Ляля, которая оказалась моложе меня на шесть лет и была сверстницей нашим старшим ученицам, на самом деле рассуждала как взрослая хорошо пожившая женщина, родившая и воспитывающая ребенка, а то и двух. Правда, у первой и любимой жены Сергея Петровича и в самом деле уже рос небольшой животик; фактически все равно она была рано повзрослевшим ребенком, вынужденным бежать в каменный век от неустроенности цивилизованной жизни. Что касается Фэры, которая была старше меня всего на три-четыре года, то за свою короткую жизнь она уже успела выйти замуж, родить пятерых детей, из которых двое умерли в младенчестве, а тринадцатилетний старший сын, первенец, погиб этим летом при нападении на клан Лани людоедов. Потом Фэра успела побыть вдовой и мудрой женщиной. То есть шаманкой-знахаркой, вместе с двумя дочерями суметь сбежать при нападении людоедов, потом снова выйти замуж и прожить четыре с половиной месяца в роли супруги шамана Петровича и первой помощницы Марины Витальевны. Весьма бурная, я бы сказала, карьера, которой иным другим хватило бы на две-три жизни.
При этом в отношении Ляли и Сергея Петровича к другим членам их семьи не было обычной европейской толерантности, которая подразумевает некую ущербность человека иной нации, цвета кожи или религии, и в силу того создание для него особо привилегированных условий, якобы компенсирующих его врожденные недостатки. Ляля и Сергей Петрович и в самом деле видели в Фэре, Илин, Мани, Алохэ-Анне, Ваулэ-Вале и Оритэ-Оле таких же людей, как и они сами, кроме разве что уровня образования и культуры. Но Сергей Петрович считает, что это-то как раз дело наживное, и изо всех сил работает над повышением этого уровня, и я с ним в принципе согласна. Если сравнить Ланей и только что попавших в племя диких 'волчиц', то это небо и земля. Не знаю, смогла бы я так со своим педагогическим образованием, а ведь Сергей Петрович — всего лишь учитель трудового воспитания, а по основной профессии мастер на стройке. Я в полном восхищении.
Кстати, именно Ляля первой предложила мне стать членом их тесного бабского коллектива, то есть стать Сергею Петровичу восьмой женой. Сказано это было как бы в шутку, но сразу было понятно, что в этой шутке есть доля шутки, а все остальное серьезно донельзя. При этом Фэра поддержала Лялю, а две другие жены Петровича из клана Лани утвердительно закивали головами, будто китайские болванчики. Услышав это предложение, я призадумалась.
Вообще-то я совсем не спешила замуж, мол, еще успеется, однако не могла не осознавать, что замужество — это здесь и социальный лифт, и удостоверение о полной зрелости, и признание полноценным членом племени. Одним словом, пока мы новички, то на мой холостой статус смотрят сквозь пальцы, но пройдет совсем немного времени, и на меня тут начнут показывать пальцами как на полоумную, примерно также, как сейчас показывают на мадмуазель Люси.
С другой стороны, а за кого тут выходить замуж? Парней моего возраста, или постарше, нет и не предвидится, а Валерка, Серега и Гуг слишком уж молоды для такой девушки как я. Особенно Гуг — иметь его в любовниках я бы еще согласилась, а вот жить с ним уже нет. Так быть может, Сергей Петрович — это и в самом деле не самый худший вариант; по крайней мере, с его женами я уже подружилась и надеюсь, что семейная жизнь не будет для меня слишком тяжкой.
Я пообещала подумать и спросила, что неужели для таких вещей не требуется согласия самого мужчины, или оно совсем не обязательно, если женщины сами договорились между собой.
— Да что ты, Ольга, — всплеснула руками Ляля, — сначала мы, девушки, договариваемся между собой, а только потом ставим в известность нашего дорогого мужа. Шучу, шучу. Прежде чем сделать какой-либо даме такое предложение, как тебе, мы присматриваемся к потенциальной кандидатке и к тому, как на нее смотрит наш дорогой муж. Если впечатление во всех смыслах положительное и у него, и у нас, то мы приступаем к переговорам с кандидаткой, и уже в случае ее согласия ставим в известность мужа, что наша семья снова готова расшириться, а если нет, то на нет и суда нет.
