— Вы о чем говорите?
А у самой в голове встала сцена: Вояр, читающий письмо погибшего колдуна, в котором тот описывает приятелю свой удачу насчет проведенного им обряда эценбат в нашей стране... А проведен тот обряд был надо мной, и в том обряде было еще нечто иное, отличное от обычного обряда, нечто новое, придуманное колдуном по дороге в нашу страну...
— Ты прекрасно догадываешься, что я говорю, и о чем именно идет речь. Не стоит прикидываться передо мной идиоткой без толики мозгов. Этот ваш Вояр умудрился раскопать весьма давнюю историю. Должен в очередной раз признать, что он хваткий и сообразительный мужик, не в пример многим ослам, трущимся у подножия престола вашей дикой страны... Жаль, что он не с нами. Я уважаю сильных противников, их приятно побеждать. Ну, у нас с ним давно идет заочная дуэль с переменным успехом. Хотя, говоря по чести, мне бы следовало сказать вашей главной ищейке спасибо уже за то, что он сумел прояснить некоторые подробности гибели моего лучшего друга, благослови Великий Сет его вечно ищущую душу. Какого талантливого ученого умудрились убить ваши недоумки!.. При одной мысли о том я готов, не раздумывая, пустить по нож сотню — другую — пятую поганых людишек!.. Так вот: то недописанное письмо, что Вояр читал вашему Правителю — оно предназначалось мне.
— Но... Откуда вы узнали о том письме? И о том, что там было написано?
Ответом был лишь насмешливый взгляд.
— А сама как думаешь?
— Тут и думать нечего — с досадой махнула рукой. — Там, у Правителя, был кто-то из ваших людей...
— Правильно. Нечего и глупые вопросы задавать, впустую сотрясать воздух, если знаешь ответ. Конечно, у Правителя был кое-кто из моих людей. Над миром властвует лишь тот, кто знает больше других. Короче, искренне советую убрать подальше свой пустой гонор, и покрепче прижать задранный было хвост к ногам. Иначе мне придется провести с тобой небольшую учебу на тему послушания и полной покорности. А учить я умею, поверь мне на слово.
— Неужели вы всерьез рассчитываете на то, что я, или кто иной поверит той сказке, что колдун, написавший письмо, и убитый много лет назад, был вашим другом? Действительно, людей вы держите за недоумков. И напрасно. Думаете, что никто, кроме вас, считать не умеет? Доказывать, что это письмо предназначалось вам, просто несерьезно.
— Интересно, почему?
— Прежде всего, в том письме говорится о погибшем учителе, разработавшем какие — то теории в вашей темной науке. Как там его звали, этого учителя... А, вспомнила: К'Рат — Дел. Вояр говорил, что этот человек умер более тридцати лет назад. Да, не спорю, Вояр упоминал и о том, что у этого человека были ученики. Но даже я догадываюсь: для того, чтоб правильно и умело воспитать ученика, передать ему свои знания, опыт, умение — на все это нужны долгие и долгие годы обучения. Двумя — тремя годами здесь никак не обойдешься. Речь идет, по меньшей мере, о десятилетии, а то и не об одном... То есть не надо быть семи пядей во лбу, чтоб просчитать очевидное: даже самым молодым ученикам К'Рат — Дела, в самом лучшем случае, сейчас должно быть около шестидесяти лет. Вам же при всем желании можно дать не более тридцати пяти, и то с большой натяжкой. Скорее, вам лет тридцать, или на год — два больше. Вы, наверное, и родились-то как раз в те годы, когда погиб К'Рат — Дел. Так что быть тем адресатом вы никак не можете.
— Вот даже как? Что ж, приятно слышать такое о своей внешности... Значит, мои труды в этом направлении не пропадают даром.
