Разумеется, его спутники умрут. Умрут, как умирали тысячи и миллионы до них, умирали на его глазах и где-то за горизонтом, на Текире и других Игровых мирах, куда ему позволили заглянуть Джао и Игроки в далеком прошлом. Возможно, он сам тоже погибнет. И даже если его план связаться с Джао сработает, совсем не факт, что учитель прислушается к его аргументам... что он вообще отреагирует на его крик отчаяния, а не спишет апелляции к правилам на фрустрацию неудачника. И, даже если отреагирует, кто сказал, что Джао сможет хоть что-то сделать? В конце концов, он просто Демиург. Один из многих. Даже если захочет, у него не так много возможностей вмешаться в чужую Игру, тем более — в судьбы каких-то четырех никому не известных биоформ, ставших персональными игрушками другого Демиурга.
Но это уже неважно. Столетиями он зажимал в кулаке свое чувство долга. Столетиями бесстрастно наблюдал за жестокой бессмысленной Игрой, методично уничтожающей ростки цивилизации, пробивавшиеся самостоятельно или с его собственной помощью. Но взрыв кавитонного реактора сжег не только Лесную долину. Он уничтожил также и узы, сдерживающие его истинную натуру. Хоть и случайно, но Хлаш уловил самую суть: Хранитель однажды — Хранитель навсегда. Игра должна прекратиться, и неважно, что там хочется Игроку.
Смешно. Он без особых эмоцией пережил крах нескольких царств, которые создал на голом месте потом и кровью — но сорвала ему крышу гибель маленького анклава, островка, не играющего сколь-нибудь значительной роли в сложной системе веревочек, управляющих окружающим миром. Конечно, гибель основной исследовательской и производственной базы — тяжкий удар, но ему приходилось переживать потрясения и похлеще. Наверное, она просто оказалось последней каплей.
Я не знаю, зачем Джао поместил меня именно сюда, горько сказал он себе. Возможно, для Конструктора, как он, я — такая же забава, как и потешные вселенные Демиургов. Или очередной психологический эксперимент. Или просто попытка отвязаться от меня и забыть. Может, он лишь рассмеется, когда услышит мой очередной призыв о помощи — в конце концов, я не верю, что мои предыдущие сообщения до него не дошли, а ни них он так ничего толком и не ответил. Но мне все равно. По крайней мере, когда разъяренный уничтожением своей Цитадели Камилл наконец прикончит меня, я умру с чистой совестью.
Делай что должно, Хранитель.
И будь что будет.
Хлаш пришел в себя, когда его бесцеремонно тащили за плечи и за ноги. В голове стоял густой туман, предметы вокруг расплывались, но внутри сидела одна четкая мысль: не шевелиться. Не открывать глаза широко. Не выдавать, что проснулся. Зачем нужно маскироваться, он не знал, но ощущение загнанного в ловушку зверя сжимало внутренности в комок.
В лицо пахнуло свежим солоноватым воздухом, уши уловили кричи чаек. Море. Голова немного прояснилась, и теперь он помнил кто он и где он. Отряд переносили с одного корабля на другой, судя по оснастке — с речного на морской, заметно больший размерами. Тролль попробовал на вкус мысль о том, чтобы извернуться, выскользнуть из рук носильщиков и рухнуть в море. Нет, не стоит. Слишком много нацеплено железа — он буквально завернут в саван из цепей. С таким грузом он мгновенно пойдет ко дну, и никакие врожденные навыки не помогут выплыть. Подождем более удобного момента...
Его грубо стащили в трюм нового корабля по узкому вертикальному трапу, едва не уронив головой вниз, и тут же пристегнули кандалы к большим железным кольцам, торчащим из переборки. То ли он чем-то выдал себя, то ли просто на всякий случай, но один из стражей — человек, тролли благоразумно отошли в сторонку — плеснул на тряпицу вонючего зелья из флакона и прижал к лицу Хлаша.
Уплывая во тьму, тролль вновь ощутил острый стыд. Ну надо же так глупо было попасться!..
