Путлер с ненавистью взглянул на изгаляющуюся в хулах на него молодую бабу-обвинителя на экране телевизора. Чувство собственного бессилия сделало его тяжёлым, апатичным и пустым. Он будто вмиг разучился мечтать и бороться. То, что с ним творилось, напоминало обречённость человека, которого ведут на плаху. Ты просто наблюдаешь за всем со стороны, и ждёшь, когда твоя судьба, словно несчастливый бильярдный шар прокатится по зелёному сукну и отрекошетит от борта, после чего придётся расплачиваться за проигрыш. Как же трудно во второй раз умирать, зная, что ничего путёвого там не ожидает! Только выдернуть шею из хорошо намыленной петли вряд ли получится...
"Считаю, что подсудимому следует на коленях покаяться перед всем миром, — вернул старика к действительности голос прокурора. — Как в своё время покаялся приведший его к власти и в конце концов удавленный киллером по его же приказу БАБ. Возможно публичным покаянием он кого-то разжалобит...
— Не дождёшься, — процедил сквозь зубы Путлер.
В дверь деликатно постучали, но он проигнорировал стук.
— Покаяться! — словно эхо повторил Путлер.
Снова стук.
— Это я, господин президент! — донёсся из-за двери голос адвоката. — Можно войти?
— Мне?!... каяться...да ещё на коленях! — с удивлением и ненавистью прошептал он, присев на край застеленной спальной полки. — Ну да, конечно, им мало вынести приговор, им необходимо ещё и унижения от мумии — самое время позабавиться...".
"Мумия". Именно так его называли молодые учёные в окружении профессора Чеботарёва, и Путлер об этом знал. Услышал один раз и с тех пор не мог забыть. Вроде бы глупость, чего только не болтают мелкие ничтожные людишки, которые мизинца его не стоят, но оказалось, уязвлённое самолюбие продолжало свербеть, ведь он и вправду был мумией, когда его извлекли из кротового лабиринта времени...
Теперь ему самому уже казалось, что он снова стал какой-то хлипкий и склизкий, кое-как возвращённый к жизни, склеенный для суда коллаж. Любое неосторожное движение — и швы на пережившим десятки пластических операций и подработанном при бальзамировании мавзолейщиками лице, груди разойдутся, а сам он просто рассыплется на части, превратившись в горку омерзительно пахнущего дерьма. Как же он боялся порой смотреть на себя в зеркало!.. А в другой раз, наоборот, проводил перед ним часы, пристально высматривая предательские отметины того, что с ним сотворили убийцы и время. И как же он ненавидел себя теперь...И эту навязчивую адвокатшу, которая всё-таки без разрешения проникла к нему в купэ. Едва завидев её отражение в большом зеркале подсудимый перекосился лицом от злости на не сумевшую добиться для него оправдания защитницу: пустая балаболка с замашками мэтра!
Так что от того напора, с которым адвокат ворвалась к нему в купэ, быстро не осталось и следа, лишь подчёркнутое почтение и готовность снова услужить:
— Господин президент! Владимир Владимирович, я понимаю ваше состояние из-за оскорбительных высказываний этой выскочки, — адвокат указала взглядом на экран с изгаляющимся перед присяжными прокурором. Попутно Нинель Петровна машинально осматривалась: очередная "камера", предоставленная её клиенту, напоминала довольно просторную и шикарную оранжерею и номер люкс одновременно, а отнюдь не тесную клетку: в углах цветут орхидеи, ноги утопают в ворсе персидского ковра, мягкая мебель...просто её клиент всего этого не замечал, — его мечущейся в ожидании приговора душе чудилось будто его все предали и бросили в "каменный мешок".
— Зачем вы пришли? — бросил он почти брезгливо, едва взглянув в сторону вошедшей.
— Это моя работа, — адвокат внимательно оглядела доверителя, так коннозаводчик осматривает рысака, которому предстоит повторить забег в интересах тотализатора.
Подсудимый поморщился:
— Что вы можете предложить мне теперь, — после того, что случилось сегодня?!
— Ничего непоправимого пока не случилось, — не согласилась с его оценкой событий адвокат. — Наш тандем ещё имеет перспективы.
— Не знаю... Зачем? Разве вы не видите, что приговор неизбежен, — устало произнёс подсудимый, опустив голову и спрятав лицо в ладонях.
С трудом переносимая неприязнь к людям, как биологическому виду, снова взяла в нём верх, так что любой человеческий экземпляр вызывал лишь брезгливость, в лучше случае скуку.
— Я больше не нуждаюсь в ваших услугах, — стараясь сохранять вежливость, апатично произнёс мужчина.
— Видите ли, уважаемый Владимир Владимирович, на этом процессе не мне, и даже не вам это решать, — довольно нахально стала объяснять надоедливая баба и даже предостерегающе подняла вверх указательный палец, на котором поблескивало колечко с бриллиатиками.
