Вот прогулки с Саашшесс по залитому лунным светом лесу.
— Expecto Patronum!
Нет, не то это счастье. Недостаточно яркое.
Старое, полузабытое ликование от первого в жизни письма, приглашения в неведомый волшебный мир.
— Expecto Patronum! — и жидкая струйка белесого дыма.
Что ж, вполне ожидаемо. Те воспоминания давно похоронены под грудой нелицеприятной правды. Но больше у Гарри ничего не было. Пугала даже не невозможность сотворить заклинание, а отсутствие счастливых воспоминаний в четырнадцать—то лет. Даже первый визит к океану оказался омрачен парочкой фактов, затмевающих все, что происходило с ним до этого.
А у Химеры неплохо получается меня защищать, вдруг подумал он. Это, наверное, первый случай в истории, когда патронус страшнее дементора. Остается только вовремя предупредить: «Сейчас вылетит птичка», чтобы народ успел разбежаться.
— Разум ментально мага работает несколько иначе, Гэральд, — вмешался Гриндевальд. Он по—прежнему называл Гарри Гэральдом, не зная его настоящего имени. Со временем Гарри привык на него откликаться. — Попробуйте думать о чем—нибудь другом. Не обязательно о счастливом. Вдруг получится?
Грань. Зыбкая нереальность, призрачно—серый мир, небрежно бросающий к ногам мага все, чего бы тот ни пожелал.
— Крысолов, правда, что на глубинных уровнях грани исполняются самые заветные желания?
— Правда, — он всегда улыбался по—особенному, когда речь заходила о родном ему мире иллюзий и наваждений. — Грань даст тебе все, о чем ты когда—либо смел мечтать.
Через минуту он все с той же улыбкой добавил:
— И заберет все остальное.
Гарри смотрел в камин, ему чудились горы и волшебные замки, взмывающие к облакам и оседающие на черно—багровые плато. Легенды древних кельтов… заколдованные леса и озера… плывущие над головой облака, ветра, путающиеся в длинных светлых прядях — стоп, а это еще откуда взялось?.. шепот океанских волн и блики света на воде… Мир растаял, грань гостеприимно развернула перед ним свою паутину.
— Expecto Patronum!
Он мягко ступил на ковер. Не особо крупный, возможно, лишь слегка больше природного размера. Но, безусловно, очень красивый и грациозный. Призрачный снежный барс мало напоминал патронуса: не испускал ни привычного сияния, ни тепла и покоя. Только чуть насмешливую уверенность. Гарри протянул руку, и она прошла сквозь полупрозрачную фигуру. Кончики пальцев покалывало, на ощупь патронус показался сотканным из густого тумана.
Он никогда не слышал о созданных за гранью патронусах и недоумевал, как это невесомое, эфемерное существо сможет защитить его хоть от кого—нибудь. Придется потрудиться, чтобы узнать о его способностях и талантах. И отличиях от традиционных патронусов.
* * *
На следующее утро буря утихла, хотя потолок в Большом зале оставался пасмурным; тяжёлые, свинцово—серые тучи клубились над головами. Фред, Джордж и Ли Джордан решали, как волшебным образом повзрослеть и проникнуть на Турнир Трёх Волшебников. Надо признать, некоторые идеи отличались новизной, Крис внимательно прислушивался, иногда комментировал.
— Сегодня как будто неплохо… всё утро на улице, — послышался задумчивый голос Рона. — Травология с пуффендуйцами… и уход за магическими существами… а, чёрт, это у нас со слизеринцами.
Ни он, ни Гермиона с Гарри не разговаривали. Более того, вели себя так, будто его вообще не существует в природе. Остальные гриффиндорцы и несколько учеников других факультетов были рады его видеть. Каждый второй подошел, чтобы лично поздравить с возвращением к ало—золотым знаменам. Выходит, ничего такого ужасного он не натворил, иначе шарахались бы все.
Невилл спрашивал о Гермионе вчера ночью. Возможно, он кое—что знает. Спрашивать Гарри не стал. Да и как? Привет, Невилл, ты случайно не знаешь, какая муха укусила моих лучших друзей? О да, конечно, я же их друг, я все о них знаю. Кроме вот этого маленького факта, о котором меня забыли поставить в известность, и я за все лето не мог написать ни единого письма, чтобы спросить. Прекрасно звучит.
Стать менталистом Невиллу было не суждено: хлипкая природная защита при всем желании не смогла бы служить опорой для дальнейшего развития и укрепления. Разум Дамблдора напоминал темные воды: гхыр что разглядишь, еще и сам увязнешь. В сознание Лонгботтома Гарри скользнул с той же легкостью, с какой застегивал пуговицы. Ну, действительно, откуда Снейпу столько известно о творящемся в школе, когда даже самые примитивные задатки к окклюменции обнаруживаются хорошо если у одного из пяти магов.
Все встало на свои места. И изможденный вид Гермионы, и полное виноватого раскаяния письмо Люпина и его торопливый отъезд. Вот только… профессор уже полгода снимал комнату в Хогсмиде и ни разу не забыл принять аконитовое зелье. Да что там, он его пил не меньше десяти лет, такое просто так не забудешь. Что же случилось?
