Ни секунды не сомневающийся в себе швейцарский профессор предложил немедленно подписать соглашение, после чего он предоставит в распоряжение института нужное количество ампул для первого курса. Но при одном условии: иностранец настаивал, чтобы на контракте стояла подпись самого пациента.
— Мой препарат обладает уникальной способностью: вас захлестнёт гормональная волна и вы почувствуете себя на 25 лет! И каждый раз после введения препарата эффект будет более долгим, — продолжал нахваливать свой товар швейцарец, пока его чернокожий ассистент извлекал из папки текст договора. — После 30 ампул эффект сохранится на 10 лет! При этом повторяю: никаких неприятных последствий для вашего организма и психического здоровья не будет — фирма гарантирует!
— Звучит слишком фантастично, — дипломатично заметил Оскар Карлович и застенчиво улыбнулся.
— Это так! — заволновался иностранец. — Мы привезли отзывы независимых экспертов. О нас пишут авторитетный профессиональный мэгезинс!
— И всё же, герр профессор, ваш препарат ещё не прошёл полный цикл сертификаций и не получил одобрения европейских надзорных органов, включая Комитет ЕМА по лекарственным средствам для человека. Не говоря уже о FDA (управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США).
— Вы хотеть говорить, что мы предлагать вам, как это у вас, у русский, говорят: "кота в мешочке"? — обиженно надулся гость. — Я вам предлагать честный первоклассный продукт, на чистом, как у вас принято говорить, сливочном масле, то есть "сваренном" из безупречного набора ингредиентов, которые не принесут вам ни малейшего вреда, одну лишь дистиллированную пользу! Полный перфект! Идеальное лекарство! А вы...
— Так мы не сомневаемся в этом, герр профессор. Я просто веду к тому, что мы не можем рисковать здоровьем нашего уважаемого пациента, — после этих слов Альтшуллер преданно заглянул в глаза Крымову и завёл разговор с фирмачом о том, что вообще-то желательно вначале предоставить его институту всю документацию и некоторое количество самого вещества для предварительного тестирования. При этом Оскар Карлович обещал сразу выплатить владельцу патента хороший аванс: — Мы компенсируем вам все издержки ещё до заключения контракта!
— Есть на свете вещь гораздо ценнее и привлекательнее даже завораживающего блеска "металла дьявола", — щуря цыганские очи, на отличном русском ответил гость; и после короткой паузы сладко промурлыкал: — ...Это молодость!
— Но мы хотим лишь удостовериться, что ваш препарат отвечает стандартам безопасности...
— Исключено! — отрезал Хуго Шварцхертц. — Формула является секрет фирмы. Мой личный ноу-хау. На исследование ушло 25 лет и почти миллиард евро. Именно поэтому мой препарат только для суперэлиты! Лакшери! Для один процент самых богатых, самых влиятельных, самых знаменитых. Потому и стоимость его так высока.
Как не хотелось директору института получить доступ к сенсационному открытию, швейцарец жёстко его бортовал. Сотрудничество оказалось под большим вопросом. А главное, что самому Крымову заезжий торговец чудодейственными снадобьями не нравился всё больше. Николай Николаевич не поверил ни единому его слову. Ясно же, что очередной шарлатан, авантюрист международного разлива, проплатив "джинсовый" пиар своей "микстуры" в нескольких европейских журналах, прибыл в "варварскую" Россию в надежде хорошо заработать и улизнуть.
— Президент РФ не подписывает никаких документов с частными лицами без предварительной экспертизы их в соответствующем департаменте, — после продолжительного молчания заявил о себе в третьем лице Крымов. Он медленно поднялся из-за стола, чтобы выйти из комнаты. Теперь кровать — его самое желанное и главное место обитания. Скорее бы уж добраться до неё! Он даже ничего не станет читать или смотреть. Хотя нет, ровный белый потолок выглядит очень даже ничего...как бы он хотел, чтобы все вокруг стало белым, как он. Но самое лучшее — просто погрузиться в сон, отгородиться от мира. Единственное, чего он по-настоящему желает, — это чтобы его все оставили в покое. На самом деле его жизнь стала похожа на ад, на трясину, в которую его медленно засасывает. Он был бы даже не прочь, чтобы бог или дьявол облегчили его страдания и не дали проснуться уже завтра.