Владимир Владимирович еле сдержался. У него старчески тряслись руки, он находился на грани чего-то скверного. А эта навязавшаяся к нему в спасительницы такая же пустышка, как и её предшественник, ещё смеет поучать его, будто он ей по гроб жизни чем-то обязан:
— Моя работа ещё не закончена. Конечно, я понимаю: в такой нервозной обстановке трудно сохранять самообладание. Может показаться, что там в зале все люди возненавидели вас. И отчасти это правда. Полагаю финальный раунд нами проигран: среди присяжных снова в большинстве те, кто открыто призывают преподать власти на вашем примере наглядный урок. Думаю ваши ненавистники на совещании Жюри будут настойчиво рекомендовать приговорить вас к публичному повешению.
— Слушайте, к чему вы всё это мне несёте?! Неужели вам недостаточно того, что они со мной сделали и сделают? Только не надо выносить мне мозг про то, что у вас родился гениальный план как этого избежать! — взорвался ВВП и добавил несколько нелицеприятных оценок по поводу умственных способностей блондинки.
После паузы адвокат нервно рассмеялась, но что-то заставило её пережить полученную оплеуху и не удалиться.
— И всё же вам лучше взять себя в руки, господин президент. Вы должны верить в то, что не ошиблись заменив мною своего прошлого адвоката. Вам стоит знать, что в моём лице перед вами целая команда лучших специалистов по политическим и военным процессам, включая первоклассных иностранных экспертов, срочно собранная в рамках брейнсторминга.
Лицо обычно холодноватой на эмоциональность блондинки будто излучало: "Рано отчаиваться, господин президент, у нас ещё остались козыри!". Нинель Комиссарова постаралась заразить клиента своим планом; эта успевшая разочаровать его в себе недалёкая дилетантка неожиданно для него сумела преподнести кем-то впихнутые в её небольшую черепную коробку свежие идеи, как долгожданный дар.
Глава 273
Было объявлено, что члены жюри присяжных уходят на совещание.
Присяжные отсутствовали около двух часов. И это при том, что только минут сорок у них ушло на то, чтобы помочь нескольким малограмотным коллегам из числа низкоквалифицированных работников и безработных своими негнущимися пальцами заполнить, непременно собственноручно, опросные листы (для истории). Так что, присяжные совещались бы наверняка ещё много дольше, будь у них такая возможность. Но сроки поджимали.
Наконец из совещательной комнаты появился старшина присяжных заседателей, чтобы огласить принятый вердикт. Но прежде всего он счёл нужным от лица коллег озвучить общую оценку прослушанному делу:
— Мы считаем важным сказать, что своим коллегиальным решением хотели дать чёткое предупреждение нынешнему кровавому воровскому режиму, архитекторов которого мы сейчас осудили. Итак. Знайте, господа! Мы вам нашу страну не отдадим на вечное поругание! А народу России хотим сказать: очнитесь люди! Нельзя бесконечно повторять ошибки предыдущих поколений!..
После этого судья, которому уже дали ознакомиться с вердиктом присяжных, обратился к подсудимому с вопросом:
— Можете вы сказать что-то такое, почему мы не можем вас казнить?
Путлер поднялся со своего места, невозмутимо насвистывая себе под нос фривольный мотивчик. Как ни странно он не выглядел подавленным и напуганным, каким был ещё совсем недавно. И даже небрежно бросил в ответ:
— Не так быстро...
...Закончив читать вводную часть, старшина Жюри принялся за оглашение приговора.
В разгар чтения взгляд председательствующего упал на адвоката Путлера, которая неожиданно покинула своё место и уверенно направилась прямо к судейскому возвышению.
— Что вы делаете, Нинель Петровна? — спросил он с изумлением. — Разве вам неизвестно, что во время оглашения приговора главой присяжных, защитникам не положено покидать свои места.
Однако не собирающаяся выслушивать все эти глупости про своего клиента Комиссарова бесцеремонно потребовала принять к сведению только что открывшееся обстоятельство чрезвычайной важности.
Ещё один сюрприз! Только этого не хватало! Ласточкина насторожилась. Разумеется, она понимала, что от адвоката подсудимого уже в сущности ничего не зависит. И всё же что там ещё придумали хозяева этой марионетки?!
Перехватив её взгляд, Комиссарова коротко осклабилась, показав оскал отличных зубов (предмет постоянной заботы первоклассного дантиста) и как будто процедила: "Ты рано обрадовалась, девчонка, понадеявшись на этих" — Нинель с отвращением незаметно для остальных скосила глаза в сторону присяжных.
— Но рассмотрение по существу завершено, уважаемая Нинель Петровна! — напомнил адвокату третий судья. — И вам это известно, не хуже нас.
— Формальности вам дороже человеческой судьбы! — накинулась на бывших соратников Комиссарова. — Как же вы можете творить правосудие после этого?!
— Мы следуем положенному регламенту, — постарался выдавить подобие примирительной улыбки третий судья. — Не можем же мы превращать суд в базар?
— А допустить наказание нездорового человека, мы можете?!
— Ну хорошо, выкладывайте, что там у вас появилось!
Адвокат со скорбным выражением лица наклонилась к судьями и что-то стала им объяснять, показывая какой-то листок. Судьи поочерёдно беря его в руки пробежали взглядами по машинописным строчкам и, сдвинув напомаженные парики, зачесами затылки. Оба выглядели сильно озадаченными, явно находились в затруднении, не зная, как теперь поступить.
