Конечно, не то чтобы это, казалось, помешало этому случиться в конце концов.
— Я поговорю с Аликзом утром, желательно на корме, где нас не подслушает ни один из ушастых маленьких питчеров, — сказал Арналд. Стифини выглядела слегка встревоженной, и он поморщился. — Дорогая, мы не можем скрывать это от него вечно. Он на три года старше Джиффри, и он, возможно, уже выяснил и понял гораздо больше, чем хотелось бы нам, всем вместе взятым. Мы не можем засунуть пробку обратно в эту бутылку. Но он умен — иногда страшно умен — и он достаточно взрослый, чтобы понимать, что может произойти, если... кто-то решит, что твой отец имеет какое-то отношение к действиям Алвина. Чего, конечно, — он оглядел стол без всякого выражения, — как мы все знаем, он не имел.
Остальные четверо взрослых молча посмотрели на него в ответ.
* * *
— Какие-нибудь проблемы с нашими гостями сегодня вечером, Антуан? — спросил отец Синдейл Раджирз.
— Нет, сэр, — ответил лейтенант Антуан Кулхэйн, второй лейтенант корабля флота Бога "Сент-Фридхелм". — За исключением того, что маленькую девочку все еще укачивает. — Лейтенант с сочувствием покачал головой. — Надеюсь, что ей не станет еще хуже, чем сейчас. Мне бы не хотелось подвергать ее тяжелому удару, если она сейчас так несчастна!
— В чем-то ты прав, — признал Раджирз.
Они вдвоем стояли на юте сорокапушечного галеона. Пасмурная ночь была безлунной и беззвездной, черной, как сапоги Шан-вей для верховой езды, и прохладной, обещающей дождь перед рассветом. С северо-северо-запада дул сильный попутный ветер, и корабль двигался на северо-северо-восток, держась левого галса, со скоростью шесть узлов. Волны были немногим более четырех футов в высоту, и "Сент-Фридхелм" — прочный корабль и хорошее морское судно, более ста сорока футов в длину и почти сорок футов в поперечнике — мягко, почти степенно покачивался, принимая их на левый борт. Они находились в восьми днях пути и почти в тысяче трехстах милях от залива Горэт, чуть более чем на полпути между Горэтом и портом Эртейн в бухте Карвир княжества Тэншар.
Эртейн был крупнейшим — и единственным настоящим — морским портом Тэншара, но он был, в лучшем случае, в четверть размера Горэта. Однако он находился всего в ста милях по суше от еще меньшего городка Марглис, расположенного в устье реки Тэншар. Устье Тэншара было мелким и изобиловало коварными илистыми отмелями, так что было гораздо разумнее доставить семью графа Тирска в Эртейн. Они могли бы отправиться по дороге в Марглис, затем вверх по реке к каналу Шулер и далее к озеру Пей для заключительного этапа своего путешествия в Зион. Во многих отношениях Раджирз предпочел бы отправиться в Мэйлэнтор в герцогстве Мэйлэнсат, а не в Эртейн. Путешествие было бы примерно на четыреста миль длиннее, что увеличило бы время плавания на три дня или около того, но Мэйлэнтор предлагал гораздо большую — и глубокую, не говоря уже о лучшей защищенности — гавань, чем Эртейн, и путешествие его пассажиров по реке и каналу до озера Пей было бы на пятьсот миль короче.