Глава 167 "Предвкушение"
Демонстративный уход клиента подействовал на швейцарца, и он поспешил заявить, что готов на уступку:
— И не надо ничего подписывать! Вы совершенно правы! — воскликнул ловкий коммивояжёр с чувством хлопнув себя по острой коленке. Только из уважения к вам мне будет достаточно одного вашего слова, Ваше Превосходительство! Что вы берёте на себя некоторые обязательства, — он замахал руками, показывая, что речь идёт о сущем пустяке, — чисто декларативного имиджевого характера перед моей фирмой.
Неожиданно выяснилось, что у заезжего профессора зрачки разного цвета (скорей всего зачем-то надел разноцветные линзы). Отчего-то столь необычную подробность Крымов заметил только теперь. Подозрительный субъект. Крикливый, суетный, неприятный, да ещё наверняка очередной враль. Напрасно он вообще согласился остаться, недовольно думал политик, шагая к выходу. Никогда ведь не вникал в подробности обслуживающей его "кухни". Такие вопросы всегда решали сотрудники его администрации, они головой отвечают за качество того чем кормят и лечат первое лицо. Лишь глубочайшее разочарование в результатах омолаживающей терапии подвигло его участвовать в этом фарсе, что оказалось ошибкой...
Видя, как ценный клиент неумолимо движется к двери, швейцарец снова замахал руками и без малейшего акцента завопил в ссутуленную спину удаляющегося правителя:
— Господин президент, господин президент! Ещё лишь минуточку! Вероятно, вышло недоразумение, и Вы не совсем верно истолковали мои слова. О, этот коварный русский язык! Для меня и моей фирмы огромная честь быть вам полезными!
Иностранец выскочил из-за стола и бросился за уходящим президентом, едва не хватая его за полы пиджака:
— Не надо мне пока ничего обещать! Я решил немедленно (!) предоставить Вам ознакомительный промо-курс из 10 ампул — без всяких гарантий с вашей стороны!
Между фирмачом и Крымовым тут же бетонным волноломом возник один из президентских бодигардов, потому что никому не позволено не то что прикасаться к президенту, даже приближаться к нему ближе трёх метров.
— Скоро вы сами захотите официально закрепить наш союз! — уверял из-за широкого плеча почти двухметрового охранника вставший на цыпочки пройдоха. — Потому что ещё никто из тех счастливчиков, кому я сделал предложение ознакомиться с моим изобретением, не отказался.
Это подействовало: Крымов остановился и подал знак охраннику отойти на прежнее место. Швейцарец умел вовремя нажать на нужные клавиши в душе человека.
— Я верну вам прежнюю силу! Напористость! Вкус к жизни! — напористо обещал "фирмач-искуситель". — Писатель Ремарк как-то сказал, что если от жизни ничего не ждать, то никогда не испытаешь горького разочарования от краха иллюзий, но он просто не был знаком со мной! Я потратил жизнь, чтобы разгадать величайшую тайну человеческого счастья! Да, да, не думайте, что Хуго Шварцхертц сошёл с ума. Может я и современный алхимик, но в лучшем смысле этого понятия, поверьте!
Долгие годы работы в лаборатории, изучение гистологических срезов мозга тысяч людей подтвердили давно известный факт: счастье — это на 70 процентов идеальный баланс химии нашего мозга. А про мозг я знаю всё! Ибо изучаю его со студенческой скамьи. С годами жизнь отнимает у человека главное — предвкушение... Предвкушение любви, богатства, удачи, славы... Старость и усталость крадут у человека тот счастливый озноб, пугливое сердцебиение, мучительно-сладкое предчувствие заветного мига, часа, дня. А предвкушение зависит от высокого тонуса нашего мозга, "напитанности" его нейронов особыми белками, высокой концентрации в нём нужных нам нейромедиаторов, гармончиков удовольствия — опиатиков, дофаминчиков, серотонинчиков, тестостерончика... Я верну вам предвкушение! А всё остальное вы получите без труда благодаря вашему положение в этом мире...