Заграт чуть приоткрыл глаза и едва сдержал стон. Голова в месте, где на треклятом постоялом дворе приложился кулаком чужой тролль, страшно болела. Тусклый свет масляных ламп резал глаза не хуже прямого солнечного света. Наверное, решил он, дело не только в ударе. В конце концов, мало ли их он словил за свою жизнь? Видно, так действует одурманивающая гадость.
Он повел зрачками из стороны в сторону. Духи предков, сколько же здесь охранников! Не меньше десятка. Хлаш... спит как убитый. Заграт не знал — как, но он чувствовал его сознание, безмятежно-спокойное, с темной зверино-яростной, стиснутой могучей волей сердцевиной. Звериную натуру могучие цепи опутывали не хуже, чем тело тролля. Заграт скосил глаза вниз. Его самого связали далеко не так тщательно. Видимо, тщедушный орк не слишком пугал охрану. Краем глаза он заметил обнаженную человеческую руку. Теомир или Ольга, повернуть голову он не осмелился. Ольга тоже спала, ее сознание металось словно птица в клетке. От нее шел слабый поток Силы — видимо, даже бессознательная, она пыталась лечить себя или других. Сон Теомира полыхал иссиня-багровыми и черными вспышками — ему опять снились кошмары. Возможно, его взяли во сне, просто одурманили зельем, и кошмар так и не прерывался.
Сбоку показалась фигура еще одного охранника. Он склонился рядом с Хлашем и что-то делал. Потом выпрямился, шагнул вбок и оказался рядом с шаманом. К лицу орка прилепилась мокрая, отвратительно воняющая тряпка, и мгновением позже он снова провалился вдаль, во тьму.
Ольга вынырнула на поверхность внезапно, как пловец из глубокого омута, на исходе дыхания стремящегося сквозь черную воду вверх, к воздуху и свету. Тусклый свет настенных светильников резал глаза, она задыхалась, словно действительно плыла под водой. Девушка дернулась раз, другой, но тьма не хотела отпускать ее, крепко связывала ее по рукам и ногам, тянула назад... Ольга громко закричала, вернее, хотела закричать, но изо рта вырвался лишь невнятный стон.
— Ишь ты, очнулась! — пробормотал рядом кто-то невидимый, и только тогда она осознала, что вокруг не стены крохотной комнатки постоялого двора, а мерно покачивающиеся деревянные стены — корабля? — а она, нагая, сверху донизу связана чем-то жестким и холодным. — Сурага, ты ей что, в срок тряпку не приложил?
— Приложил, — буркнул тот, которого звали Сурагой. — Как и положено. Дык колдунья она, сам понимаешь, а на таких колдовское зелье плохо действует. И больше не плеснешь — копыта отбросит, вон какая худющая. Бабка мне говорила...
— Разговорчики! — резко окрикнул их кто-то еще. — Захлопните пасти и делайте свое дело. Живо!
Ольга застонала, замотала головой, но к ее лицу прижалась пропитанная каким-то зельем тряпка, и она снова потеряла сознание.
Теомир блуждал в дебрях кошмара. Огромное пылающее лицо нездешнего бога, может, и самого Пророка, витало над ним в багровом небе, и земля под ногами полыхала странным синим огнем. Пламя вгрызалось ему в тело, опаляло волосы, жадно выпивало текущую из лопнувших жил кровь. Тело билось в страшной агонии, а над ним раздавался хохот, сумасшедший хохот давно спятившего палача и убийцы. Огромные летучие мыши, чем-то похожие на Злобного Ыха, но со сполохами того же пламени в глазах, метались по небу, иногда стремительно падая вниз, чтобы вырвать из него кусок корчащейся от боли плоти.
— Покоришься? Сдашься? — спрашивал его безумный нечеловеческий голос. — Покоришься?
— Нет!.. Нет.. — стонал Теомир. — Ты — Майно!.. Я не...
— Покоришься? Сдашься? — продолжал вкрадчиво вопрошать его голос. — Зачем страдать? Не сопротивляйся, и все станет хорошо...
— Нет!.. — теперь он почти кричал. — Нет!..
