— Я! — гордо заявил Итур Септис Даум.
— Тогда, конечно, господин Септис, — заискивающе улыбнулся квестор, пододвигая одну из лежащих на столе стопок папирусных листов, сшитых на манер толстой амбарной книги. — Сейчас, сейчас.
Быстро отыскав нужную страницу, он потянулся за торчавшим в чернильнице пером.
— С вас двадцать риалов, госпожа Юлиса.
За время своего путешествия Ника уже успела усвоить нехитрую истину, состоящую в том, что в этом мире за всё принято торговаться, поэтому усмехнувшись:
— А почему так дорого? — стала отвязывать от пояса кошелёк.
В очереди кто-то нервно захихикал.
Квестор недовольно зыркнул на дерзкую посетительницу, но вспомнив, кому и кем она приходится, снизошёл до объяснения:
— По закону отпускную грамоту следует писать на лучшей телячьей коже. Отсюда и цена, которую назначает сам регистор.
При этих словах он указал глазами на сурово молчавшего начальника. Мигом прикусив язык, девушка безропотно выложила на стойку двадцать серебряных монет.
— Как будут звать отпущенницу? — деловито поинтересовался Саск, сгребая деньги.
Ника уже знала, по местным традициям имя получавшего свободу раба, как правило, остаётся прежним, если, конечно, оно звучит достаточно благозвучно, а вот то, что на родине попаданки называют "фамилией", присваивают по имени бывшего хозяина. Вот только такое ответственное решение о судьбе невольника принимает исключительно глава семьи, то есть мужчина. Поэтому девушка решила не дивить лишний раз жителей Радла и отчеканила:
— Риата Лация Фида!
— Верная? — на всякий случай уточнил квестор.
Посетительница утвердительно кивнула, а регистор Трениума одобрительно пробормотал:
— Похвально, госпожа Юлиса, что вы не забываете своего отца.
Чиновник обернулся к молодому коллеге, сидевшему за столом в глубине комнаты.
— Слышали, господин Сатрий?
— Да, господин Саск, — отозвался тот, вытаскивая из-под вороха папирусных листков кусочек пергамента размером с почтовую открытку.
— Кто будет свидетелями? — спросил квестор у Ники.
— Они! — ответил вместо племянницы дядя и указал на скромно стоявших за спиной мужчин.
Первым делом чиновник выяснил: являются ли они свободными гражданами и к какой городской общине приписаны? Затем поинтересовался: не давали ли они клятву коскидов кому-нибудь из ближайших родственников госпожи Юлисы? И только получив отрицательный ответ, стал заносить их имена в свой талмуд.
В это время Сатрий, закончив писать, присыпал чернила мелким песочком.
Занеся в книгу все положенные данные, квестор громогласно объявил:
— Риата Лация Фида!
Бывшая рабыня робко приблизилась к стойке.
— Я здесь, господин.
— Сними знак рабства и подай мне.
Захлопав ресницами, женщина с недоумением посмотрела на хозяйку.
— Табличку давай! — досадливо морщась, подсказал регистор Трениума.
— Ой, простите, господа, — поставив на пол корзину, Риата торопливо сняла с шеи шнурок, на котором болталась металлическая пластинка.
Передав её чиновнику, бывшая рабыня получила взамен кусочек пергамента. Прочитав текст, выведенный на нём аккуратным каллиграфическим почерком, она низко поклонилась.
— Да хранят вас все боги, добрая госпожа Юлиса. Пусть небожители не оставят вас своей щедростью и благодатью, господин Септис.
Отступив на шаг, отпущенница Лация, достав из корзины накидку, с каким-то особенным благоговением прикрыла ей свою голову.
Бросив беглый взгляд на табличку, квестор передал её своему помощнику. Присев на корточки, тот достал из-под стола маленькую наковаленку, зубило и молоток. Двумя резкими отработанными ударами Сатрий почти перерубил бронзовую пластинку напополам, после чего, согнув, бросил в стоявший в углу широкогорлый кувшин.