— Я не знаю кто вы такой, как вас звать и что вам от меня надо. Но догадываюсь, что вы привели меня сюда со связанными руками и поставили перед толпой мужиков только для того, чтоб посмотреть, каким образом я поведу себя в этой ситуации, что буду делать в ответ на грозящую мне опасность. Изучаете, так сказать, как подопытного зверька... А знаете, отчего вы мне разрешили сесть? Просто лавка находится на пару шагов дальше от того места, где я недавно стояла, и допрыгнуть отсюда до вас из сидячего положения в случае чего мне будет куда сложнее. Далековато, да и вас будет лишняя доля секунды, чтоб попытаться меня остановить. В этой ситуации не имеет особого значения, связаны у меня руки, или развязаны...
— Попридержи язык. Я начинаю терять терпение. Или это уже ты начинаешь испытывать меня?
— Кстати, я тут подумала, и получается слишком много совпадений... По всему выходит, что вы являетесь главной фигурой в неудачной попытке заговора. Случайно, не вы ли были тем человеком, который пытался организовать подмену принца Домниона двойником? Похоже, власть у вас немалая — вон, даже герцог Стиньеде слушается. Стоп, стоп... Значит вы и есть именно тот, кто организовал заговор против наших стран и стоял во главе его? И именно вы похищали Дана... Попытка замены династий... Вернее вы только осуществляли то, что задумал ваш Нерг?
— Медленно соображаешь. И почему это я всего лишь пытался? Дело было поставлено неплохо. Я, как ты понимаешь, действовал отнюдь не в гордом одиночестве. Такие более чем очевидные вещи должны раньше доходить до каждого, у кого имеется хоть малая толика мозгов. Но это если внимательно всматриваться. А так, глядя со стороны, любой несведущий человек признает, что к этой истории я не имею никакого отношения. Во главе заговора стоял этот старый раздолбай, герцог Стиньеде, с которого и должен быть весь спрос. А я — никто. Ну, участвовал по мелочи, по ошибке... Так сколько нас таких, невольных участников, не знающих, куда их втянули?..
— Это вы называете "по мелочи"? Указывал тем, кто участвовал в заговоре, что им надо делать, давал деньги, организовывал нужные связи, дергал за ниточки, наказывал, если что-то шло не так, как задумывалось...
— Правильно — довольно усмехнулся мужчина. — И все это было. Но вдумайся: кто такой я? Так, незаметный серый человек за глухой стенкой, о котором почти никто не знает. Пусть даже заговор провалился, но какие ко мне могут быть претензии? Во всем виноват старый герцог со своей невероятной манией величия, а при чем здесь Нерг? Абсолютно ни при чем! Бедный, несчастный, многократно оклеветанный Нерг! Правда, на этот неудавшийся заговор нами было угрохано столько денег — даже вспоминать не хочется! И, следует признать, в целом замысел был неплох. Увы, но с кандидатурой герцога на престол мы, похоже, промахнулись. Надо было искать кого помоложе, более ловкого и ухватистого, а не ставить на этого старого скользкого налима, звездное время которого, судя по всему, осталось в прошлом. И потом, неизвестно, чем бы закончилось наше дело, если бы не ты. Известная всем истина: песчинка, попавшая в хорошо отлаженный часовой механизм, может наделать немало бед. Ты — наглядный пример этой прописной истины.
— Значит, именно сюда, в это самое место, и должны были доставить Вена и Дана?
— Вот именно. Должны были, но не довели. Вот олухи! А ведь все было так хорошо просчитано! Ни на кого из вас, паршивых людишек, ни в чем нельзя положиться! Ничего, позже ты у меня еще посидишь на раскаленных сковородках, и не раз проклянешь тот миг, когда вздумала влезать в чужие игры больших людей.
— Так выходит, эти мужчины, что были здесь недавно...
— Такие же неудачники, раздолбаи — заговорщики, как и старый осел Стиньеде. Вернее, те из неудачников, кому удалось уйти от тайной стражи.