— Слушай, Ляль, — спросила я, — а зачем вся эта морока? Неужто Сергей Петрович такой ненасытный половой маньяк, что ему мало семерых жен, и понадобилась восьмая?
— Да нет, конечно, — махнула рукой Ляля, — какая уж там ненасытность. Просто с самого начала мы решили, что у нас не будет свободных художниц, перепрыгивающих из постели в постель, и что все девушки обязательно должны быть замужем. А поскольку сразу предполагалось, что после встречи с аборигенками женское население будет превалировать над мужским, то и нам, первым женам, придется смириться с многоженством в наших семьях. На самом деле все это очень неплохо получается, когда жены оказываются добрыми подружками, а муж ко всем ним относится с одинаковой теплотой и любовью.
Тогда в ответ на то заявление Ляли я только покачала головой и не сказала ни да, ни нет. Правда, некоторое время спустя начала присматриваться к семьям Основателей и сделала вывод, что если я не хочу остаться старой девой или второпях пойти замуж за какого-нибудь аборигена, то мне стоит принять это Лялино предложение, потому что с Лизой отношения у меня как-то не сложились, а при всем богатстве выбора других альтернатив для себя в племени Огня я не вижу, о чем я уже говорила.
Не стоит мне забывать и про новообретенных Волчиц. Когда Сергей Петрович начнет снимать с них карантинное табу, то от невест в племени Огня будет просто не протолкнуться. Думаю, что и Роланд с Патрицией недолго останутся парной семьей; подрастающие Лани, полуафриканки и даже юные Волчицы уже активно обхаживают мадам Патрицию на предмет подружиться и присоединиться. А Роланд, как всякий мужчина, готов к этому в любой момент.
Все это я передумала, пока ноги несли меня на берег Гаронны встречать корабль с моим будущим мужем и его полуафриканской половиной семьи. С первого же взгляда было видно, что 'Отважный' сидит в воде очень глубоко. Он или гружен чем-то под самую палубу, или нахлебался воды во время шторма. Хотя последнее вряд ли — тогда были бы видны мечущиеся по палубе девки, выплескивающие воду из трюма, а ничего такого не наблюдается и в помине. Петрович, как и положено капитану, стоит за штурвалом, а вся остальная честная компания толпится на носу корабля и дружно машет встречающим, то есть нам.
По счастью, осенние дожди настолько наполнили Ближнюю водой, что Сергей Петрович на моторе сумел поднять его сразу до верхнего берегового лагеря и ткнуть носом в берег там же, откуда он и отплыл неделю назад. При этом нам всем пришлось бежать обратно вдоль берега, перекрикиваясь с прибывшими и узнавая, как прошло путешествие. Уж слишком велико было наше нетерпеливое любопытство. Как выяснилось, все у них прошло благополучно. Сергей Петрович не только нашел то место, где местные добывали каменную соль, но при помощи взятого с собой инструмента сумел укрепить шахту и наломать ее в таком количестве, что для того, чтобы взять с собой все добытое, пришлось выкидывать каменный балласт.
И еще одной новостью, которая сперва повергла меня в шок, а потом в неудержимый смех, было то, что наш шаман опять не удержался и подобрал брошенных котят, в роли которых на этот раз выступили остатки вымирающего неандертальского клана — несколько коренастых, мускулистых баб с ребятишками разного возраста. Я ничуть не сомневалась, что и этих женщин, пусть даже они и не совсем люди, наш женсовет отдаст замуж, потому что было в них нечто такое животно-магнетическое, из-за чего мужчины смотрели на неандерталок, как смотрят на самок капающие слюной самцы оленя в брачный сезон. Интересно, что по этому поводу скажет, или хотя бы подумает мадмуазель Люси, или, как ее называют здесь, просто Люська?
Тогда же и там же.
