— Интересно, большой краб маленького из человеческого черепа достанет?
'Так-так, — отмечает про себя Марина, — листовка пошла в народ'.
— Как он туда залезет?
— На Большой Дуге сейчас по берегу черепов много валяется.
Кто-то всхлипывает.
— Да не переживай ты так! Своих мы всех хороним, — хотя на деле, Марина ни в чём уже не уверена. Знает, с какой скоростью трупы на жаре разлагаются. Могли в воронке прикопать, не особо разбираясь, кто такой.
— У меня брат там без вести пропал. До сих пор нет ничего. Может, и его крабы раньше людей нашли.
Как-то совсем не по себе становится, да ещё ночь совсем уж чёрная.
— А меня чуть бомбой не убили, — пожимает плечами Марина.
— Тебя разве могли бомбить? — недоумевает Лилия под нервные смешки.
— Я не настолько заметная с самолёта цель, а вот Столицу видно очень даже хорошо. В результате пострадала башня ПВО и чуть не убило именно меня.
— Точно, я тебя в журнале возле развалин видела.
— Ага, тогда и снимали. Не думала, что цензура пропустит.
— Мы думали, на вас цензура не распространяется.
— Как раз, к нам в первую очередь и относится. Сейчас ещё терпимо, вот до войны самое настоящее зверство в наш адрес творилось.
— Не может быть!
— Можешь рассказать?
Марина может, ночка только начинается, крабы уже сварились. Наловлено их очень много, хватит надолго. На окраинах страны очень любят узнавать про столичную жизнь. Пусть и не про самые лучшие проявления. Хорошо, народ прекрасно представляет, что такое 'близнецы' и какая сила нужна, чтобы свернуть их с основания.
— Интересно, в море отсюда можно выбраться?
— Нет, нельзя. В проливах боновые заграждения, прожекторы и катера охраны. На всех же местных картах границы охраняемого района указаны. Мы сейчас как раз внутри.
— А крабы здесь словно совсем дикие. Как на дальних островах.
— Дикие-дикими, — смеётся Ринн, — а где какая помойка, знают получше любой свиньи.
— Мы их потом едим, помоечных этих, — откровенно подначивают.
— Мы и свиней едим, а хрюкающие даже человечинкой перекусить не против.
— А ещё свиньи-оборотни бывают. По ночам ходят и людей жрут, — страшным голосом сообщают, подсвечивая снизу лицо фонариком, и весьма натурально хрюкнув.
Берег тонет во взрыве хохота и испуганного визга. Марина не сомневается, свиноборотень придуман только что.
Показывают наверх.
— Мы не слишком шумим?
— Без разницы. Там знают, что я здесь. Кто из вас тут — знают тоже. Ухи и глаза у стен на самом деле иногда имеются.
Никто особо и не удивляется. Остров всё-таки крепость и перемещение по разным его частям весьма ограничено.
Жутковатых историй тут тоже немало знают. Главное отличие от столицы — больше всего с водой связанного. На Марину подобным впечатление не произведёшь, а вот у неё самой, несомненно получилось. На квадратные глаза одних, и хихикающих над ними других насмотрелась предостаточно.
Потом уже пошли более серьёзные прифронтовые страшилки о том какими коварными способами миррены стараются уничтожать население. Полоса прибоя как-то сама-собой наводит на мысли о выходящих из воды диверсантах в легководолазных костюмах и с бесшумными пистолетами.
Тут Марине стало просто смешно. Многие и так знают про заграждения из колючей проволоки под водой много на каких участках побережья. Некоторые из них ещё и минированы. Но кроме морских черепах на них ещё никто не подрывался. Да и из колючки вытаскивали только мёртвую рыбу.
Другие истории поражали только безграничной фантазией авторов помноженной на крайне слабые познания в технике. Тут даже всей технической грамотности Марины не хватает для опровержения. Приходится изворачиваться и такое сочинять... Где-нибудь в другом месте такое бы нести побоялась. Засмеяли бы. Но тут как-то проходит.