— В их числе и те, которых вы сумели вытащить из тюрьмы вместе с герцогом Стиньеде, и отправили сюда на том же судне?
— Естественно. Надо постараться собрать осколки от разбитой чашки. Вот я и собрал тех, кто в ожидаемом спектакле со сменой династии должен был играть основные роли. Может эти неудачники сгодятся в будущем хоть на что-то полезное... Да и у вашего Вояра будет поменьше лишних болтливых языков, которые ему невесть что могут наплести. И потом, забрать из-под носа у Вояра, чуть ли не прямо из тюрьмы таких заговорщиков!.. Давненько Вояр от меня такой плюхи не получал! Он поймет, от кого ему послан сюрприз...
— Вначале ответьте мне на вопрос — я с трудом сдерживала клокочущую во мне ярость. — Что же такое сотворил со мной тот колдун, ваш приятель, если вы снисходите до разговора со мной? Что вам от меня надо?
— Имущество вопросов не задает. Я и так оказал тебе слишком большую любезность, снизойдя до разговора с подопытным животным.
— Вот даже как...
— Естественно. Если у меня появится такое странное желание, то я могу поговорить со своим верным мечом, или с кинжалом, даже с колбами и ретортами в лаборатории, но унижаться до долгой беседы с любым из вас — это уже чересчур даже для меня.
— С кем это — из вас?
— Ты — имущество, причем такое же, как, допустим, тот стул, на котором я сижу. Ах, извини, ошибся! Стул — это ближе к мужчинам, а ты, баба, можешь считаться, в лучшем случае, табуреткой. И знай: если бы не мой интерес к кое-каким подробностям, то б я тебя давно в ближайшем муравейнике живой закопал.
— И, тем не менее, я бы хотела получить ответ на свои вопросы.
— Ну, мне и самому интересно, что именно мой друг сделал с тем обрядом! В этом надо еще разбираться, многое уточнять. Он был большим умницей, мой так не вовремя погибший друг... А тебе лишнего знать не надо. Как ты говоришь — тот колдун... Запомни: отныне и навсегда я желаю и требую, чтоб в любом разговоре ты называла его по — другому, а именно — достопочтенный Канн — Хисс Д'Рейурр. Так же ты должна называть и моего учителя — достопочтенный К'Рат — Дел. Только так, и не иначе. И заруби себе на носу, на лбу, или на руке — не знаю, где для тебя более удобно: Канн — Хисс Д'Рейурр был для меня не приятелем, а другом, память о котором я чту. Так что слово "приятель" по отношению к нему ты должна забыть. Приятель может быть у тебя, и то лишь в случае, если я позволю завести нечто подобное, но на это тебе рассчитывать не стоит. Во всяком случае, пока. Меня же отныне ты должна называть господин или хозяин — позволительны оба эти слова. Хамство или дерзость по отношению хоть к кому-то из нас, естественно, недопустимы даже в мыслях. Повторять тебе все это во второй раз я не намерен. Надеюсь, все понятно?
— Желать вы можете многое. У меня, знаете ли, тоже есть о чем мечтать, только вот с исполнением желаний дело туго обстоит... Мне непонятно другое: с чего это я должна делать то, что вы только что сказали? Написал ему приятель в письме... Да пусть он вам пишет все, что угодно! Мало ли что и кому может придти в голову! Это его дело, а у меня своя жизнь, в которой я не желаю не иметь никаких дел ни с одним из вас двоих! И вообще: моим мнением по этому поводу кто-то из вас двоих поинтересовался? Я не вещь, а свободный человек, и вовсе не собираюсь исполнять неведомые капризы давно умершего человека, тем более того, кто сделал из меня батта... Вы оба засуньте свои желания знаете куда? Попадись мне в руки сейчас тот ваш приятель, не знаю, что бы с ним сделала!
— С чего, значит, ты должна делать то, что тебе приказано...
