— Другие бригадники нуждаются в тебе. Ты обещал им, Каладин. Поклялся.
Каладин посмотрел вокруг. Товарищи казались обеспокоенными и встревоженными. Только восемь. Остальных Каладин послал на поиски раненых из других бригад. Они сразу нашли троих, с легкими ранами, о которых позаботится Шрам. Больше никого. То ли в других бригадах раненых не было, то ли помогать этим раненым не имело смысла.
Надо пойти и взглянуть самому, на всякий случай. Но — оцепенелый — он не смог бы сейчас посмотреть в лицо умирающему, в лицо человеку, которого не сможет спасти. Он с трудом встал и пошел прочь от трупа. Подойдя к краю пропасти, он заставил себя встать в одну из старых стоек, которой его научил Туккс.
Ноги в стороны, руки за спиной, ладони на предплечьях. Спина прямая, взгляд направлен вперед. Знакомая стойка вернула ему силы.
Ты ошибся, отец, подумал он. Ты сказал, что я привыкну к мертвым. Прошли годы. И я не привык.
Бригадники столпились вокруг. Подошел Лоупен, с водяным мехом. Каладин заколебался, потом взял мех и вымыл лицо и руки. Теплая вода приятно смочила кожу, потом приятно охладила, испаряясь. Он глубоко вздохнул, благодарно кивнув низенькому хердазианину.
Лоупен поднял бровь, потом указал на мешочек, привязанный к поясу. Уже в четвертый раз он незаметно доставал мешочек со сферами, привязанный к стреле, и пока никаких происшествий.
— Какие-нибудь трудности? — спросил Каладин.
— Нет, мачо, — ответил Лоупен, широко улыбнувшись. — Легко, как подставить ножку рогоеду.
— Я уже такое слышал, — хрипло проворчал Камень, стоявший неподалеку, тоже в парадной стойке.
— А веревка? — спросил Каладин.
— Перебросил всю бухту через край, — доложил Лоупен. — Конец ни к чему не привязывал. Как ты и сказал.
— Отлично, — сказал Каладин.
— Веревка, свисающая с моста, выглядела бы слишком подозрительно. Если бы Газ или Хашаль пронюхали, что собирается сделать Каладин...
А где Газ? подумал Каладин. Почему он не пришел на бег с мостом?
Лоупен отдал Каладину мешочек, как будто с радостью избавился от ответственности. Каладин сунул его в карман штанов.
Лоупен отошел, и Каладин опять встал в парадную стойку. Плато, лежавшее по другую сторону пропасти, было длинным и узким, с отвесными откосами по краям. Как и в нескольких последних боях, Далинар Холин помогал армии Садеаса. И всегда появлялся позже. Возможно, из-за медленных мостов. Очень удобно. Чаще всего его люди пересекали пропасти, не получив ни одной стрелы.
Таким способом Садеас и Далинар побеждали в последних сражениях. Но мостовикам было все равно.
По другую сторону пропасти умирали люди, много людей, но Каладин не чувствовал никакого желания помочь им, вылечить их. Спасибо Хаву, который научил его думать в терминах "мы" и "они". Заодно Каладин понял, о чем говорил его отец. Не самый правильный путь, но другого нет. Защищать "нас", уничтожать "их". Солдат должен думать только так. Поэтому Каладин ненавидел паршенди. Они — враги. Если бы он не научился разделять людей таким образом, война уничтожила бы его.
Возможно, уничтожит в любом случае.
Глядя на сражение, он сосредоточился на одном обстоятельстве, чтобы отвлечься. Что делают паршенди со своими мертвыми? На первый взгляд их действия казались беспорядочными. Солдаты паршенди редко тревожили трупы; даже во время атаки они старались обогнуть мертвые тела. А когда алети шли прямо по трупам, паршенди ужасно волновались и набрасывались на них с удвоенной яростью.
Заметили ли это алети? Скорее всего, нет. Но он точно видел, что паршенди уважают своих мертвых — уважают до такой степени, что готовы рискнуть жизнью, лишь бы сохранить трупы. Каладин может этим воспользоваться. Может. Каким-нибудь образом.