Сигареты обнаружились у многих, причём, где-то самостоятельно раздобытые, а не из запасов Резиденции. Оттуда только у самой Марины. С одобрительными ухмылками переглядываются. Марка у всех одна и та же 'Великий полёт' с довольно реалистичным изображением летающей лодки на пачке. Хорошо, хоть не с портретом командира этой самой лодки, а то совсем бы не смешно было.
Марина не из тех, кто собственное богатство демонстрирует при первом удобном случае.
— Мы думали, ты ругаться будешь, а сама куришь.
'Опять это бесконечное 'мы' коллективного девчоночьего разума. Он ведь только у насекомых существует, и то окончательно не доказано'.
— Это никакими правилами не запрещено. Да и будь под запретом — мне бы всё равно было. Достаточно вроде бы примерных девочек знаю, кто не только курят. И не такие примерные, какими казаться хотят.
Осторожные смешки и взгляды наверх.
— Мы тоже с такими знакомы.
Марина хмыкает.
— Подозреваю, некоторые одни и те же. Раз уж о куреве речь зашла, вам наверняка говорили, я только повторю. Не вздумайте здесь курить не табак. Это и общее правило, и моё личное требование.
— Что так строго?
— Не нравится — иди в другое место. Я в своём доме никому не намерена давать объяснения.
На девушку шикают. Кажется, покидать это место не хочется.
— Ты сказала, мы поняли, — Ринна тут явно лидер, хотя бы из-за возраста, — Не злишься, Марина?
— Нет. Если только всё поняли правильно.
Некоторое количество вина всё-таки повышает степень безбашенности. Начинаются всё более откровенные танцы у огня словно совсем из первобытных времён. Почти все без одежды. Марина ещё не столько выпила, но смотрит не отрываясь. Что-то в этих откровенных чувственных движениях есть. Змеиная грация и гибкость тел, ярость и страсть в движениях. Не зря жительницы Архипелага слывут самыми страстными в Империи. У Столичных ледяная красота, а здесь — огненная. Сжигающая и притягательная. Временами даже смертельная, есть же в здешних краях 'Скала самоубийц' и вроде бы, не одна.
Эриду бы сюда, хотя она наверняка наверху на что-то подобное любуется. Тут, похоже, сами себе доказать стараются, могут ничуть не хуже тех, с кем сейчас Сонька общается. Вот только даже если и выходит лучше, всё равно не увидит никто. Марина не особая ценитель подобного. Эшбад здесь нет. Охрана даже если и нарушает правила несения службы всё равно, не видна, да и женщин там много.
Воздух словно электризуется энергией чувственности. Марина уже не сидит, а стоит. Зрелище танца завораживает. Обнажённые тела в отблесках пламени, сами словно этим огнём порождённые.
Марина помнит, как некогда смотрели на неё. Как что-то клокотало в ней самой. Что-то от самых древних времён. Поводит плечами, кто-то со змеиной грацией протягивает ей руку. А, была— не была. Живём один раз. Вся отдаётся огненному безумию. Ночь, страсть, вино. Всё, как в романах. Всё словно первый раз. И всё всего лишь игра. Даже не знает, захочется ли потом вспоминать. Руки. Глаза в глаза. Сплетённые в танце тела. Словно искры летят от прикосновений. Вспоминается зима, совсем другие руки. Тогда была игра, как и сейчас. Только по другим правилам. И там не было ничьих губ. Игра. Делать только то, что нравится самой. Пусть и отдающее безумием. Некоторые вещи в жизни бывают только раз.
Все вместе бегали купаться голышом. Пили вино. В обнимку грелись у огня, не особо следя чья рука на плече или талии. Снова танцевали. Вино кончилось, но на ногах остались почти все. Марина писала записку со своей печатью, посылая за новыми бутылками и сигаретами. Ухитрились сходить и принести. Даже на спуске не упал никто.
Снова бутылки по кругу ходили. Кто-то хвастала о своих успехах с парнями, хотя даже спьяну было видно искажённое цитирование учебника.