Люси д`Аркур — бывший педагог и пока еще убежденная радикальная феминистка
Настал тот день, когда Петрович со своей командой вернулся из похода за солью. Честно говоря, у меня не было даже малейшего сомнения, что это их предприятие закончится благополучно — такие уж они ушлые, эти русские; непостижимым образом им всегда удается успешно выпутаться из любых передряг, словно их поддерживает какая-то неведомая сила — то ли Бог, то ли Дьявол.
Все высыпали к реке, в радостном возбуждении наблюдая, как убогий кораблик вождя, горделиво расправив парус, приближается к берегу. Там присутствовали все, кроме меня — в отличие от дикарей, я никакого пиетета к вождю и его героическому путешествию не испытывала. Я продолжала сидеть на бревне, поглаживая Друга, свернувшегося калачиком у меня на коленях. Стала бы я еще его тревожить, да и чего ради? Обойдутся без моего присутствия.
Друг, недавно покормленный отборными кусочками рыбы, заботливо припасенными мной с утра, блаженно мурчал. Нам было хорошо. Пожалуй, так же хорошо я ощущала себя только в детстве, когда прижимала к груди любимого плюшевого медвежонка. Я с умилением смотрела на спящего серо-полосатика, и в душе моей ликующими струнами вибрировали нежность и блаженство. Наверное, впервые в жизни я столкнулась с такой искренней преданностью и любовью со стороны живого существа. Друг почти всегда был со мной, лишь изредка отлучаясь по самым неотложным делам. Когда, в свою очередь, мне надо было отлучаться, он жалобно мяукал и грустно смотрел на меня своими удивительными зелеными глазами, полными вселенских тайн. А потом он, не желая со мной расставаться, приспособился устраиваться на моей шее, на манер мехового воротника, который мне приходилось носить в то время как мои руки были чем-то заняты. Я осознавала, насколько эксцентрично выгляжу при этом, но мнение окружающих не могло заставить меня сбросить Друга. Я догадывалась, что в племени меня считают слегка чокнутой, но теперь, видя меня с котенком на шее и счастливой улыбкой на лице, и вовсе, наверное, решили, что у меня развилось явное психическое расстройство.
Но это было не так. Наоборот, мой ум теперь был намного более ясным, чем раньше, а депрессия растворилась без остатка. Какие-то смутно улавливаемые моим разумом перемены исподволь происходили в моей душе, и я им не противилась. Наличие Друга придало мне уверенности и спокойствия перед лицом неотвратимых обстоятельств, и теперь я относилась ко всему по большей части философски.
Несмотря на то, что в мои планы не входило идти на берег встречать Петровича, кое-что из происходящего там вызвало во мне на удивление жгучий интерес. Судя по доносящимся возгласам, из экспедиции привезли еще кого-то в пополнение нашего Клана. И эти 'кто-то' — не совсем обычные.
Мне не хотелось тревожить Друга, поэтому, осторожно взяв его на руки (он даже не проснулся, только тихо мявкнул сквозь сон), я направилась к месту всеобщего столпотворения.
— Неандертальцы! Ух ты, это же неандертальцы! Точно они! Настоящие! — услышала я шепотки в толпе, произнесенные и по-русски, и по-французски.