Блаженная прохлада охватила его вмиг исцелившееся тело. Он лежал на мягкой траве под изумительно голубым небом, тело ласкали теплые солнечные лучи. Под едва заметным ветром шелестела березовая рощица, вдалеке ржали кони. Но страшный испепеляющий огонь тлел где-то рядом, совсем недалеко, готовый по мановению руки мучителя снова вспыхнуть в полную силу и глодать его в вечной неостановимой пытке.
— Покоришься? Сдашься? — теперь уже почти умоляюще спросил его голос.
— Нет! — беззвучно ответил он, и зеленая поляна исчезла, растворилась, а вокруг снова раскинулось огненное поле. Однако сейчас пламя не трогало его, жадно вгрызаясь в тела товарищей. Обугливалась зеленая кожа Хлаша, крохотные чешуйки с треском отлетали в разные стороны. В немом крике боли тролль разевал пасть с двумя рядами потемневших от жара клыков. Бился в пламени костра Заграт. Его бритвенно-острые когти бессильно рассекали огонь, а шерсть на теле курчавилась колечками и бессильно опадала белыми нитками пепла. Ольга сжалась в комок, оплела себя руками, пытаясь закрыться от обжигающей боли. Но ее кожа чернела и лопалась, потоки крови мгновенно вскипали и испарялись, и лишь следы слез от невыносимого страдания блестели на умоляюще повернутом к Теомиру лице.
— Так случится! — вкрадчиво сказал голос. — Так неизбежно случится. Покорись, и они спасутся.
С ударом грома на Ольгу набросилась стая огромных пятнистых созданий, чем-то напоминающих собак, с большими горбами перекатывающихся мускулов на спинах, с кинжальными клыками. Они рвали на части тело девушки, ее грудь, бедра, вырывали из живота ошметки кишок. Ее глаза закатились под лоб, но девушка продолжала беззвучно кричать в мучительной пытке.
— Покорись! — властно приказал голос. — Покорись, и я пощажу их!
— Нет!.. — простонал Теомир. — Не... Да!.. Да!.. Да!
И тут же мир снова заполонил чудовищный безумный смех. Пропал огонь, пропали терзаемые огнем и чудовищами тела товарищей. Осталось только невыносимое блаженство и темнота.
На лице бессознательного Теомира проступила безмятежная улыбка.
Теперь он точно знал, как кончится Игра.
День сто двадцать шестой. Небесная бухта и Ледяной замок
Ресурс аварийного химического реактора — примерно сорок процентов. Или меньше? Ведь так просто вызвать перед глазами детальную диагностику... но вдруг ошибся? Вдруг не сорок, а тридцать? Двадцать? Пять? Ноль? Во второй и последний раз он задействовал реактор... Когда же? В первый — когда его по глупости завалило каменной лавиной в ущелье в Сахарных горах, а второй? Ну да, тридцать семь лет назад, когда пришлось в одиночку защищать Лесную долину от орды отпетых бандитов. С тех пор как-то не приходилось, и слава Пророку и всем прочим местным богам. Так просто вызвать диагностику... и так страшно. Что, если тело подведет в самый решительный момент? Резервов нет никаких, а противник — Демиург, пусть и в сильно упрощенном теле. Усмехнувшись над мгновенной слабостью — скоро он начнет оглядываться на черных кошек! — Тилос сверился с датчиком резерва (тридцать девять и восемь десятых процента), включил подкачку и с наслаждением ощутил, как вливается в пустые конденсаторы поток энергии. Пора начинать.
Снеговые вершины Небесных гор, подступавших почти вплотную к кромке воды, сияли в полуденных лучах. Во всяком случае, он отчаянно надеялся, что курсовые инерционные датчики работают верно и прямо по носу расположены именно они, а не иной горный массив из тех, что в изобилии водились в южной части материка. Еще час, от силы два ходу. Текущая смена караула — последняя, больше в трюм до самой швартовки никто не сунется. Тилос осторожно выставил голову из воды. Густая тень от борта полностью скрывала его от взгляда часовых, если такие имелись, а конвойный корабль, присоединившийся к ганзе на полдороге, шел с другой стороны. Глубоко вонзая ногти в сырое дерево, он осторожно пополз вверх по скользкому борту, стараясь не сорваться. Вскоре Серый Князь достиг фальшборта, остановился, пережидая, пока мимо пройдет группа из трех матросов, и неслышно выметнулся на палубу. Скользящей тенью он преодолел две сажени до нужного люка, приоткрыл его — к счастью, петли даже не скрипнули — и нырнул внутрь.