К сожалению, его приказы на этот счет были предельно ясны, и он не мог спорить с логикой, стоящей за их выбором места назначения, как бы мало его это ни заботило. Судя по всем сообщениям, силы галеонов еретиков оставались полностью занятыми блокадой залива Сарам, и за пять дней никто не сообщил, что видел хотя бы один из их легких торговых рейдеров к востоку от острова Уэйл. Однако это не означало, что их не могло быть дальше на восток, и не было абсолютно никакого смысла рисковать его кораблем или его пассажирами, особенно после того, что случилось с конвоем пленных в канале Тросан. Гораздо лучше выбрать более длинный маршрут через Ферн-Нэрроуз, оставаясь в пределах видимости дружественной береговой линии Долара — и, надеюсь, в пределах досягаемости порта-убежища — на протяжении всего путешествия. Он продвинулся немного дальше на запад, как только наступила ночь, потому что отмели вдоль побережья герцогства Мэйликей простирались немного дальше в море, сжимая сужение до немногим более ста тридцати миль. С северо-северо-западным ветром он хотел иметь немного больше места с подветренной стороны. Они находились в сорока с лишним милях от побережья, и портов-убежищ в Мэйликее было мало, но все же была пара таких, в которые он мог заглянуть, если понадобится.
Он также не был слишком горд, чтобы бежать, если случится что-то неприятное, хотя он должен был признать, что пробираться с осторожностью через то, что должно было быть собственными водами Матери-Церкви... раздражало его. Это была одна из причин, по которой он предпочел бы отправиться прямо в Мэйлэнтор, и если бы Церковь располагала средствами, чтобы предоставить "Сент-Фридхелму" мощный эскорт, это было именно то, что он бы сделал. К несчастью, корабль Раджирза был одним из немногочисленных галеонов, все еще несущих знамя Матери-Церкви. Безусловно, большинство корпусов, оставшихся во флоте Бога после катастрофы в Марковском море, были переданы либо имперскому харчонгскому флоту, либо королевскому доларскому флоту. Те, которые не были переведены, просто были законсервированы, чтобы их артиллерию можно было использовать для береговой обороны, а их экипажи — передать армии Бога. На самом деле, во всем заливе Долар осталось всего пять галеонов флота Бога, и это была чистая удача, что "Сент-Фридхелм" оказался доступен в Горэте, когда Мать-Церковь нуждалась в нем.
Конечно, это была "чистая удача", Синдейл, — сказал себе сейчас капитан. — Это не могло быть чем-то другим, не так ли? В конце концов, как кто-то мог знать, что собственный помощник адмирала Тирска окажется чарисийским шпионом?
К сожалению, Синдейл Раджирз не очень верил в "чистую удачу", особенно в этом случае. Его кораблю было приказано отправиться в Горэт, чтобы доставить небольшую группу инквизиторов отцу Абсалану Хармичу. Любая из довольно небольших церковных шхун или бригов могла бы выполнить то же самое, но выбрали его, а затем возникла некоторая путаница с его дальнейшими приказами. По какой-то причине "Сент-Фридхелм" оказался на якоре в бухте Горэт почти целых два дня, ожидая, пока кто-нибудь найдет для него какое-нибудь другое занятие, прежде чем произошло эффектное самоубийство коммандера Хапара. Как удачно это получилось в конце концов, — сухо подумал он.
И тогда, конечно, возникал вопрос о том, почему королевский доларский флот не мог обеспечить эскорт, которого больше не было у флота Бога. Или, если уж на то пошло, обеспечить транспорт для семьи своего собственного командующего на борту одного из своих судов. Если, конечно, не было какой-то причины, по которой у кого-то в Матери-Церкви могли возникнуть сомнения по поводу лояльности доларского флота к джихаду. И так, опять же, разве не повезло, что странствия "Сент-Фридхелма" просто случайно сделали его доступным для исполнения этой обязанности?
Фортуна была еще одной из тех вещей, в которые отец Синдейл не очень-то верил.
— А как поживает отец Эймос? — спросил он через мгновение. — Я скучал по нему за ужином... снова.
Кулхэйн слегка улыбнулся. Эймос Рудари был почти таким же плохим моряком, как маленькая Жудит Уитмин. Хуже того, он был выше шести футов ростом, что было неудобно на борту военного галеона. К сожалению, ему, казалось, было трудно вспомнить это — возможно, из-за того, насколько несчастным его сделала морская болезнь, — и с тех пор, как поднялся на борт, он несколько раз чуть не потерял сознание, ударившись то об одну, то о другую палубную перекладину. В сочетании с тошнотой, которую он испытывал, особенно в последние несколько дней, этого было достаточно, чтобы он с гарантией проводил большую часть времени в своем гамаке, потягивая золотоягодный чай и пытаясь придерживаться диеты из мягкого хлеба и супа.