Наконец алети победили. И вскоре Каладин и его бригада уже шли обратно, неся мост с тремя ранеными на нем. Они нашли только этих троих, и часть души Каладина стыдилась того, что другая часть радовалась. Они спасли уже пятнадцать человек из разных бригад, и им не хватало денег — даже с дополнительными мешочками, — чтобы кормить их всех. Их барак уже был переполнен ранеными.
Четвертый Мост достиг очередной расщелины, и Каладин скомандовал опустить мост. Процесс давно стал рутиной. Опустить мост, быстро отвязать раненых, перекинуть мост через пропасть. Каладин быстро осмотрел раненых. Каждый спасенный им человек казался ошеломленным, хотя Каладин занимался этим уже несколько недель. Убедившись, что с ними все в порядке, он опять встал в парадную стойку и стал ждать, когда пройдут солдаты.
Четвертый Мост собрался вокруг него. Все чаще и чаще солдаты смотрели на них неприязненно — как темноглазые, так и светлоглазые.
— Почему они это делают? — спокойно спросил Моаш, когда проходящий солдат бросил перезревший фрукт кучлозы в мостовиков.
Моаш вытер липкий красный сок с лица, вздохнул и опять принял стойку. Каладин никогда не просил их присоединяться к нему, но они всегда находились рядом.
— Когда-то я сражался в армии Амарама, — сказал Каладин, — и мечтал поучаствовать в войне на Разрушенных Равнинах. Все знают, что солдаты, оставшиеся в Алеткаре, — дерьмо. Нам представлялись настоящие солдаты, сражающиеся в славной войне возмездия, бьющиеся за то, чтобы отомстить убийцам короля. Эти солдаты должны честно относиться к своим товарищам. У них должна быть железная дисциплина. Каждый из них должен великолепно владеть копьем и твердо держать строй.
Тефт негромко фыркнул.
Каладин повернулся к Моашу.
— Ты спрашиваешь, почему они так относятся к нам, Моаш? Потому что знают, что должны быть лучше, чем они есть. Потому что видят у мостовиков дисциплину и не могут этого понять. Однако они не собираются становиться лучше. Намного легче насмехаться над нами.
— Солдаты Далинара Холина совсем не такие, — сказал Шрам, стоявший за спиной Каладина. — Его люди маршируют стройными рядами, а не идут как попало. В их лагере царит порядок. И если они на дежурстве, то, будь уверен, их пуговицы все застегнуты и они не шляются без дела.
Мне уже все уши прожужжали об этом штормовом Холине, подумал Каладин.
Точно так же говорили об Амараме. Легко не заметить гнилое сердце у того, кто одет в ладную форму и имеет репутацию честного человека.
Спустя несколько часов усталые и потные мостовики протопали по складу дерева и поставили мост на место. Стоял поздний вечер; Каладин должен был немедленно купить еду, если они собираются устроить вечерний костер. Он вытер руки полотенцем; Четвертый Мост построился перед ним.
— Все свободны, — объявил он. — Завтра у нас с утра расщелины. Утренняя тренировка с мостом переносится на вечер.
Бригадники кивнули, потом Моаш поднял руки. Все как один тоже вскинули руки, скрестив их, запястья вместе, кисти сжаты в кулаки. Похоже на заранее отработанное движение. После чего все разошлись.
Каладин поднял бровь и заткнул полотенце за пояс. Тефт неуверенно улыбнулся.
— Что это было? — спросил Каладин.
— Люди хотели отдать честь, — сказал Тефт. — Мы не можем использовать обычное воинское приветствие — копейщики и так думают, что мы слишком высоко задираем нос. И я научил их, так отдавали честь в моем старом взводе.
— Когда ты успел?
— Сегодня утром. Когда ты получал указания от Хашаль.
Каладин улыбнулся. Странно, что он еще не забыл, как это делать. Один за другим появлялись остальные девятнадцать бригад и бросали свои мосты. Неужели Четвертый Мост когда-то выглядел так же — всклокоченные бороды и загнанное выражение лица? Никто из них не говорил друг с другом. Некоторые, проходя мимо, бросали на него испуганные взгляды, но тут же опускали глаза, если замечали, что он смотрит. Они уже давно не смотрели на Четвертый Мост с пренебрежением. Наоборот, сейчас они относились к бригаде Каладина как ко всем остальным в лагере — считали выше себя. И спешили отойти от него подальше.