Старшина присяжных расценил это как знак того, что может продолжить чтение вердикта, но председательствующий остановил его:
— Секундочку, минуточку, в связи с вновь открывшимся обстоятельствам, разбирательства эээ...не совсем закончены.
Оказывается суду стало известно, что на момент принятия решения о нападении на Украину в голове у подсудимого была обнаружена опухоль, которая давила на его лобные доли и другие центры мозга, ответственные за полноценную интеллектуальную деятельность.
— Ах вот оно что! — растерянно пробормотал старшина присяжных и взглянул на не скрывающую торжества Комиссарову, словно кролик на удава.
Но далеко не все присяжные были согласны бесконечно затягивать процесс. Люди гурьбой рванули к судьям, и пока одни выкрикивали протесты против приговора нездоровому человеку, другие убеждали засомневавшихся, что если сегодня не поставить точку в процессе, то завтра им этого уже могут не позволить! А значит, не простят те, кто так верил в них и надеялся на торжество правосудия.
Мнения разделились:
— Надо ещё узнать, откуда у адвоката вдруг взялись эти документы? Что-то у меня большие сомнения в их подлинности.
— Сторона защиты специально подбросила фальшивку лишь бы выиграть время!
— Но друзья, мы же тут в конце концов для торжества справедливости, а не для скороспелой мести любой ценой! Тут явно необходима врачебно-психиатрическая экспертиза обвиняемого, и уж тогда можно возвращаться к приговору.
— Да где же вы возьмём полноценный набор экспертов, дорогой вы мой! А главное — на это же могут уйти не-де-ли!
— Бессердечный негодяй! — тут же выплюнула в лицо сказавшему такое присяжному Нинель Комиссарова. — Человек болен, а вам не терпится его приговорить!
Второй судья поднял руку, пытаясь навести порядок:
— Друзья, коллеги! Давайте не будем превращать наш суд в стихийный митинг.
Однако уже вспыхнул спор: на какие решения диктатора могла бы повлиять озвученная адвокатом болезнь мозга, а на какие нет.
Лиза угрюмо подумала, что, видимо, без обращения к штатному психиатру дело вряд ли обойдётся, хотя как можно в таком сложном вопросе полагаться на мнение одного человека, пусть и самого рас-супер-пупер-профессионала?
Глава 274
В зале появился пожилой взъерошенный мужчина в очках и белом халате. Профессор из НИИ судебной психиатрии Петр Ильич Ханушкин.
Второй судья (он же председательствующий) с облегчением объявил:
— Наш доктор-"мозговед" не даст суду ошибиться.
Присяжным и прокурорам ничего не оставалось, как заслушать эксперта — не затевать же большую склоку перед всем миром.
— Так была опухоль в мозгу обвиняемого или нет?— нетерпеливо спросил его второй судья.
— Конкретно об этом сейчас судить сложно без проведения дополнительных исследований, — не спешил в прямым ответом психиатр. — Глиобластома или глиома могла иметь место, хотя представленные снимки с томографа очень нечёткие, так что её могло вполне и не быть...важнее тут другое...
— Для суда это как раз очень принципиальный вопрос, — строго напомнил эксперту младший судья.
Доктор выглядел странным, усталым и грустным. Поглощённый собственными размышлениями, "мозговед" заговорил будто во сне — однотонным нудным скрипучим глуховатым голосом:
— Судя по тем материалам, которые я получил, началось "это" у Путлера, вероятно, задолго до большинства вменяемых ему обвинений. Но в фазу своего обострения заболевание скорее всего вошло именно в 2022 году, когда президент страны без всякой видимой причины вдруг напал на Украину и втянул Россию в войну со всем нормальным миром. Так что в его адекватности я бы усомнился.
— На чём основываются ваши предположения или выводы, док? — для порядка уточнил третий судья.
— Существует разнообразный инструментарий ранней диагностики больных, — покачал своей крупной взъерошенной головой грустный доктор и озадаченно взглянул на судью. — Ну как вам объяснить, чтобы вы поняли...я ведь не имел возможности наблюдать пациента в период ремиссии, когда у больного отсутствовали явные проявления патологии.
Тут задумавшему эксперту пришёл на ум подходящий пример, с которым он поспешил ознакомить суд:
— Судите семи: человек десятилетиями скрывал свою страсть к ружейной охоте на крупного зверя. Почему он это делал? Можно предположить, что ради сохранения имиджа цивилизованного европейца и гуманиста, стеснялся, что проливает кровь беззащитных животных и с удовольствием украшает охотничьи замки своих резиденций головами убитых трофеев. Или же — тщательно скрывал склонность к убийству, крайним формам агрессивного поведения, пока этот его скрытый садизм однажды всё-таки не прорвался наружу, вероятно совпав с периодом острого обострения его психического заболевания.
— Ну вы скажите доктор! — захихикал третий судья. — Сотни людей любят охоту и что же они все — тайные потенциальные маньяки?