— Вот теперь вы можете считать, что выполнили свою клятву, госпожа Юлиса, — улыбнувшись, регистор Трениума жестом предложил ей отойти от стойки и позволить терпеливо дожидавшимся клиентам наконец-то пообщаться с квестором Саском.
— Благодарю вас, господин Септис, — поклонилась девушка. — Вы даже не представляете, какую тяжесть сняли с моей души.
— Надеюсь, в следующий раз вы хорошенько подумаете, прежде чем, давая обещания, брать в свидетелей небожителей, — наставительно проговорил дядя.
— Можете не сомневаться, — заверила племянница. — Этот урок я усвоила хорошо.
— Тогда отправляйтесь домой, госпожа Ника, — деловито распорядился собеседник. — И передайте госпоже Пласде Септисе, что я обедать не буду. А к ужину пусть приготовят улиток в козьем молоке. У меня будет важный гость.
— Всё передам, господин Септис.
— Господин Минуц! — окликнул покровитель болтавшегося рядом коскида. — Проводите госпожу Юлису.
Покинув базилику, девушка попросила провожатого остановиться и обернулась к шагавшей позади Риате.
— У тебя сегодня особенный день, Лация, — сразу же назвав служанку новым именем, хозяйка специально подчеркнула произошедшие в жизни бывшей рабыни изменения. — И я хочу, чтобы он запомнился тебе не только обретением свободы, но и ещё чем-нибудь хорошим. Сходи развлекись, выпей вина, погуляй по городу, загляни на рынок.
С этими словами она протянула ей изрядно похудевший кошелёк.
— Значит, вы меня отпускаете? — дрогнувшим голосом уточнила женщина, осторожно протягивая руку.
— Иди, — подтвердила Ника. — Только вернись до наступления темноты и... будь осторожна.
— Уж в этом можете не сомневаться, госпожа, — широко улыбнувшись, Риата Лация, сунув деньги в пустую корзину, быстро затерялась среди спешащих и неторопливо прогуливавшихся горожан.
Обернувшись к коскиду, девушка успела заметить его насмешливо-пренебрежительный взгляд.
— Вы хотите что-то сказать, господин Минуц? — с вызовом спросила она, не отводя глаз.
— Вы очень сильно привязаны к своей служанке, госпожа Юлиса, — игриво улыбнулся провожатый.
"Он это на что намекает?" — с недоумением подумала Ника, а когда поняла, и в памяти всплыло здешнее словечко "совлена", то чуть не покраснела... от негодования, вновь остро сожалея о том, что тётка забрала у неё кинжал.
— Эта отпущенница спасла мне жизнь! — чеканя каждое слово, племянница регистора Трениума наступала на невольно попятившегося коскида. — А отец учил меня помнить добро, потому что боги беспощадно карают за неблагодарность. Вы меня поняли, господин Минуц?
— Конечно, конечно, — поспешно закивал изрядно обалдевший собеседник.
— А каждый, кто подумает что-то дурное, просто подгоняет великий и разнообразный мир под свои узкие, низменные чувства! — закончив отповедь, Ника с гордым видом перебросила правый край накидки через левое плечо, и зло зыркнув на притихшего мужчину, быстро пошла прочь. Дорогу до дядиного дома она запомнила достаточно хорошо, чтобы обойтись без провожатых.
Однако, коскид, получивший совершенно чёткий приказ покровителя, поспешил следом.
"Теперь всем разболтает, что у племянницы Септисов нетрадиционная сексуальная ориентация, — пыхтя от возмущения, как перегретый чайник, думала девушка. — Вот батман! Только такой славы мне и не хватает!"
Шагавший позади Минуц благоразумно помалкивал, а она, постепенно успокаиваясь, невольно замедляла шаг: "Ну и что? Как будто здесь этим кого-то удивишь? Тут же полнейшая сексуальная свобода во всех мыслимых и немыслимых проявлениях... Но всё равно неприятно".
Спешно отворив калитку, дюжий привратник сейчас же склонился в глубоком почтительном поклоне.
То, что любимый супруг не явится к обеду, тётушку не удивило, а вот вкусовые пристрастия важного гостя, кажется, явно озаботили. Так что отправив племянницу в комнату ткацкого станка, госпожа Септиса поспешила на кухню, то ли проверить наличие свежих улиток, то ли послать кого-нибудь на рынок за свежим молоком.
