Но служанка, закрыв глаза, отчаянно замотала головой.
— Ну хорошо, — зловещим тоном предупредила хозяйка дома. — С тобой я потом разберусь...
И резко скомандовала:
— Трида, Ушуха, держите госпожу Юлису!
Не ожидавшая ничего подобного, Ника отчаянно закричала:
— Не сметь, мерзавки!
И тут же сорвала голос, пустила петуха. Игнорируя её злобное сипение, невольницы госпожи Септисы навалились, прижимая девушку к кровати.
— Пошли прочь! — продолжала бушевать больная. — Не дам! Не дам, я сказала!
Возможно, в добром здравии и в хорошей физической форме она могла бы справиться с этими неуклюжими бабами. Но сейчас после приступа рабыни легко скрутили её, лишив возможности двигаться. Тогда совершенно остервенев, девушка ударила лбом в оказавшееся слишком близко лицо Триты. Невольница охнула, схватившись за нос, а Ника, освободив правую руку, потянулась к закреплённому на лодыжке кинжалу.
— Шороп, держи! — крикнул Рунир Шохоем, уже вцепившийся в левое запястье буйной пациентки.
Чернокожий невольник, безучастно наблюдавший за вознёй женщин на узкой кровати, в миг оказался рядом и всей тушей рухнул на прикрытые одеялом ноги девушки. Та попыталась повернуться на бок, чтобы хоть так достать оружие, но не смогла даже пошевелиться под тяжестью стразу трёх тел.
— Кто-нибудь, принесите чашу, — отрывисто приказал лекарь, без труда преодолевая сопротивление пациентки и расправляя её руку поверх одеяла. — Да, вот сюда подставьте, чтобы постель не запачкать.
— Нож чистый возьми, урод! — истошно засипела Ника, ощущая свою полную беспомощность, явственно напомнившую ей ту трагическую ночь, когда она стала калекой.
Пренебрежительно хмыкнув, эскулап точным ударом пробил натянутую кожу чуть ниже локтевого сустава.
Обмякнув, девушка закрыла глаза и заплакала. Она не видела, кто подставил чашку, зато хорошо слышала, как туда капала её кровь.
Первым больную отпустил негр. На миг у той мелькнула шальная мысль всё-таки выхватить кинжал и воткнуть в самодовольную рожу ухмылявшегося коновала. Вот только сил на это уже не осталось. Да и зачем? Если на скальпеле имелась какая-нибудь зараза, то она уже попала в кровь. А если её нет? За убийство свободного гражданина Империи могут грозить такие неприятности, что даже дядя не отмажет, даже если захочет.
— Вставайте, коровы, — проворчала госпожа Септиса. — Хватит её держать. Трита, поди сходи, вставь в нос какую-нибудь тряпку. Весь хитон закапала.
— Не стоит так переживать, госпожа Юлиса, — ловко бинтуя руку безучастной пациентке, насмешливо утешал Рунир Шохоем. — Я всё сделал очень аккуратно. Ваша кожа останется такой же гладкой и шелковистой, как спелый персик.
"Сам ты... — банан!" — мысленно огрызнулась Ника, не двигаясь и не открывая глаз.
Она уже понимала, что сорвавшись в истерику, совершила грандиозную глупость, которая грозит ей самыми серьёзными и далеко идущими последствиями.
Звякнула сумка с инструментами, хлопнула крышка сундука, в который их убирал довольный лекарь.
"Дура, ой дура! — едва не выла от досады девушка. — Дала бы ему свой кинжал и всё! Никаких проблем, кроме объяснений с тёткой. А что теперь будет? Как же всё это надоело! Мало того, что жених — гомик и убийца, так ещё и врач — свин попался! Тут любой нормальный человек сбесится. Я же не каменная всё это терпеть! Вот батман, да что же всё так плохо то? Неужели опять безумный геймер гадит?"
— Двадцать риалов, — сквозь шум в ушах долетели до неё слова Рунира Шохоема.
"Такие деньги и ни за что!" — возмущённо фыркнула жертва античной медицины, чувствуя, как слёзы прокладывают на лице новые дорожки.
