Но на окружающем их пейзаже Шелленберг не нашел ничего примечательного — река, как река, кусты как кусты и лесок совершенно привычный, нагляделись на такую природу тут уже преизрядно. Сначала удивлялись, сколько же тут пространства и земли, теперь уже и пообвыклись. Разве что ворон и сорок на пути попадалось что-то многовато.
А так — все как всегда.
Хассе не стал спорить, коротко передал русскому, что приедут позже. Тот насторожился. Посмотрел с подозрением.
— Почему и зачем? — спросил немца старший дозорный.
— Искупать коней и сами хотим искупаться — нашел ответ Хассе.
— Река везде одинакова, можете купаться у Кремля, как все делают.
— Там бабы стирают и шляются всякие разные горожане. Еще смеяться будут, мы обидимся, слово за слово — глядишь и получится нехорошо. Нам стыдливо ходить голыми перед незнакомыми! А здесь вода чище!
Московит только насмешливо носом фыркнул. Явно он имел другое мнение, ибо у немцев все не как у людей. Однако не стал спорить, пожал плечами и коротко напомнил , чтоб до захода солнца проехали через мост, и прибыли в Кремль. На ночь все ворота закрывают. Потому быть на месте до заката. Иначе будут считать, что с ними что недоброе произошло и начнут с утра поиск, а это ненужные никому хлопоты. Махнул рукой своим стрельцам и они не спеша потрюхали домой.
Проводив их взглядом старший канонир негромко спросил прохвоста, затеявшего всю эту странную эскападу:
— И что теперь? Будем искать жемчуг, как черномазые индейцы?
— Жемчуг? -удивился 'Два слова'. Глазенки у него определенно загорелись — он бы понырял точно. Добывать любые ценности он был готов в любое время и откуда угодно.
— Нету тут жемчуга — отмахнулся игрок.
— Тогда что? — поддержал начальственное недоумение молчун.
— Поехали — вон до того поворота реки. По дороге объясню — ответил игрок.
Двое других канониров недоуменно переглянулись, посмотрели вперед — туда где река и впрямь закладывала крутой изгиб, тронули лошадей.
— Вообще-то речной жемчуг московиты собирают — и много. Но хоть и играют зерна эти перламутровым блеском, но мелкие они и не ровные, потому в Европе не ценятся. Так что давай, говори... — Хассе посмотрел на подчиненного ожидающе.
— Когда у адмирала Карстена Роде служил канониром — взяли мы на ганзейском судне в плен пару ушлых испанцев, настолько прохвостов, что им даже из испанской армии пришлось дезертировать. Отдали их мне — в канониры. Много чего понарассказывали интересного.
Тут Гриммельсбахер иронично посмотрел на 'Два слова' и спросил:
— Про 'Антверпенскую заутреню' доводилось слыхать?
Молчун хмуро уставился на болтуна, определенно оживившегося после убытия московитов. И буркнул:
— Слыхал...
— А я — нет! — сказал Хассе.
Оба подчиненных глянули недоверчиво на свое начальство.
— Не шутишь? — недоверчиво уточнил Шелленберг.
— Никто не знает всего. А заутреней много разных было, всего и не упомнишь. Да и в Антверпене я ни разу не был... — пожал плечами Хассе.
— Даже странно, я был уверен, старина, что ты знаешь про все, как университетский профессор из Болоньи и даже больше — удивился искренне игрок.
— Намного больше — согласился и молчун.
— Ладно мне пятки лизать, рассказывай уже! — усмехнулся стариший канонир, бесспорно польщенный.
— Это был роскошный торговый город с богатейшим населением! Но такой, странный. Даже по названию судя! 'Ханд верфен' — Отрубленная рука. Понятно, что язык у них нечеловеческий, перекувырнули в дурацкое 'Антверпен'. И на гербе — кровавая пятерня.
— Чья рука-то? — удивился молчун. Лингвистикой и топонимикой он сроду не занимался, но название города его удивило искренне.
— Да наплевать — то ли местный герой отрубил руку местному троллю, то ли тролль — местному герою. То неважно совсем!