Произнесённое с большим чувством обещание подействовало на Крымова таким образом, что ноги сами вернули его за стол переговоров. Он даже не стал возражать, чтобы швейцарец снял с себя душный защитный костюм (при условии, что иностранец останется в маске и перчатках), в котором было трудно долго находиться в помещении.
Глава 168 "Эпизод 12"
— Прости меня если можешь! — не обращая внимание на косые взгляды посетителей, стоя перед молодым мужчиной на коленях, просил его седой пенсионер. — Я тогда был совсем другой, когда встретил твою мать. Глупый. Знаю, что совершил подлость, и жизнь меня за это много раз уже наказала.
Сергей молчал. Первая его реакция была — ударить гада! Да так, чтобы захлебнулся собственной кровью, захаркал ею ползая по полу у его ног. За то, что так долго обманывал его, втираясь в доверие. За мать. За годы его собственных унижений. Ещё мальчишкой Палагин много раз представлял себе эту встречу, как жестоко поквитается с папашей за то, что тот сделал. Мечта о мести привела его в девять лет в зал бокса, потом в секцию самбо. Сергею вспомнились недавние "добрые" советы Сатановского: "Представь, как расправишься со старым ублюдком, ведь он изнасиловал твою мать и сбежал, как последний трус, поэтому должен заплатить по всем счетам".
"Дед" прочитал всё в глазах сына и произнёс с покорностью:
— Знаю, это трудно. Ты не обязан меня прощать.
Сергей до боли сжал кулаки: очень хотелось ударить, а лучше пырнуть ножом. Но держался. И даже удивился сам себе: впервые он смог простить человека, достойного быть по меньшей мере покалеченным.
Сын поднял старика с колен:
— Дело прошлое. Чего уж теперь.
Они даже обнялись в знак примирения. Какой-то мужчина за соседним столиком захлопал им, а его спутница стала вытирать платочком глаза.
Из ресторана они отправились на такси в Люберцы, домой к Деду. По дороге купили ещё выпивку и закуски — нужно было отметить встречу и примирение.
— Я посылал твоей матери деньги, она тебе говорила? — по дороге не умолкал отец.
— Нет.
— Понимаю её. Пришлось ждать, когда ты станешь взрослым.
— Почему же так долго молчал? Не говорил кто ты?
— Боялся. На войне ни черта не боялся. А тут трусил как последний... Боялся, что плюнешь мне в рожу, как только заикнусь кто я. Убьёшь. А ещё страшнее было думать, что не пожелаешь меня больше видеть. Сам ведь знаешь: один я остался, нет у меня никого на всём белом свете...кроме тебя.
Палагин понимающе кивнул.
— Талант у тебя от меня, — поднимаясь по лестнице у себя в подъезде сквозь одышку частил "Дед", словно опасаясь взять паузу, потому что не знал, что за этим может последовать. — У нас в роду все мужчины были знатными охотниками, — белку в глаз били, "ювелирами" называли.
И на кухне своей крохотной квартирки, накрывая на стол, откупоривая бутылки, "Дед" продолжал торопливо озвучивать то, что сотни раз уже обдумал и мысленно проговорил:
— С твоей матерью случайно всё вышло. Я тогда молодой дубина был. Гостил в соседнем селе у друга. Приехали в тот вечер в клуб на дискотеку. Вышел покурить, увидел её в парке наискосок, она была пьяная и почему-то одна. Решил подойти поговорить. А как разглядел какая она хорошенькая, в голову мне и стукнуло. Распушил павлиний хвост. За 70 суток отпуска уже почувствовал себя вольным ковбоем и нагородил дел... Вначале думал: "Попробую уговорить", деньги-то у меня были. Уболтать любую ведь мог. Рожа у меня тогда была симпатичная, глаз тоже ещё при мне. У местных девок такому городскому парню отказа обычно не было. Предложил угостить её пивом, а потом... потом завёлся. Молодой дурак был, а тут такая краля — "кровь с молоком"! Толстая коса цвета спелой пшеницы до попы. Она в светлом платье пришла, фигура обалденная. Похожа на Бриджид Бордо — француженка мне очень тогда нравилась. Как тут было сдержаться. Тем более я сильно пьяный был. В общем, бес попутал...