— Хорошо, — не торгуясь, согласилась хозяйка дома, чей голос буквально клокотал от с трудом скрываемого негодования. — Пойдёмте, пусть госпожа Юлиса отдыхает.
"Сейчас лекаря выпроводит и за меня возьмётся", — подумала Ника, отворачиваясь к стене.
— Госпожа! — тихо позвала отпущенница. — Может, вам что-нибудь нужно?
Не в силах побороть рвущие грудь рыдания, покровительница отрицательно покачала головой, торопливо вытирая мокрые щёки.
— Повязку снимите сами, — донёсся из полуоткрытой двери бодрый голос Рунира Шохоема . — Если ваша племянница, госпожа Септиса, не сотворит какой-нибудь глупости — к завтрашнему утру всё зарастёт.
— У нас есть раб, который умеет обращаться с ранами и кое-что понимает в лечении, — заговорила собеседница уже более спокойным тоном. — Но когда госпожа Юлиса упала без чувств, он просто не знал что делать?
— Сколько лет вашей племяннице, госпожа Септиса? — поинтересовался лекарь.
— Восемнадцать, — чуть помедлив, ответила та, убавив год.
— Она замужем?
— Нет, — явно насторожилась хозяйка дома. — А зачем вы об этом спрашиваете?
— Только из желания понять причину её недуга, госпожа Септиса, — поспешно пояснил Рунир Шохоем. — Тогда, возможно, я мог бы дать дополнительные рекомендации по лечению.
— Госпожа Юлиса выросла далеко от столицы, и там просто не нашлось подходящего жениха для девушки столь знатного рода, — к немалому удивлению племянницы сочла нужным пояснить тётушка. — Но почему это так важно?
В последних словах супруги регистора Трениума прозвучала нешуточная тревога и озабоченность. Нике даже показалось, что та искренне переживает за её здоровье.
— Переизбыток крови, способствующий ослаблению связи души с телом, у молодых женщин часто вызывает подавленная чувственность, — чуть тише, но так, что навострившая уши пациентка различала почти каждое слово, наставительно заговорил эскулап. — А служение Диоле, наоборот, способствует улучшению самочувствия, особенно в таком цветущем возрасте, в котором пребывает ваша племянница, госпожа Септиса. Ей необходимо, как можно скорее выйти замуж. Иначе я не исключаю повторения приступов, подобных сегодняшнему.
— Понимаю вас, господин Шохоем, — голос хозяйки дома стал сухим и холодным. — Мы очень любим госпожу Юлису и непременно подыщем ей подходящего супруга.
"Уже нашли, — горько усмехнулась девушка. — Куда уж лучше: богатый, старый да ещё и гей!"
Видимо сообразив, что собеседница не настроена обсуждать столь деликатную тему, лекарь поспешно попрощался.
— Тогда до свидания, госпожа Септиса. Да хранят вас бессмертные боги, а госпоже Юлисе они пусть пошлют скорейшего выздоровления. Если мои услуги вам понадобятся, знайте, что я готов явиться по первому зову в любое время дня и ночи.
Чуть позже жена регистора Трениума зашла в комнату племянницы. Та к тому времени успела слегка успокоиться, и кое-как взяв себя в руки, начала соображать.
— Я крайне недовольна вашим поведением! — прямо с порога начала тётушка. — Как можно устраивать скандал из-за такого пустяка?1 Что расскажет о вас господин Рунир Шохоем?! А уж он молчать не станет. Представьте, какие слухи пойдут о семье регистора Трениума? Я считала вас храброй девушкой, а вы испугались крошечного пореза! Позор! Как рожать будете?! Умрёте от страха?! Хорошо хоть, госпожа Торина Септиса отправилась в храм Пелкса молиться за вас, и не видела всего этого безобразия! Но не надейтесь, я обязательно расскажу ей о вашем позорном поступке. Быть может, вы хотя бы бабушки постыдитесь. Она же вас так любит!
Скорбно скриви губы, Ника молча слушала гневный монолог хозяйки дома, не сводя жалобных глаз с мелких кудряшек, горой вздымавшихся над высоким лбом Пласды.