— Полагаю, что отец чувствует себя несколько лучше, сэр, — сказал лейтенант через мгновение. — На самом деле он был на палубе вскоре после захода солнца.
— Хорошо. Рад слышать, что он чувствует себя лучше. Может быть, он даже согласится присоединиться к нам за ужином завтра вечером. Напомни мне, чтобы кок приготовил что-нибудь мягкое.
— Есть, есть, сэр, — сказал Кулхэйн с широкой улыбкой.
Раджирз кивнул лейтенанту, сложил руки за спиной и начал медленно расхаживать взад и вперед по наветренной стороне кормовой палубы, готовясь к своему ночному дежурству.
Воздух казался еще более влажным и прохладным, чем когда он вышел на палубу, а барометр падал постоянно, хотя и медленно, большую часть дня. Ночь обещала быть дождливой, но вряд ли ветер заметно усилится, что, он был уверен, оценят и отец Эймос, и молодая госпожа Жудит. Хотя, если бы он был родителями госпожи Жудит, он бы проголосовал за более тяжелую погоду, чтобы Рудари оставался там, где он был, и подальше от них.
Синдейл Раджирз служил Матери-Церкви и Храму всю свою сознательную жизнь. Его собственное рукоположение в сан младшего священника ордена Чихиро произошло только потому, что он был опытным моряком, которого назначили командовать кораблем флота Бога, но до этого он почти двадцать лет был капитаном церковных курьеров и транспортов. Эта обязанность привела его к контакту с большим количеством священников, верховных священников и епископов, чем он мог сосчитать, и даже с горсткой архиепископов. Как следствие, у него было гораздо меньше иллюзий относительно церковного священства, чем у многих, и он распознал тип Эймоса Рудари — и его цель — в тот момент, когда он поднялся на борт.
Это была еще одна из нескольких причин, по которым он был уверен, что "Сент-Фридхелм" не "просто так" оказался в бухте Горэт.
Раджирз вообще ничего не имел против графа Тирска. Из всего, что он когда-либо видел или слышал, Тирск был старшим офицером, который полностью заслуживал занимаемую им должность. Хотя сам Раджирз никогда не скрещивал мечей с имперским чарисийским флотом, он читал сильно отредактированный отчет отца Грейгора Сироуза о битве в Марковском море. Он также прочитал доступные отчеты о битве при Итрии, и они с "Сент-Фридхелмом" посетили остров Кло после того, как доларцы отбили его у еретиков. Он видел, как эффективно они укрепили его подходы... что также многое сказало ему о боевых качествах чарисийцев, которые снова отвоевали его. И весь мир слышал о том, что произошло в Коджу-Нэрроуз. Насколько он мог судить, флот Тирска был единственным на Сэйфхолде, который когда-либо давал еретикам сдачи, и было трудно не заключить, что это было из-за человека, который командовал им и обучал его.
В разумном мире это должно было заслужить веру, поддержку и доверие Матери-Церкви. В мире, который существовал на самом деле, вещи редко были такими четкими, как сказано в Священном Писании, и у отца Синдейла Раджирза было очень неприятное подозрение относительно того, почему очевидно близкая и любящая семья, в настоящее время занимающая его каюту, направлялась в Зион.
В разумном мире в его обязанности не входило бы отвозить их туда. В мире, который существовал на самом деле...
