов, расползающихся от раны, пульсирующей под покровом пепельно-серой кожи сеткой, Шип застонала. Будь это рука или нога... Потеря конечности не такая уж страшная цена за жизнь, если подумать. Но брюхо не отрежешь. В отличие от ноги. Бросив взгляд на истерзанную ножом, плотно перетянутую сделанным из пропахшей скисшим потом майки жгутом, конечность, Верука горько усмехнулась. Только зря потратила время на извлечение этой дурацкой пули. Попытки прооперировать себя самостоятельно и следующая за ней очистка раны слишком ее вымотали, она сама не заметила, как уснула. Уснула в готовящемся к осаде городе. Ошибка недостойная даже зеленого новичка. А пустошь не прощает ошибок. И теперь всё, что ей осталось это лежать в этом чертовом наполовину засыпанном взрывом подвале и ждать пока на нее обрушатся потолок. Гребаная балка. Толстое, пахнущее пылью и плесенью невесть, где добытое неведомым строителем дома бревно надежно прижимало ее голень к утрамбованному до каменной твердости полу, в подвале пахло дымом, а откуда-то сверху доносилось зловещее потрескивание. Облюбованный ею опустевший во время эвакуации домишко горел. Видимо, снаряд из пушки. А может, "чемодан" из миномета. Какая разница. Правда в том, что Шип оставалось только надеяться, что она задохнется, прежде чем до нее доберется огонь. Словно в подтверждение мыслей на щеку женщине упал маленький уголек. Потом ещё один и ещё. Запах дыма стал сильнее. На лице Веруки не дрогнул ни один мускул. Во-первых, пытаться что-то делать просто бессмысленно. Во-вторых, у нее просто не было сил двигаться. Последнюю энергию забрала попытка раздробить охотничьим ножом собственную бедренную кость. Почти успешная. Удавшаяся бы, если бы чертов нож не сломался в самый ответственный момент. Тупая, сковавшая тело боль волнами расходилась от живота к конечностям. Вздутая брюшная стенка время от времени содрогалась в спазмах, извергая из раневого канала пузыри и очередные потоки зловонного желто-коричневого гноя. Зажатая балкой нога горела огнем. Веруку тошнило, но желудок был давно пуст. Организм не принимал даже воду, а колотящееся где-то в районе горла сердце всё чаще давало осечки. Губы женщины разошлись в улыбке. Всё идет так, как и должно было быть. В конце концов, она зашла намного дальше, чем планировала. Ей везло. Везло дико, просто невероятно везло, но полоса удачи не может длиться вечно. Со стоном запустив руку в карман залитых кровью штанов, Шип извлекла из него маленький, продолговатый, украшенный с одного конца празднично ярким, красным колпачком цилиндр и истерически хохотнула.
Когда-то кто-то сказал ей, что месть лучше подавать холодной. Но в её случае это будет довольно горячее блюдо. Пусть она отправляется в ад, но у нее останется достаточно времени, чтобы придержать открытой калитку в пекло всем остальным. Жирдяй заплатит за всё. За предательство, за боль, за все дни и ночи, что она барахталась во всем этом дерьме... За сыночка. С потолка подвала снова посыпались пыль и сажа. Перекошенный, застывший в гримасе боли рот женщины растянулся в горькой улыбке. Подцепив пластик ногтем большого пальца, Верука откинула в сторону защитный колпачок. Осторожно коснулась удивительно гладкой и теплой, приятно ласкающей кожу кнопки, прикрыла глаза и утопила ее в корпусе прибора. Раздался чуть слышный щелчок, и у Веруки на миг потемнело в глазах. Десять минут. Ей осталось жить десять минут. Импульс, что испустил микроскопический пластиковый цилиндр, не смогут остановить ни тонны земли, ни радиоглушилки, буде такие работают сейчас наверху. Эту машинку сделали еще до войны, и сделали на совесть. Детонатор тоже не подведет. Да что там. Взрыв детонатора сам по себе, несмотря на размеры, вызовет такие разрушения, что мало не покажется никому. А то, к чему он прикреплен, то, что она нашла под ареной толстяка... Нановзрывчатка и вакуумные заряды буквально созданы друг для друга. Для бункеров и нор, то, что доктор прописал. Подземному комплексу конец. Как и арене. А еще взрыв наверняка вызовет подвижки почвы и обрушит ей на голову горящий дом. Она поджарится заживо. Не так уж и плохо. Большинство людей никогда не смогут похвастаться столь точным знанием времени и способа собственной смерти. Большинство людей — бесхребетные овцы. Пододвинув к себе старую потертую винтовку, Верука, не обращая внимания на сыплющиеся на лицо угли, приложила щеку к деревянному ложу и начала ждать.