— У вас есть что сказать в своё оправдание? — выплеснув негодование, холодно поинтересовалась та.
— Только то, госпожа Септиса, что этот лекарь резал мне руку грязным ножом! — виновато вздохнула девушка, решая использовать присущее радланам почтение к авторитету предков. — А мой отец всегда говорил, что так ни в коем случае нельзя делать! Если ему случалось извлекать застрявшие в теле наконечники стрел дикарей, сломанный коготь зверя или острый сучок, он перед этим тщательно мыл свой нож и сушил его в пламени костра. Раны после этого лучше заживали и реже гноились. Он говорил, что даже крошечная частичка засохшей крови больного может хранить в себе его болезнь, и стоит ей попасть в тело здорового, как тот сразу же заболеет. Так учил меня отец, госпожа Септиса.
— Мне не приходилось лично встречаться с господином Лацием Юлисом Агилисм, — с издевательской иронией усмехнулась тётушка, внимательно выслушав взволнованную речь племянницы. — Наверное, он, действительно, очень умный человек, и вы, как примерная дочь, обязаны его слушаться и почитать. Я не сомневаюсь, что среди примитивных, глупых дикарей отец казался вам великим мудрецом. Но я ни разу не слышала, чтобы мой зять изучал лекарские науки. Насколько я знаю, его интересовали только философия и риторика. Даже не могу представить, откуда он взял эти глупости про крошечные частички болезни, когда всем давно известно, что недуги насылают на нас боги. А какая-то кровь, да ещё старая тут совершенно ни при чём!
Ника с очевидной ясностью понимала, что если уж ей свою рабыню не удалось убедить в опасности заражения, то рассчитывать на понимание со стороны супруги регистора Трениума тем более не стоит.
— То, что вы стали жертвой заблуждений своего отца, — вроде бы даже с лёгким сочувствием покачала головой хозяйка дома. — Никак не может считаться оправданием столь отвратительной выходки.
— Я понимаю, госпожа Септиса, — сказала девушка слабым голосом. — И готова ответить за свой опрометчивый поступок.
Видимо, её показное смирение тронуло сердце собеседницы.
— Я попрошу супруга не наказывать вас слишком строго, госпожа Ника.
— Благодарю вас, госпожа Септиса, — всхлипнув, та вытерла глаза краем одеяла. — Да благословят вас небожители за такую доброту.
Привыкшая к подобному славословию тётушка не заметила невольно проскользнувшей в голосе племянницы нотки иронии.
— Но вы должны пообещать мне, — грозно свела брови к переносице хозяйка дома. — Что ничего подобного больше не повторится! В противном случае вы навсегда лишитесь нашего расположения.
— Клянусь Анаид, никогда не устраивать скандалов в этом доме, не кричать, не грубить и исполнять здесь все ваши распоряжения, — в два приёма с коротким перерывом проговорила больная.
— Хорошо, — всё ещё хмуро, но уже гораздо благожелательнее проворчала супруга регистора Трениума. — Я прикажу принести вам вина. Вы же помните, что сказал лекарь?
— Да, — кивнула девушка и жалобно попросила. — Пожалуйста, госпожа Септиса, не заставляйте меня есть сырую печёнку. Пусть её хотя бы немного обжарят.
— Ладно, — тень снисходительной улыбки скользнула по губам тётушки. — Я распоряжусь.
Когда она ушла, Ника, стараясь игнорировать воцарившуюся в душе пустоту, попросила служанку помочь ей переодеться в ночную рубашку. Кинжал, который мог избавить свою владелицу от серьёзных неприятностей, перекочевал с голени под матрас у стены.
Постучав, в комнату вошла Бака с корзинкой.
— Госпожа Септиса прислала госпоже Юлисе.
— Отдай госпоже Лации, — негромко проговорила больная, заставив свою бывшую рабыню заметно вздрогнуть.
Но формально к отпущенникам принято обращаться так же, как и к свободным гражданам, и девушка ни в коем случае не нарушила принятые в Империи правила поведения.