* * *
Дождь лил непрерывно — и так сильно, как и ожидал отец Синдейл, — когда ночь перевалила за полночь и вступила в час Лэнгхорна. То тут, то там на борту корабля флота Бога "Сент-Фридхелм" наиболее ревностные члены его экипажа останавливались в молитве и размышлении, которые Священное Писание предписывало всем верным сынам и дочерям Матери-Церкви посвятить благополучию своих душ в это особое и освященное время ночи. В капитанской каюте семья графа Тирска крепко спала, за исключением юной Жудит, которая судорожно ворочалась из-за морской болезни, в то время как ее мать дремала рядом с ней. На палубах галеона дежурная вахта занималась своими делами, а высоко над этими палубами вахтенные на мачтах кутались в свои непромокаемые плащи. В дождливой темноте было нечего разглядывать, как бы они ни старались, но, по крайней мере, та же ужасная видимость означала, что никто другой, скорее всего, их тоже не увидит.
* * *
— Полегче там! — тихо позвал лейтенант Гектор Эплин-Армак с юта КЕВ "Флит уинг". — Давайте не будем ломать ноги или... или издавать какой-нибудь чертов шум — нам это не нужно.
— Извините, сэр.
Несчастный моряк, поскользнувшийся на скользких от дождя досках и уронивший пятигаллоновую бутыль с горячим чаем и дюжину жестяных кружек, которые он нес на палубу для вахтенных, поднялся. Чудесным образом оплетка тяжелой глиняной бутыли уберегла ее от повреждений. Чай даже не пролился. Жестяные кружки, с другой стороны, разлетелись в стороны, порвав шпагат, привязанный к их ручкам для удобства переноски, и с грохотом покатились в шпигаты.
Теперь моряк стоял, баюкая на руках бутыль, в то время как несколько его ухмыляющихся товарищей по команде спасали посуду.
— Извините, сэр, — повторил он. — Это больше не повторится, сэр!
— Пока с тобой все в порядке, Фьюмихиро, — сказал Гектор, стараясь не улыбаться, несмотря на то, что в его нервах неуклонно росло напряжение. — Просто смотри, куда идешь.
— Есть, есть, сэр!
Фьюмихиро Кэспир вытянулся по стойке смирно, оставаясь в таком положении, пока Гектор не кивнул ему, чтобы он продолжал разносить чай, и не один из других промокших моряков на палубе "Флит уинг" отвернулся или поспешно поднял руки, чтобы скрыть ухмылки, которые грозили выйти из-под контроля. В девятнадцать с половиной лет — меньше восемнадцати по староземным меркам — Фьюмихиро был очень молод, и он так и выглядел, когда стоял перед своим командиром. Этому командиру, с другой стороны, исполнилось всего семнадцать — шестнадцать с половиной лет по летоисчислению Старой Земли — полтора месяца назад. Кроме того, он был на добрых четыре дюйма ниже Кэспира и, возможно, весил на две трети больше.
И все же, какой бы забавной ни казалась эта картина команде его корабля, никто из них не усомнился в праве герцога Даркоса стоять на этой палубе в качестве капитана восемнадцатипушечной шхуны. И, если уж на то пошло, он не выглядел почти так же молодо, как Кэспир, несмотря на недостаток дюймов и жилистое телосложение. К настоящему времени во всем имперском чарисийском флоте, возможно, было пять моряков, которые не слышали историю о спасении герцогом княжны Айрис и князя Дейвина после того, как все его старшие офицеры были убиты или ранены. Однако их не могло быть шестеро, и история о том, как он во второй раз спас жизнь княжне в день их свадьбы, была так же широко известна.
Все знали, что барон Сармут нарушил военно-морские правила почти — почти — до предела, назначив кого-то в возрасте герцога Даркоса командиром одного из военных кораблей их величеств. Но шхунами ИЧФ командовали молодые люди, и "герцог" (как его называла вся эскадра, как будто во всей империи не было другого герцога) вполне доказал свою пригодность для командования. Храбрости, даже безрассудной храбрости, у молодежи его возраста обычно было в избытке. Герцог продемонстрировал как моральное мужество, что было гораздо реже, так и способность сохранять хладнокровие и расчетливость даже в разгар боя, что было еще реже. Эти качества были видны в его глазах любому, так же как шрамы и бездействующая левая рука свидетельствовали об опыте, который помог ему их приобрести.