А если не забыл, и зелье попросту не сработало? Нет, его варил сам Снейп. Не может быть такого, что его отвары не действовали. Гарри наколдовал пергамент и чернильницу. Соседи по столу восхищенно ахнули. Техника начертаний относилась к высшему разряду трансфигурации, в школе его не преподавали. Вот только Геллерт Гриндевальд как—то мало думал о школьной программе и в первую очередь учил тому, что считал полезным.
«Здравствуй, Ремус.
Где ты сейчас? Надеюсь, остался в Англии. Я ни в чем тебя не виню, кто угодно мог забыть о лекарстве. С Гермионой все в порядке, не переживай. Сейчас полнолуние, но она выглядит вполне человеком. Одного не понимаю: когда ты успел до нее дотянуться? Последний раз я видел ее в больничном крыле, без сознания, но не раненую. Нам не сказали, как ты попал в Хогвартс, мы не знаем, что произошло на самом деле. Сама Гермиона ничего не помнит.
Ремус, что тогда случилось?
У меня все нормально, — Гарри задержал перо над строкой. Это «нормально» уже было неотъемлемой частью его писем, кому бы он их ни писал — Хагриду ли или Люпину. — В школе пройдет Турнир трех волшебников, не терпится на него посмотреть.
Гарри»
«Допиши, что твой внутренний голос, василиск, некромант, воплощение грани и зубастое чудо из подсознания передают привет и желают оборотню душевного здоровья, которого сам ты из—за вышеперечисленных обстоятельств, увы, лишен».
Гарри запечатал письмо и отдал его Хедвиг. «Вышеперечисленные обстоятельства» требовали внимания. Крис развлекал себя проверкой содержимого правого кармана Ли Джордана, Химера спала. Крысолов либо скучал в магазине, ожидая клиентов, либо гулял по тропам, о существовании которых Гарри пока знать не полагалось. Саашшесс любовалась своим солнцем и ждала его прихода, свивая кольца среди изумрудных звезд.
Но некромант… Барти Крауч, как оказалось, мог создать не меньше проблем чем сам Гарри. Как выражался Крис, они нашли друг друга. Словно наркоман после длительного вынужденного воздержания, он не желал расставаться с Гарри, презрев угрозу для жизни. Хотя почему «словно»? Крауч провел на материке пару недель, после чего желание искупаться в потоке чужой силы стало невыносимым. Гарри наконец понял, почему проклятие зависимости находилось под запретом не только в Англии, но и во всех цивилизованных странах. Видеть, во что оно могло превратить умного, одаренного наследника одной из старейших фамилий, было больно и неприятно. Посадить его в камеру к Гриндевальду тоже не вариант, учитель за такого гостя спасибо не скажет. Хотя ему бы хватило силы унять вызванное нехваткой чужой магии безумие. Подумать только, Нурменгард — бесплатное охраняемое общежитие для черных магов. Кажется, Гарри знал, куда пойдет после школы.
Бартемиус Крауч провел без хозяина больше десяти лет. Поэтому и не стремился отлучаться от Гарри дольше чем на неделю, не желая вновь окунаться в ужас одиночества. Что с ним делать, Гарри ума не прилагал.
С урока по уходу за магическими животными гриффиндорцы вернулись потрепанные и с ошалевшими глазами. Что же такое показал им Хагрид? Иногда он жалел, что вместо ухода взял руны. На них поводов для развлечения не представлялось. Профессор Фокс предпочитала нагружать учеников работой по переводу и составлению рунических чар, считая постоянную практику лучшим средством усвоения материала.
После обеда гриффиндорцы поднялись в Северную башню на урок прорицаний. Первое время Гарри, привыкший к постоянной партнерше на зельях и пророчествах, вертел головой, недоумевая, куда же запропастилась Алиса. Затем вспомнил, что девушка осталась на другом факультете.
От камина струился сладковатый дымок, рисуя в запертом помещении диковинные сизые узоры. Красноватый сумрак, подчеркиваемые темно—красными шторами и парой абажуров в тон, оттенял блеск ожерелий и браслетов Трелони. Она казалось плавающей в предрассветном тумане стрекозой.
Партнером Гарри стал неуверенно хмурящийся хрустальному шару Лонгботтом.
— Вы сегодня раньше других, мой дорогой, — печальным тоном обратилась она к нему. — В последнее время своим Внутренним Оком я вижу ваше храброе лицо покрытым тучами тревоги. И, к сожалению, должна сказать, что ваше беспокойство небезосновательно. Вижу, для вас грядут трудные времена, увы… очень трудные… Боюсь, то, что страшит вас, и в самом деле произойдёт… и, возможно, гораздо раньше, чем вы думаете…
Надо сказать, что Гарри многого боялся. Открытого появления Крауча или Крысолова, неожиданной осведомленности директора или Гриндевальда о его настоящем лице, жестоких выходок Химеры, вмешательства грани… Список можно было бы продолжать еще долго. Радовало одно: если бы все это случилось в один день, Гарри мог бы уже ни о чем не беспокоиться. Миру было бы уже не до него.