Несмотря на то, что ей не хотелось ни есть, ни пить, Ника смогла заставить себя осушить пару больших бокалов терпкого, сладкого вина с уже знакомым металлическим привкусом. Только аппетит всё равно не появился. Так что отломив краешек от оказавшейся в корзине лепёшки, она отдала её и чашку изюма своей верной спутнице.
Словно подтверждая то, что госпожа Пласда Септиса Денса искренне переживает за здоровье племянницы, примерно через час та же самая рабыня принесла тарелку с чуть обжаренными кусочками свиной печёнки. Алкоголь всё же ударил по мозгам, после чего жизнь перестала казаться беспросветно мрачной, и девушка немного поела.
Когда-то ей приходилось пробовать сырое мясо только что убитого оленя, и тогда оно казалось Нике удивительно вкусным. Но сейчас не было того пьянящего ощущения победы и гордости за свои силы. Очевидно, поэтому печёнка и показалась девушке почти противной.
Передав тарелку служанке, она сполоснула руки в тазике и вновь закрыла глаза. Странно, но несмотря на слабость, спать совсем не хотелось. Однако, и смотреть на окружающий мир тоже. Она просто лежала, стараясь ни о чём не думать. Ника слышала, как отпущенница, шмыгая носом, собрала посуду в корзину и, стараясь двигаться как можно тише, покинула комнату.
Словно воспользовавшись её отсутствием, мрачные мысли, прорвав тщательно возводимый в сознании барьер, с новой силой набросились на девушку.
Недавнее происшествие стало не только ярким свидетельством её глупости, но и предельно наглядно указало место племянницы регистора Трениума и внучки сенатора Госпула Юлиса Лура в имперском обществе. Рабыни Септисов по одному слову хозяйки набросились на Нику, полностью игнорируя её аристократическое происхождение.
"Вот так прикажет любимый дядюшка, — всхлипнула она. — Скрутят, продадут в рабство, и всем будет наплевать. Ох, батман, во что же я вляпалась?"
Ранка на руке неприятно саднила . Осторожно потрогав повязку и убедившись, что тёмно-красное пятно на белой ткани бинта больше не растёт, попаданка вновь погрузилась в пучину унылых размышлений.
"Конечно, парню на моём месте было бы легче. Захотел, мог бы остаться у аратачей. Выбился бы в вожди и прогрессорствовал потихоньку. Если, конечно, в нашем мире держал в руке что-нибудь тяжелее компьютерной мышки. В Империи молодому человеку знатного рода устроить свою жизнь вообще большого труда не составляет. Особенно с таким наставником, как Лаций Юлис Агилис, который как-то говорил, что будь Ника мужчиной — он легко обучил бы её азам юриспруденции. Вернувшись в Радл, осталось бы только ознакомиться с последними изменениями в законодательстве, и открывалась прямая дорога на гражданскую службу, если, конечно, нет желания идти в легионы или на флот. Да и к племяннику регистор Трениума отнёсся бы совершенно по-другому, поскольку в этом случае никто не стал бы оспаривать право внука Госпула Юлиса Лура на землю его предков. А уж став богатым землевладельцем, он имел бы полное право выбрать себе жену самостоятельно".
— Это за меня уже всё решили, — одними губами прошептала девушка, с очевидной ясностью понимая, что покинув аратачей и отправившись добывать себе имение, она явно переоценила свои силы.
Воспитанная в обществе, где мало кто ставил под сомнение равенство мужчины и женщины, сумевшая, пусть и с помощью Наставника приспособиться к жизни в диких лесах Некуима, Ника наивно надеялась остаться самостоятельным человеком и в цивилизованном мире, тем более, что принадлежность к одному из древних родов Империи давало, казалось, для этого все основания.
"Вот батман! — вновь беззвучно выругалась Ника. — Наверное, я зря тогда из усадьбы Маврия уехала. Может, всё-таки стоило завести... отношения с Вилитом".
Однако, в который раз обдумав всё как следует, она пришла к неутешительному выводу, что даже став любовницей принца, ей не удалось бы избежать брака с Аварием, которого привлекало только исключительно аристократическое происхождение невесты.