Бедные дураки, подумал Каладин. Быть может, ему удастся убедить Хашаль отдать несколько человек в Четвертый Мост? Он сможет использовать дополнительных людей, а один вид этих сгорбленных фигур надрывает его сердце.
— Я знаю, что ты видишь, парень, — сказал Тефт. — Почему ты всегда хочешь помочь всем?
— Ты что, — сказал Каладин. — Я не могу защитить даже Четвертый Мост. Неважно, дай мне осмотреть твою руку.
— Она не так плоха.
Каладин, взяв руку, осторожно снял запятнанную кровью повязку. Порез был длинным, но не глубоким.
— Необходимо обработать ее антисептиком, — сказал Каладин, заметив несколько спренов горячки, ползающих вокруг раны. — А потом я ее зашью.
— Она не такая плохая!
— Пока — да, — ответил Каладин и пошел к дождевой бочке, махнув Тефту идти за ним. Рана не слишком серьезная, и завтра Тефт сможет показывать остальным удары и блоки во время тренировки в расщелинах, но нельзя дать ей загноиться.
У бочки Каладин промыл рану, потом позвал Лоупена, стоявшего в тени барака, и попросил принести мешок с медикаментами. Хердазианин опять отдал честь — хотя и одной рукой, — и поторопился выполнить приказ.
— Парень, — спросил Тефт, — как ты себя чувствуешь? Не было ли чего-нибудь странного?
Каладин, нахмурившись, оторвал взгляд от раны.
— Шторм тебя побери, Тефт! За последние два дня ты спрашивал меня уже четыре раза! Это пятый. К чему ты клонишь?
— Ничего, ничего!
— Нет, что-то есть, — настаивал Каладин. — Что ты ищешь, Тефт? Я...
— Мачо, — сказал Лоупен, подходя к нему с медицинским мешком через плечо. — Вот, что ты просил.
Каладин посмотрел на него, неохотно взял мешок и распустил завязки.
— Мы хотим...
Быстрое движение Тефта. Замах кулаком.
Каладин среагировал мгновенно, резко вскочил и принял защитную стойку — руки подняты, одна, сжатая в кулак, впереди, вторая сзади, готовая отразить удар.
Что-то вспыхнуло внутри Каладина. Как будто ему впрыснули в кровь горячий ликер. По телу прошла могучая волна. Энергия, сила, знание. Обычный естественный ответ тела на опасность, только в сто раз более мощный.
Рука Каладина, двигаясь невообразимо быстро, перехватила кулак Тефта. Тот застыл.
— Ты что? — опешил Каладин.
Тефт улыбнулся. Он отступил назад и высвободил кулак.
— Келек, — сказал он, тряхнув рукой. — Ну у тебя и хватка.
— Почему ты пытался ударить меня?
— Я хотел кое-что проверить, — сказал Тефт. — Сейчас у тебя есть мешочек со сферами, которые тебе дал Лоупен, и твой собственный мешочек, который собрали мы. Такого количества Штормсвета у тебя не было никогда, во всяком случае в последнее время.
— Ну и что? — спросил Каладин. Как это связано с огнем, который горит в венах?
— Мачо, — с благоговением сказал Лоупен. — Ты светишься.
Каладин нахмурился.
Что он...
А потом заметил сам. Очень слабые, но они были. Завитки светящегося тумана поднимались от его кожи. Как пар, струящийся из горшка с горячей водой холодной зимней ночью.
Потрясенный, Каладин положил медицинский мешок на широкий край водяной бочки. На мгновение он почувствовал холод на коже. Что это? Потрясенный, он поднял руку, которая все еще дымилась.
— Что ты сделал со мной? — спросил он, глядя на Тефта.
Пожилой мостовик только улыбнулся.
— Отвечай! — рявкнул Каладин, шагнул вперед и схватил Тефта за рубашку.