Ника ещё минут пятнадцать в одиночестве возилась с грузиками и нитками, а потом её навестила двоюродная сестра. Дав пару дельных советов, Гэая вновь принялась расспрашивать путешественницу о дальних землях, за одно поведав и о своей тяжкой доле.
Без взрослых девочка вела себя гораздо раскованнее, поэтому племянница регистора Трениума узнала много интересного о его семье.
Впечатления первого дня и выводы многоопытной Риаты получили дополнительные подтверждения. В доме Септисов действительно придерживались старинных обычаев радлан.
Гэая жаловалась, что именно из-за строго следования традициям, родители не берут её на гонки колесниц, хотя Фора, дочь тёти Анны Олии, уже не раз там была. А ещё мама запрещает читать свитки со стихами некоторых поэтов, из-за того, что они, видите ли, слишком вульгарные. А девочке так хочется ознакомиться с "Поэмой рассвета" Нектона Битийского.
Её собеседница слишком мало знала о творчестве данного сочинителя, да и на гонках ей бывать тоже не приходилось. Но не желая влезать в чужие семейные дела, она ограничилась настолько же формально правильным, насколько и бессмысленным заявлением о том, что родителей надо слушать, ибо все их действия направлены исключительно на пользу детей.
Видимо, рассчитывавшая на сочувствие, Гэая надулась и сразу ушла, сославшись на какие-то важные дела. Зато почти тут же появилась её мамочка. Мельком глянув на готовые грузики с нитками, она в общем и целом оказалась довольна работой племянницы, пообещав после обеда показать, как надо крепить основу к верхней планке станка.
Вернувшись в свою комнату, Ника сполоснула руки в тазике с водой, и завалившись на кровать, незаметно задремала. Всё-таки ранние подъёмы и бесконечная нервотрёпка последних дней очень сильно её вымотали.
Снилось девушке что-то непонятное, тёмное, клубящееся: то ли густой чёрный дым, то ли грозовая туча, готовая вот-вот обрушиться на беззащитный мир ударами молний и порывами ураганов. Внезапно девушка почувствовала, как падает в это бурлящее нечто. Стало так страшно, что она вскрикнула и проснулась.
Сердце колотилось так, словно намеревалось, подобно киношному "чужому", проломить грудную клетку и вырваться наружу. Несколько раз глубоко вздохнув, Ника, сев на кровати, провела тыльной стороной ладони по лбу, с раздражением ощутив на коже липкие капельки пота. Сквозь затихавший в ушах шум донеслись чьи-то шаги. Кто-то почти бежал, громко шлёпая сандалиями по каменному полу.
Распахнулась дверь, впуская в комнату свежий воздух и яркий дневной свет, от которого девушка сощурилась, прикрывая ладонью глаза.
— Вы здесь, госпожа? — голос Риаты Лации звенел подобно туго натянутой струне.
— Где мне ещё быть? — моргая, проворчала хозяйка. — Почему так мало погуляла? Теперь не знаю, когда смогу отпустить тебя в город.
Оставив дверь полуоткрытой, бывшая рабыня стремительно вошла, и сделав пару шагов, совершенно неожиданно для госпожи плюхнулась задом на табурет.
Её лицо в тени накидки казалось неестественно бледным, огромные, как плошки, глаза смотрели на Нику со смесью боли, жалости и ужаса.
— Что случилось? — не на шутку встревожилась та, бросив взгляд на дверь. Во внутреннем дворике чуть слышно переговаривались невольники, расставлявшие мебель для обеда.
В волнении облизав губы, Риата Лация выпалила:
— Меня, госпожа, на форуме господин Ротан поймал. То есть встретился.
— Олкад? — на всякий случай уточнила собеседница.
— Да, госпожа, — подтвердила служанка. — Сказал, что с самого утра меня поджидает.
— Зачем? — мгновенно насторожилась девушка, понимая теперь, чей взгляд не давал ей покоя по пути в базилику.