Все закончилось меньше чем через три секунды — ценой полутора процентов ресурса реактора. Первый стражник, ближний ко входу, умер от разряда в затылок. Несколько мгновений мертвое тело неподвижно стояло на месте. К моменту, когда оно рухнуло на пол, его кинжал в руке Тилоса уже располосовал глотки еще двоим, затем поразил броском четвертого. Одновременно Серый Князь выхватил изогнутый ятаган из ножен третьего. Стражи умирали один за другим. Тилос перерезал им горло, разбивал вдребезги головы и всаживал смертельные разряды в нервные узлы. Два тролля умерли в безмолвных судорогах от разряда в нервные узлы, в Лесной долине едва не погубившего Хлаша — вот когда нежданно пригодилось черное знание. Пару раз он мог бы усыпить охранников вместо того, чтобы убить, но на карте стояло слишком многое. Обездвиживающий разряд оставляет жертве возможность вскрикнуть и иногда не срабатывает вовсе, а Серый Князь не мог позволить им поднять тревогу.
У Камилла нет обязательного военного призыва. Все солдаты — добровольцы, и все знали, на что подписываются. Можешь ненавидеть себя, сколько угодно, но в то же время делай что должно. А там будь что будет.
Три секунды спустя Тилос стоял над залитыми кровью телами. Некоторые еще ворочались на полу, силясь вскрикнуть — и не могли. Он не обращал внимания — умирающие уже ничем не могли помешать. Неясные пятна излучений от мозга ходящих по палубе матросов показывали, что тревогу никто не поднял — пока. Стоило сосредоточиться на основной задаче: аккуратно снять рабские ошейники и пробудить Отряд к жизни. Главное, напомнил он себе, не сжечь им спинной мозг. Главное — не сжечь...
Каор задумчиво стоял на мостике и барабанил пальцами по перилам. Капитан ганзы неотлучно торчал рядом уже которые сутки — видимо, с перепугу. Вероятно, нечасто ему приказывали именем Великого. Вообще-то идиот уже начинал раздражать посланника, но стоило потерпеть — не следовало без нужды нервировать подчиненных. Кто знает, что может случиться...
— Через полчаса прибываем, — сообщил капитан, кинув взгляд на закрытую герметичной крышкой приборную панель. Лаг, хронометр, компас, уровни продольного и поперечного крена и глубины осадки, расположенные полукругом, впечатляли Каора, но его мысли находились далеко.
— Вижу, — недовольно буркнул он, снова подавив желание послать капитана к духам предков. Небесные горы давно превратились из далеких пятнышек на горизонте в огромные острые скалы с кипящим у подножия страшным прибоем. — Поаккуратней с навигацией. Если ошибешься, наши кишки намотает вон на те каменные зубы.
— Так точно! — хмуро кивнул шкипер. Он явно ходил в Небесную бухту не впервые, и его штурман сейчас лично стоял у руля чуть поодаль, но перечить посланнику он явно не хотел. Напряжение кипело внутри Каора, стремясь выплеснуться, но повода никто не давал. Резко оттолкнувшись от перил юта, он пробарабанил сапогами по трапу, спускаясь на палубу. Увернувшись от нескольких матросов, тащивших бухту каната, он прислонился к мачте и задумался. Вроде бы всё в полном порядке. Пленники усыплены, связаны, менее чем через час окажутся в надежнейших казематах Ледяного замка, из которых за последние сто лет не удалось бежать ни одному живому существу — даже служащим там тюремщикам. Что же так гложет сердце? Что-то не так. Стоит, наверное, проверить пленников еще раз. Не так давно он уже проверял их, но на всякий случай...