— А что важно? — буркнул 'Два слова'.
— Важно то, что полководец при осаде заявил своим обнищавшим солдатам — а испенцы тогда давненько монет в руках не держали, обносились и отощали — что после взятия Антверпена король разрешил своим солдатам три дня веселья. Понятно, что это грело души осаждавшим. А чертовы антверпенцы взяли и порушили все надежды, подложив тощую свинью.
— Взяли и капитулировали? На почетных условиях? — догадался Хассе.
— Угадал в самую мякотку! Полководцу — почет и слава, королю — богатый негорелый город с портом и не порушенной торговлей, то есть золото ручьем. А солдатам — кукиш без масла по всей роже. Ну нет денег, для вояк! Все деньги на развлечения двора пошли и на тамошний королевский дворец — Эскуриал! — сказал игрок.
Двое его приятелей переглянулись. Ситуация была знакома вглубь и насквозь, что такое солдатская жизнь наемники отлично знали. Гриммельсбахер продолжил повествование:
— Город сдался. Солдаты утерлись. До поры до времени. Гарнизону испанскому в этом городе опять не заплатили жалования, когда подошел срок. Ну как всегда — не было у начальства денег. И с магистратом договоренность у короля была письменная, что город грабить не будут, потому эти дураки городские думали, что они в безопасности, а дела промеж вояк чужих им по боку. А вот солдатня так не думала — и раз начальство не дает звонкой монеты — то почему б не пощипать жирных гусей, что по улицам расхаживают важно? После взятия города-то не дал король повеселиться, хотя и обещал!
И раз такое дело, гарнизон закатил такую резню с грабежом, что аж обидно, что у людей бывает такой праздник, а тебя не позвали! Разорили они богатейший город в лоск, горожан резали как курей, в общем — повеселились от души. Отправили за один день святому Петру, будь он благословенен, самое малое аж 15 тысяч душ обоего полу и всех возрастов. Бабам и девкам, напыщенным гордячкам, тоже ласки досталось полной меркой!
— Некрасивые они там — усмехнулся 'Два слова'. И видно было — не понаслышке знает.
— Зато толстые и грудастые на хороших-то харчах! Что еще от бабы надо? В общем — отвели испанцы душу. Но я не о том. Те прохвосты, что служили под моим началом на корабле, рассказали, что был у них парень, еще более пройдошистый, чем они сами. И через некоторое время, когда душу отвели, он им предложил выгодное дельце.
— Ага, понял — сказал Шелленберг.
— Ну да. Когда антверпенцев стали резать, они, как ни старанно, старались спастись — кидались в реку и пытались уплыть. Но тут у них не очень получалось — и пули быстрее, и арбалетные болты, да и когда толпа валится друг на друга в воду с набережной, а их подкалывают копьями в спины, получается давка — короче говоря — много горожан и их баб просто утонуло. Потом через несколько времени такие гости Нептуна вздуваются и всплывают. И вода их несет дальше — и на каждом повороте прибивает тушки к берегу. И для человека воинской профессии, ну то есть умного, ловкого и не брезгливого — в куче таких утопленников, пошедших на дно с кошельками, перстнями и прочими украшениями найдется много чего полезного. Мои прохвосты тогда озолотились, но не поделились с начальством, а это всегда чревато боком. Вот им и пришлось бежать из армии и поневоле идти в наемники, когда все золотишко и украшения с тряпками ценными спустили на выпивку и девок.
— Зато повеселились! — явно завистливо молвил 'Два слова'.
Гриммельсбахер согласно кивнул:
— Да и потом они похожее дельце обстряпали. Пару лет назад их кондуктор — кондотьер Филипп Строцци, увидел, что в его войске из-за огромного количества маркитанток марши стали медленными и переходы короткими, потому как стопорили неспешные девки армию, приказал отобрать тех, что покрасивее, а остальных восемь сотен утопить в реке. Что и было сделано! И мои прохвосты, выждав положенное время, удрали от этого дикого человека, который маркитанток топит, как котят.