Отец Штормов, но я чувствую себя сильным, как чулла!
— Ничего, парень, — сказал Тефт. — Ты сам делаешь это с собой, и довольно давно. Во время твоей болезни я обнаружил, что ты кормишь себя Штормсветом.
Штормсвет. Каладин быстро отпустил Тефта и вытащил из кармана мешочек со сферами. Он быстро развязал его и открыл.
Темно. Все пять камней были пусты, выпиты. Белый свет, струившийся из кожи Каладина, слабо освещал внутренности мешочка.
— Вот это что-то, — сказал Лоупен сбоку. Каладин повернулся и увидел, как хердазианин нагнулся и смотрит на медицинский мешок. Почему он его заинтересовал?
А потом Каладин увидел сам. Он подумал, что положил мешок на край, но в спешке просто прижал его к стенке деревянной бочки. И мешок остался висеть. Как на невидимом крючке. Из него слабо струился свет, как из Каладина. Потом свет растаял, мешок освободился и упал на землю.
Каладин прижал руки ко лбу, посмотрел на удивленного Лоупена, перевел взгляд на ошарашенного Тефта. Потом бешено оглядел склад. Никто не глядел на них; да и в лучах солнца свет был слишком слаб, чтобы кто-нибудь мог увидеть его издали.
Отец Штормов... что... как...
Внезапно мелькнул знакомый силуэт. Сил, в виде коричневого листа, лениво пролетела мимо.
Ее работа! подумал Каладин. Что она сделала со мной?
Он бросился за ней. И почувствовал, что каждый его шаг равен трем шагам обычного человека.
— Сил! — проревел он, останавливаясь перед ней.
Она затрепетала в воздухе перед ним, превратившись из листа в молодую девушку.
— Да?
Каладин оглянулся.
— Пойдем со мной, — сказал он и прыгнул в один из переулков между бараками. Он встал в тени и, тяжело дыша, прижался к стене. Никто не мог его видеть.
Она остановилась в воздухе перед ним, руки за спиной, и внимательно оглядела его.
— Ты светишься.
— Что ты сделала со мной?
Она вскинула голову, потом пожала плечами.
— Сил... — угрожающе сказал он, хотя не был уверен, что может что-то сделать спрену.
— Я не знаю, Каладин, — откровенно сказала она, садясь, и свесила ноги за край невидимой платформы. — Я... я едва помню то, что когда-то очень хорошо знала. Этот мир, общение с людьми.
— Но ты что-то сделала.
— Мы это сделали. Не я. И не ты. А мы вместе... — Она пожала плечами.
— Не слишком помогает.
Она скривилась.
— Я знаю. Извини.
Каладин поднял руку. В тени свет, лившийся из него, стал более заметным. Если кто-нибудь подойдет...
— Как я могу избавиться от этого?
— А ты действительно этого хочешь?
— Да, потому что... я... Потому.
Сил не договорила.
И тут Каладина осенило. Вот что он должен был спросить, давным-давно.
— Ты не спрен ветра, а?
Она заколебалась, но потом кивнула.
— Да.
— Тогда кто ты?
— Не знаю. Я сплетаю вещи.
Сплетаю вещи. Шаля, она заставляла предметы слипаться. Сапоги прилипали к земле, люди спотыкались. Жакеты повисали словно на невидимых крючках, и оторвать их было невозможно. Каладин нагнулся и взял с земли камень, размером с ладонь, обтесанный ветрами и дождями сверхшторма. Он прижал его к стене барака и захотел, чтобы Свет перешел в камень.
И почувствовал холод. Из камня полился свет. Каладин отдернул руку, но камень остался висеть, прилипнув к стене.
Каладин наклонился ближе и вгляделся. Ему показалось, что он различает слабые очертания крошечного спрена, темно-синего, похожего на каплю чернил, ползающего вокруг места, где камень прилип к стене.
— Спрен сплетения, — пояснила Сил, подходя к его голове; она все еще стояла в воздухе.
— Это они удерживают камень на месте?
— Наверное, так. А может быть, они появляются, когда ты сплетаешь камни вместе.