Хотели забраться на пост охраны и устроить веселье, но далеко идти всем было лень. Расположение ближайшего Марина не помнила.
Сверху стали взлетать ракеты и петарды фейерверка. Решили ответить тем же, благо в запасе имеется и пиротехника. Марина опять погнала народ на склад за очередной партией. Даже сумели всё запустить. Получилось не так красиво и ярко, но значительно более громко.
Жгли искрящиеся приморские свечи. Втыкали в песок. Танцевали среди огней. Казалось, даже ночь отступила куда-то.
Марина в общем-то помнит, как спать завалились незадолго перед рассветом. Сейчас уже рассвело, но мир ещё толком не проснулся. Тишина изумительная, только в голове гудит немного. Сумочки с зеркальцем при ней не было, но кто-то рассыпал содержимое своей. Глянула на отражение. М-да, хуже выглядела она нечасто. Если не считать тех случаев когда применялись посторонние предметы вроде машинного масла.
Спросонок редко кто хорошо выглядит. Длинноволосые шатенки особенно чучела напоминают. Марина взлохмачена, но это часто её обычная причёска. Кому не нравится, можно и в глаз.
Марина оглядывается по сторонам. Ну, просто утро после побоища, мародёры уже прошлись, утащив доспехи, вороны ещё не налетели. Живописцам должно быть интересно, одежды почти нет, изгибы тел весьма причудливы, и ещё долго будут в довольно неподвижном состоянии.
Спать вчера, точнее уже сегодня повалились вокруг затухающих костров. Два ещё слегка дымятся. Дрова ещё остались. Кто догадался использовать сумку вместо подушки, кто нет. Некоторые спят в обнимку.
Кроме Марины ещё только двое пытаются принять вертикальное положение. Вчера-сегодня вроде бы собирались продолжить. Интересно, многие ли будут в состоянии? Или же зря Марина так плохо думает? Судя по прошлому году 'сордаровки' оживали после вчерашнего весьма шустро. А они местных девочек нисколько не крепче.
Что там из осмысленного всплывает в воспоминаниях? Ну точно, у кромки прибоя пивные бутылки закапывали как раз для поправки здоровья утром. Мотив охлаждения ещё присутствовал, но сейчас толком не понять, где холоднее, на суше или в воде.
Ну точно, вон ряд горлышек из воды торчит. Кто там вчера за пивом ходили, точно что-то в тот момент ещё соображали, принесли самые длинные бутылки.
Открывает ножом. Янтарная жидкость улучшает мнение об окружающей действительности. Как там говорят? 'Пиво утром не только вредно, но и полезно'.
Заодно вспоминает, где находится пост охраны и насколько мощные там бинокли. М-да, посмотреть было на что. Вот только не вспомнить, через костёр прыгали или как? Не очень-то пока определяется, что на самом деле было, а что приснилось. Задницу во всяком случае, точно никто не сжёг. Девчоночий визг от ожога довольно запоминающаяся вещь.
Постепенно все в себя потихоньку приходят. Рассаживаются почти там же, где свалились вчера. Кажется, внешняя свежесть Марины для многих предмет чёрной зависти. Хотя, пива должно на всех хватить, ибо совсем не очевидно, что кто-то в состоянии сейчас наверх лезть.
Марина наверх нехорошо посматривает. Опять чёрные мысли в голову заглянули. Тут все ловкие. Сонька знает, что здесь вчера происходило. С неё хватит вреднючести в самую рань сюда спуститься, заснять всех, Марину первую, в никаком состоянии. Потом, уже в школе над ней насмехаться.
Могла и позлее вариант найти — пришли бы всей толпой и вволю посмеялись. Это только у Эриды фотоаппараты сложнейшие, простенькие у многих есть. Хотя, как раз Эр не настолько злобная, и если что-то и планировали, то она точно их остановила. Хочется надеется.
Пока сиди, как на иголках да мучайся ожиданием, пока кто-нибудь себя не пересилит, да не полезет наверх. Или оттуда кто-то, сияющий чуть потусклее солнышка с пачкой снимков не спустится.