Мой взгляд тут же остановился на группе необычно выглядящих людей, уже сошедших с корабля и теперь плотной кучкой робко топчущихся на берегу. Зрелище впечатляло, и меня захлестнули двоякие чувства. С одной стороны, осознание абсурдности происходящего с новой силой поднялось во мне, а с другой стороны, увидеть воочию настоящих, живых неандертальцев дано не каждому. А вот мне посчастливилось — и плевать на все остальное, все равно я ничего не смогу изменить; главное, что вот они, эти представители вымершей ветви человечества — стоят метрах в шести от меня, настороженно озираясь и время от времени издавая непривычные сипло-гортанные звуки. Всеобщее возбуждение передалось и мне, и я вместе со всеми принялась беззастенчиво разглядывать новоприбывших. Я никогда особо не увлекалась антропологией, но в памяти тут же всплыли реконструкции, виденные мной в европейских музеях. Изображенные на них якобы неандертальцы (исключительные уродцы) не имели ничего общего с теми существами, которых я в данный момент наблюдала. Мне вспомнилось, как один мой однокурсник — весьма неглупый молодой человек, отличавшийся нестандартным образом мышления (за что и не был особо любим обществом) — утверждал, что подобные реконструкции созданы с целью возвыситься над давно вымершими представителями человечества, понасмехаться над ними и их ущербностью — для того и представлены они по большей части такими нелепыми уродами, какими на самом деле не являлись. Я тогда отмахнулась от его слов, но сейчас вдруг отчетливо вспомнила свои ощущения рядом с подобными 'реконструкциями' — гордость от того, что мы, современные люди европейского типа, такие красивые, умные и развитые, с большим потенциалом на будущее. А эти страшилища вымерли — и хорошо.
Как же звали того парня? Ах да — Андре. А ведь он ужасно нравился тогда мне, девятнадцатилетней, но его высказывания были порой столь радикальными, что мне пришлось признать наше с ним глубокое несходство...
А ведь он, Андре, был абсолютно прав. Я могла до бесконечности вглядываться в черты привезенных Петровичем неандертальцев, но не находила в их внешности даже оттенка той внешней ущербности, которую старался показать неизвестный художник ХХ века. Конечно, они выглядели очень необычно — но и только. Наверное, впечатление можно было сравнить с тем, что испытывает человек, увидевший впервые, скажем, африканца. К слову сказать, все трое взрослых особей были женщинами (да-да, я уже поняла, что тут мужчины отчего-то в дефиците); определить половую принадлежность детей я затруднялась. Все они были весьма коренастыми, с четко очерченными плотными мышцами. Туловище неандерталки напоминало бочонок, который держали коротковатые крепкие ноги. В целом — вполне себе человеческая фигура, просто более массивная, но не за счет жира, а в силу хорошо развитой мускулатуры. Разве что только голова на этой фигуре была посажена немного необычно — она вместе с шеей явно выдавалась вперед.
Лица этих женщин на первый взгляд казались одинаковыми — точно так же мы, европейцы, легко можем спутать одного азиата с другим. На самом деле, конечно, у них имелись индивидуальные различия, но сначала я отметила характерные черты, свойственные им всем — глубоко сидящие глаза, скошенный назад лоб, срезанный подбородок. Между прочим, они вовсе не обладали такими сросшимися кустистыми бровями, с которыми их обычно изображают на картинках. Обычные брови — просто неухоженные... Тьфу ты, это слово по отношению к ним не подходит. Просто брови — скажем так — в своем естественном виде...
Машинально я провела пальцем по собственным бровям. Как давно я не смотрелась в зеркало, не красила губы... Вообще я и раньше редко пользовалась декоративной косметикой. Ведь все эти ухищрения были придуманы женщинами в угоду мужчинам, чтобы им понравиться — и это один из самых стойких гендерных предрассудков. Я же считала, что необходимо просто выглядеть ухоженно.
Так вот, эти неандерталки, похоже, тоже придерживались такого же мнения, только на свой манер. Приглядевшись повнимательней, я увидела, что они все разные, начиная с прически. Одна даже была стриженой — ее волосы были обрезаны чуть ниже ушей в виде неровных, 'рваных' кончиков. У второй пышные кудри были перехвачены на затылке чем-то вроде шнурка (отсюда было непонятно, чем именно), а третья носила нечто заплетенное и опускающееся до самых колен. Они различались также по росту, цвету волос, по разрезу глаз и форме рта. Их возраст было трудно определить из-за специфической внешности. Я мысленно окрестила их: Блондинка (стриженая, самая рослая из них, с малышом на руках), Синеглазка (та, что с собранными каштановыми волосами) и Рапунцель (обладательница темно-русой косы). Их тела были обернуты шкурами, также на разный манер (у Синеглазки наряд бы особенно кокетливым — с ее плеч свисали лапки какого-то неведомого зверька).