А удрав — вернулись на то место, где наемники баб в воду загнали. Бабенки за это время как раз всплыли и надо было просто походить ниже по течению где на мелководьи эти бедолаги и лежали. Их, конечно, ограбили до того, как утопили, но бабы хитрые существа, тем более обозные бестии — испанцы неплохо разжились там, знали где искать, да и восемьсот баб враз утопить за раз — не шибко-то пошуруешь по их тряпкам...
— Действительно придурок какой-то этот кондотьер. Хорошо, что не везде к 'солдатским девкам' так жестоко и глупо относятся. Толковые военачальники ценят маркитанток, просто надо организовывать их в отряды и назначать над ними в командирши умную бабу и специального крепкого духом и телом мужчину — хуренвайбеля. Чтоб в кулаке этих шлюх держали, тогда от них пользы много!
— Это точно! — согласился 'Два слова'
— Причем разной пользы на все вкусы: кантиньерки -готовят еду и стирают, а вивандьерки — идут в бой вместе с солдатами, несут с собой вино, жратву и припасы для бойцов, а еще грабят и добивают раненых врагов. Солдату с этого великая польза, а еще и ночью радость! А кондотьер этот — дурак набитый и вряд ли чего добьется в жизни, раз в своем войске порядок наладить не может! Страцца сраная! — разозлился почему-то Хассе.
— Не слыхал про такого! — согласился и Шелленберг. Впрочем разных военачальников, воевавших по всем странам трудно было знать простому солдату — расплодилось их как вшей. Но удачливые и успешные все же были на слуху, так что этот решительный, но неумный Строцца (или как его там) видать и впрямь не преуспел..
— Ну в общем — я как увидел, что лекарь с берега кости пальца поднял, а ты, старина перевел, что этот московит выговаривал Паулю, дескать кидали они покойников в воду, устравая 'мокрые похороны' словно матросам пропащим — так и сообразил, что можем и мы немного поиспанить! — наконец прояснил свой замысел Гриммельсбахер.
— А, ну это я понял. Хотя сильно удивился твоим словам, что купаться хочешь, сроду такого желания у тебя не видал, свинтус немытый! — расхохотался старший канонир.
— Часто мыться — удачу смоешь! Да, вот по моему мнению к этой излучине должно было много кого из горожан прибить. И вороны с сороками там стаей — указал пальцем игрок.
— Год прошел. Полагаешь, местные такое упустили? Люди везде одинаковы, явно обобрали, что ценное было! — засомневался Хассе.
— Вода сильно выше стояла — по всем приметам видать. А сейчас по жаре — река обмелела. Потому что раньше было под водой — то сейчас открылось. Попытка — не пытка! Да и далековато от города-то. Опасно сюда ходить — это сейчас тартар и разбойников поразгоняли...
— Ладно. Если есть охота — валяйте. А я на бережке посижу, посторожу. Мало ли кого черти принесут, а без оружия и одежи человеки как лягушка беззащитный — согласился начальник над пушкарями.
— Да кто на нас — троих солдат — посмеет окрыситься? — удивленно спросил игрок.
— Фанфарон! — неодобрительно глянул на приятеля 'Два слова'.
— Кто угодно. Ты ж там в воде голый будешь, без аркебузы и меча. Дубиной тебя опоящут — и сам поплывешь дальше в море. Я видал как русские палками дерутся — и шпагой не отмашешься — зашибут мигом! Так что лучше посторожу. Костерок запалю, глядишь погреетесь, как вылезете. А вонять и впрямь стало сильнее! — отметил очевидное старший канонир.
Когда поближе подъехали к излучине реки — убедились, что проныра прав. Вид у сбившихся в кучи и сгнивших у берега трупов был мерзкий и шокировал бы многих — но не рвушихся к богатству и успеху кнехтов. Эти привыкли к мертвецам в разной степени разложения и особо не принюхивались. К вонище старые солдаты уже давно притерпелись. Война вообще дурно пахнет. Единственно, рачительный 'Два слова' посожалел, что тряпки все — частью обгорели, частью уже и погнили и потому на одежде навара не получится. Это было печально — московиты одевались добротно, стоила их одежда дорого. А тут после пожара и гнили вид у лохмотьев был никудышный.