А вообще она была не так уж и неправа: Гарри было о чем думать и о чем тревожиться.
Профессор Трелони проскользнула мимо и опустилась в просторное кресло с подголовником перед камином, лицом к классу. Лаванда Браун и Парвати Патил, страстные почитатели профессора Трелони, устроились на пуфах вплотную к ней.
— Дорогие мои, для нас настало время обратиться к звёздам, — заговорила она. — Движение планет и таинственные предзнаменования они открывают лишь тем, кто сумел вникнуть в фигуры небесного танца. Человеческая судьба может быть прочитана в их пересекающихся лучах…
Как—то это не вязалось с уроками астрономии, что проходили раз в неделю. О скорости света имели представление даже маги. Звезды, должно быть, весьма торопились предсказать людям их мелкие судьбы, раз приступали к делу за тысячи лет до рождения маленьких человечков.
После лекции каждый получил запутанную круговую карту неба и пытался расписать на ней положения планет на день своего рождения. Это была скучнейшая работа, требовавшая постоянно сверяться с таблицами времени и рассчитывать углы. Гарри ничем таким заниматься не собирался и расставил планеты в произвольном порядке.
— У тебя получается два Нептуна, — тихо заметил Невилл, после того как добросовестно выполнил поручение профессора.
— Да, я знаю. Необычно, правда? — и в порыве вдохновения пририсовал к карте пару астероидов. Так, для красоты.
Как можно верить в звездные гороскопы, когда грань позволяет расставлять разноцветные огоньки на небе как душе будет угодно? По этой же причине его домашнее задание — гороскоп на следующий месяц — могло бы выдать профессору лишь то, что Гарри Поттер, судя по всему, принадлежал совсем иной вселенной.
— Чёртова старуха, несчастная летучая мышь! — со злостью говорил Рон, когда они вместе с другими студентами спускались в Большой зал на ужин. — Это же займёт все выходные, это же…
Они вошли в холл, где народ толпился у дверей в Большой зал.
— Уизли! Эй, Уизли!
Гриффиндорцы оглянулись и увидели Малфоя, Нотта и Гойла, чем—то страшно довольных.
— Что ещё? — резко спросил Рон.
— Твой отец попал в газету, Уизли! — объявил Малфой, размахивая номером «Ежедневного Пророка» и стараясь, чтобы его услышало как можно больше народу. — Вот только послушай это:
«ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОМАХИ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ.
Создаётся впечатление, что неприятности Министерства магии никак не закончатся, пишет специальный корреспондент Рита Скитер. Недавно критике подверглась бездарная организация массовых мероприятий на Чемпионате мира по квиддичу и упорная неспособность объяснить исчезновение одной из колдуний, сотрудницы спортивного отдела. И вот вчера Министерство оказалось втянуто в новый скандал — на сей раз благодаря выходкам Арнольда Уизли из Комиссии по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов».
Тут Малфой поднял глаза:
— Прикинь, они даже его имя правильно написать не могли, как будто он полное ничтожество, а, Уизли?
Рон бросил на Гарри быстрый взгляд, будто искал помощи. И тут же отвернулся. Теперь слушали уже все, кто был в холле. Малфой эффектным жестом расправил газету и показал собравшимся:
— Тут и картинка есть, Уизли! — ликовал он, развернув и подняв перед собой газету. — Фотография твоих родителей перед домом — если это можно назвать домом. Твоей мамаше не помешало бы немного сбросить вес, как считаешь?
Рона затрясло от бешенства. Все взгляды были устремлены на него. Взмах палочкой — неплохо, но к этому Малфой оказался готов. Да и не мог Рон в одиночку справиться с Малфоем, Гойлом и Ноттом. Честная дуэль по слизеринским меркам та, в которой ты побеждаешь. Неважно как.
Перед глазами мелькнула белая вспышка. Рон, тяжело дыша, осел на пол, рыжую голову украсили длинные кроличью уши. Слизеринцы расхохотались:
— Семейная черта Уизли! Плодятся как кролики!
Однокурсники мялись у входа в Большой зал, сжимали палочки, но влезать в драку и защищать пострадавшего не торопились. Несколько настороженных взглядов остановились на Гарри, справедливо оценив его как наиболее опасного мага в собравшейся толпе. Тот молча поправил сумку на плече и, не глядя на Рона с Гермионой, пошел на ужин. Он не защитник сирых и убогих, чтобы отстаивать достоинство всех, кто не желает иметь с ним ничего общего.
И он уж точно не собирается страдать от отсутствия внимания Рональда Уизли и Гермионы Грейнджер. В отличие от них самих.
* * *
Полупризрачные травы оплетали лодыжки, оставляя на штанах невесомые семена и светлую пыль. В какой—то момент на ноге появился старый серебряный браслет. Гарри склонился, чтобы рассмотреть его.
— Не бери, — предупредил Крысолов. — Не обращай внимания. Если примешь подарок, они тоже смогут у тебя что—нибудь попросить.