— Смотрите, идёт кто-то.
Марина задирает голову.
— Где?
— Не там. Вон, по берегу.
Марина приглядывается. Равнодушно машет рукой.
— Это Смерть, — выходит почему-то хрипло.
Становится очень тихо. Лилия шепчет испуганно.
— Ой, мамочки!
Марина встаёт. Вроде, на ногах держится твёрдо. Собирается идти навстречу. Удерживают.
— Марина, ты чего?
— Но это же Смерть. Думала, её тут весь остров знает.
— Песчаный боец и знаменитый наёмник Чёрная Смерть, — доходит наконец до кого-то.
— Ну да, это она. Не знаю, как раньше, но сейчас она точно не наёмник.
— А кто она теперь?
— Императорский гвардеец, — нехотя бросает Марина полуправду.
Смерть словно скользит по песку. Так Марина ходить не умеет.
— Приветствую ваше высочество...
— Слушай, Чёрная, ты поиздеваться пришла?
Смерть окидывает взглядом собравшихся. Глаз на затылке у Марины нет, но что сзади все стараются отползти подальше, прячась друг за друга буквально слышится.
— Проверять посты — одна из моих обязанностей.
— Что-то мне подсказывает, этой частью ты чаще всего пренебрегала.
Смерть усмехается.
— Марина, я тоже была юной и всё понимаю.
— Мы не очень сильно шумели?
— Приходилось бывать и на более шумных мероприятиях.
— Вроде как вчера наверху?
— Меня там не было.
— И тебе ничего не приказывали?
— Там спят все до сих пор. На воздухе пьётся легче, или вы все оказались покрепче.
— Ага. И думаем, продолжить.
— Препятствий не вижу. Только не утоните, а то рапорты потом писать замучаюсь. Не люблю это дело. Тут ведь за пределы охраняемой зоны тело не выкинешь, чтобы у береговых об утопленницах голова болела.
Смерть говорит громко, слышат её все. Интересно, сколько от ужаса содрогается, а до скольких доходит, у Чёрной Смерти вполне ожидаемо, совершенно чернейший юморок? Это Марина такие шутки любит, Софи понимает, а вот Эрида точно не оценит.
Хотя, тут совсем не изнеженные девчонки подобрались.
— Марина, пойдём, пройдёмся. Денёк ещё длинный, успеешь здоровье попортить.
— Что сказать-то хотела?
— Тебе как вчера развлекаться понравилось?
Марина пожимает плечами.
— Не самое худшее из того, в чём приходилось участвовать. А в чём дело?
— Понимаешь, наверное, за пределами периметра вытворять такое не годится?
— Ничего же не было. Много народу за пределами разных периметров такое творит — у нас, можно сказать, детский праздник для малышей был.
— Тебе известно, как любят некоторые издания публиковать снимки с таких мероприятий.
— Известно, разумеется, в результате некоторых начинают обвинять даже в том, чего они никогда не делали.
— Хочешь, чтобы и тебя начали?
— Пусть начинают. На меня, считай, с рождения то ту, то иную тень стараются бросить. Одной больше.
— Вон ту скалу включили в периметр по одной причине — оттуда вся эта бухточка замечательно просматривается. Особенно, через хорошие объективы.
— Только не говори будто кто-то снимал.
— Не снимали. Только отчёт написали. И не один.
— МИДв есть МИДв. Думаешь, у нас в стране только в одном месте орлы нелетающие водятся? Сама тоже пишешь?
— Этим не занимаюсь. Ты не забывай, наделанные в молодости глупости потом долго припоминать будут.
— Я сама припоминать умею. К тому же, всё легко забыться может — меня тупо убьют через несколько лет — и концы в воду.
— Представляешь, будучи ненамного старше тебя, я рассуждала точно так же. Однако, вот она я, рядом с тобой тут стою.
— Ты род деятельности резко сменила. Это тоже сказывается.