— Хотел, чтобы я вам кое-что передала, — понизила голос отпущенница. — Важное.
Она глубоко вздохнула.
— Про вашего жениха.
— Говори! — хозяйка подалась вперёд, отчётливо понимая, что не услышит ничего хорошего.
— По приказу сенатора Юлиса господин Ротан должен вернуться в Этригию. Но перед тем, как покинуть Радл, он просил передать, что по-прежнему любит вас и надеется на ответное чувство.
— Уф! — шумно выдохнула Ника. — Нужна мне его любовь! Постой, а Аварий здесь причём?
— Он лагир! — выпалила бывшая невольница. — Господин Ротан сказал, что вы должны об этом знать.
Понимая значение этого слова, хозяйка пренебрежительно фыркнула:
— И из-за этого ты так всполошилась? Да у вас тут через одного такие!
— Нет, госпожа, — мягко, но решительно возразила Риата Лация, подробно объяснив разницу, заключив. — В молодости, конечно, со многими такое случается. У кого по любви, у кого из любопытства, а кто хочет покровителя ублажить. Да только господин Аварий уже давно не безусый юноша.
— Вот батман! — зло выругалась девушка, стукнув кулаком по матрасу. Мысли метались в пустой голове, как пластиковые шарики в лотерейном барабане. — "Ну, удружили родственнички! Неужели ни Септисы, ни сенатор не в курсе пристрастий жениха? Нет, уж если Олкад знает, так им и подавно всё известно. Ну, и зачем ему супруга?"
Она поморщилась, не замечая, как побледнели костяшки пальцев крепко вцепившиеся в край одеяла.
"Для престижа! Чтобы хвалиться знатной женой перед другими нуворишами! А может, оно и к лучшему?"
Ника криво усмехнулась.
"Не станет докучать этими, как их? Супружескими обязанностями! Да мы ещё посмотрим: будет свадьба или нет?"
Хотя в последнем она была уже не так уверена.
Хозяйка посмотрела на служанку, но не смогла поймать её взгляд. Отпущенница продолжала таращиться в пол, нервно теребя край накидки. Лицо женщины по-прежнему оставалось бледным и напряжённо-сосредоточенным.
"Неужели её так напугало пристрастие Авария к мужской любви? — с нарастающей тревогой подумала хозяйка. — Как-то не очень верится".
— Это всё? — спросила она, пристально глядя на собеседницу.
— Не совсем, госпожа, — пробормотала та, наконец-то подняв глаза, выражение которых Нике совсем не понравилось. — Я, как с господином Ротаном поговорила... Не сразу сюда пошла.
— Это твоё дело! — раздражённо отмахнулась девушка. — Такие новости и подождать могут. Ещё есть что сказать?
— Как не быть, госпожа, — служанка, вздохнув, сдвинула накидку с головы. — У меня, госпожа, знакомый в Радле имеется. Прислужник на кухне гостиницы "Счастливый жёлудь". Туда часто мой бывший хозяин заходил, ну тот, что играл в кости. Помните, я говорила?
Слушательница кивнула, инстинктивно чувствуя, что рассказчица наконец-то дошла до самой важной части своего повествования.
— Там я с Эваром и познакомилась, — продолжала Риата Лация. — Пару раз с ним тогда покувыркались... Ну... вот я и решила его навестить...
— Дальше! — торопила девушка. Зная о кипучем темпераменте бывшей невольницы, она не сомневалась, что та не откажет себе в подобного рода удовольствиях.
— Сколько времени прошло, — с грустной улыбкой покачала головой служанка. — Я уже и не надеялась его застать... Но, хвала богам, живой оказался. Постарел только. Вся борода седая. Поговорили с ним, прежние времена вспомнили...
— Про Авария есть что сказать!? — не выдержав, рявкнула хозяйка.
— Есть, госпожа! — неожиданно смело, даже зло огрызнулась бывшая невольница, затараторив. — В "Счастливый жёлудь" много народа ходит. Игроки в кости, бывает, до утра засиживаются. Ну и болтают всякое, а Эвар слушает... Вот вы, госпожа, наверное, не знаете, что ваш жених уже два раза был женат?