Повисла долгая пауза. "Дед" боролся с самим собой — рассказать все, что помнил, или не теребить болезненные воспоминания. Победило первое — каяться, так уж до конца!
— Я до сих пор помню её волнующий запах. В ушах её крик стоит... Хотя поначалу она даже не особо сопротивлялась, просто не поняла, куда я дело веду. Мне даже показалось, что девчонка сама не против. А потом, даже вроде как забалдела. Отключилась от наслаждения. Только вскрикнула, когда я ей целку порвал. Орать она стала уже потом, когда всё случилось. А в первые минуты мне показалось, что ей вроде как нравится, даже подмахивать мне начала и стонать.
Пока один из них двоих, снова остро чувствуя ожоги вины, спешил облегчить душу, у другого сужались глаза, начинало подрагивать колено, он становился похож на бойца, прикидывающего момент решающего выпада.
— Пьяный ведь был. Чувствую, мокрая — оргазм у неё. А она вдруг кричать стала, что девственница, но я уже остановиться не мог. Ты как мужчина сможешь меня понять... В общем, оприходовал я её.
"Дед" перевёл дух, виновато взглянул исподлобья:
— Так уж вышло... ничего не вернёшь. В тот же день уехал обратно в часть. Повезло, что никто меня не искал. И приятель мой молчал обо всём. А потом написал мне, что ты родился. Это сейчас я понимаю, что надо было отвечать за своё паскудство. А тогда, ты что! Она же не-со-верше-но-летняя была! А я капитана только что получил и первый класс оформил. В академию к тому времени нацелился поступать. А тут бы всё под откос... Меня бы в любом случае привлекли.
Закончив исповедь, пожилой седой инвалид ожидал приговора.
— Ты прости меня, сынок. Виноват я перед твоей матерью, и перед тобой. Серёжа. Как бы я хотел поступить иначе! Я хочу, чтобы ты понял, как я раскаиваюсь.
"Блэк" улыбнулся.
— Конечно, я тебя понял, папа... — Молодой мужчина шире растянул в оскале рот, потянулся обнять старика, и вдруг резко ткнул кулаком в заросшую седой щетиной скулу. Потеряв над собой контроль, с восторгом стал осыпать ударами.
— Это тебе за девчушку с дискотеки!
Выискивая самые уязвимые места "Блэк" словно месил боксёрский мешок:
— А это тебе — за меня!
— За выблюдка!
— За то, что весь в тебя стал, папа! — с тихим ожесточением приговаривал молодой мужчина.
— За поповские проповеди тебе, падла, которыми мне мозг е...!
"Дед" даже не пытался поднять руки, чтобы прикрыться, покорно терпел, уставившись на экзекутора остановившимся взглядом широко раскрытого единственного глаза, в котором застыла одна тупая боль и ещё покорность своей участи. Да и как могло-бы быть иначе? Ведь старик видел в своём мучителе не монолитную личность прирождённого чудовища с тяжёлой энергетикой палача, не кровожадного меркантильного садиста, на счету которого десятки жизней, за смерть которых он выставлял для оплаты чеки о выполненной работе. Глубоко раскаявшийся в грехах молодости старик видел перед собой мальчика, недолюбленного своей несчастной матерью, душу которой он "Дед" непоправимо искалечил. В глазах жестоко мстящего ему парня, на его перекошенном злобой лице, старик мог разглядеть такую боль от нехватки любви(!), что собственные мучения казались ему несущественными.