Но свою одежонку и туфли он скинул чуть ли не быстрее, чем заваривший всю эту кашу Гриммельсбахер. И бестрепетно полез рыться в костях. Мясо с них уже слезло, но сами костяки, люто вонявшие, держались целыми — суставы продолжали их скреплять. Потому влипшие в берег скелеты приходилось ворочать с усилием. Сначала дело не шло — то кучей лежали друг на друге маленькие скелетики, явно детские, совершенно нищие, что там у ребятни ценного может быть, то потом по причуде реки горой сложились здоровенные кости коров и лошадей, но наконец удача улыбнулась мародеру и под скалившим молодые, крепкие зубы черепом блеснуло серебряное монисто, а когда канонир прополоскал украшение в воде, аккуратно стянув его с мертвой девушки — то с радостью увидел, что и три золотых монетки кроме серебра поблескивают. И тяжеленькое! Не простая красотка была при жизни, такую роскошь могли позволить только богатые люди.
Но больше на ней ничего там не нашлось — хотя искал со старанием среди склизких лохмотьев тонкого, уже ставшего бурым полотна. Где-то в другом месте осталась поясная сумочка и серьги, да и пальчиков у покойницы не было, так что надежды на колечки рассыпались прахом.
Гриммельсбахер увлеченно рылся в костях неподалеку, распугивая очень недовольных его вторжением ворон. Солнце уже коснулось верхушек деревьев, потянулись длинные тени. Старший канонир распалил на берегу небольшой костерок, сидел так, чтоб дымок отгонял чертовых надоедливых комаров и прочих жужжащих кровососов. Получалось удачно, как раз спиной к реке и лицом к дороге, потому Хассе даже и не очень удивился, когда вдруг кусты зашевелились и на дорогу высыпало с десяток бородатых мужиков затрапезного вида, но решительных и злобных. Оружия, как такового, у них не было, потому как топоры, ножики и здоровенные дубины, размером с добрую оглоблю — тут за оружие никогда не считались.
Впрочем, опытный солдат имел на этот счет свое мнение, потому пружинисто вскочил на ноги, успев перед этим одной рукой схватить лежащую рядом с ним аркебузу, а другой — мигом сунуть в пламя кончик фитиля, который был предусмотрительно намотан у него на запястье.
Расстояние между ним и мужиками было совсем не большим, но трещащий, сыплющий искры фитилек и грозно глядящая аркебуза в умелых руках явно охолонули выскочивших из кустов. Это было и хорошо — что мужики остановились — и плохо, потому как явно знали что такое огневой бой, это показывало их, как имеющих опыт в потасовках.
— Пошто кости тревожите? Вот ужо вам будет! — грозно заявил тот, что был одет получше и обут — не в лаптях, а сапожках. Правда один сапог был больше и явно разношеннее, а другой меньше и почти новый. Но надраены оба старательно — запах дегтя перешиб трупную вонь из реки.
— Вам что есть за дело? Собираем коней купать! Мы есть на царевой службе. А кости тут по берегам руки, куда ни ногой ступни везде! — уверенно заявил по-русски старший канонир.
Он прекрасно видел не очень дельный для себя расклад — если эти мужики кинутся на него сейчас — он, может быть, если поможет святой Георгий, свалит пулей одного из нападающих. Но остальные его враз замолотят топорами и дубинами. От толпы скрамасаксом не отмахаешься. А пара приятелей не успеют добежать на помощь и их, голых, убьют еще быстрее. Одна надежда, что это все же не солдаты, потому опасаются все — хоть подстрелит он одного. Но этим одним никто быть не хочет. Да, их 11 человек, а пулю словит только 1. Но никто не хочет быть этим счастливчиком. Печальное это дело — поймать своим собственным тельцем пульку. Особенно когда остальных этот подарочек минует. Только это, видать, и сдерживало мужиков от немедленной атаки.