В ту же секунду мое сердце словно со страшной силой сжали ледяные пальцы, а еще через мгновение я не смогла дышать, без сил хватая ртом воздух, который не проходил вглубь горла. Это длилось бесконечно долго, а потом давление ослабло. На несколько коротких секунд я сумела перевести дух, а потом пальцы вновь сжались на моем бедном сердце. Казалось, оно вот-вот лопнет от того, с какой невероятной силой его безжалостно давили стальные тиски, одновременно с этим вонзая в мое тело сотни раскаленных иголок. Боль была такой сильной, что мне казалось, будто через них в меня течет ручей из жидкого огня, причем в эту бурлящую струю без остановки вливаются все новые и новые струйки, не оставляя в покое самой крохотной клеточки тела... Однажды в детстве я случайно обожглась каплей раскаленного свинца, и хорошо запомнила ту жгучую непреходящую боль. Но то, что я испытывала сейчас — это было хуже, куда хуже, хуже во много раз... Я уже была не человеком, а сгустком всепоглощающей боли. Вокруг головы будто крутился раскаленный обруч, без остановки сжимающий мою голову все сильнее и сильнее. Это даже не боль, это нечто немыслимое и куда более страшнее...Не в силах человека вынести такое...
У меня было только одно желание — чтоб прекратились эти немыслимые страдания, раздирающие на части, не позволяющие думать ни о чем ином... Только бы избавиться от этих мучений! В голову змеей проскользнула чужая мысль, и беспрерывно, настойчиво внушала мне одно: зачем так мучаться, так страдать? Для чего это надо, и кому? Упрямство — это глупость, и может рассердить господина! Ведь терпеть такую боль — вне человеческих сил! Для этого и всего-то требуется упасть на колени перед сидящим человеком и назвать его своим господином... Это далеко не самая большая цена за избавление... Разве это сложно — преклонить колен и покориться сильному, умному владыке, который лучше знает, что мне надо? Не стоит понапрасну сердить его, лучше проявить покорность... Разве это так сложно сделать?..
Не знаю, может быть я бы так и поступила — все одно в голове крутилась только одна эта мысль, если б не тот, другой, живший вместе с моей душой. Прогоняя из моей головы чужую благостную мысль о покорности и верном служении, он дал мне понять: если сейчас я хоть единожды поддамся колдуну, проявлю слабость, то, считай, это уже останется навсегда. Через эту просьбу на меня будет наложена печать покорности, и снять ее очень сложно, почти невозможно. Сейчас я могу противостоять ему, а через ту печать колдун навсегда может сломать меня тем или иным способом, сумеет закабалить как меня и мое сознание, так и ту душу, что живет во мне, превратить нас обоих в свое послушное оружие... Ведь именно этого колдун и добивается, тем более что он имеет представление, каким образом этого можно добиться...
Ах, вот, значит, как! Ладно, — озверела я, — попробуем и мы дать ответ... Не знаю, как именно это получилось, но пока мое бедное тело сжималось и изгибалось от невыносимой боли, мысленно я рванулась в сознание к колдуну, как в открытую дверь чужого дома, причем моему бешенству не было предела. Казалось, я тоже, даже не вошла, а вбежала в его тело, и в его разум, и колдун это понял. Теперь растерялся и удивился уже он сам, и промедлил с ответом какую-то секунду, но мне хватило и этого. Тут главное — кто кого опередит, а я вовсе не собиралась терять свое случайное преимущество! Нет уж, голубь, сейчас будет мой ход! Я и сама чувствовала биение чужого темного сердца, и тоже мысленно протянула к нему руку, с ненавистью сжимая пальцы на пульсирующем, горячем, влажном, при этом, опять-таки мысленно, с невероятной силой отбивая другой рукой спешащего на помощь колдуна...
Не знаю, сколько именно времени продолжалась наша схватка — мгновение или минута, но внезапно нас как бы отшвырнуло назад, каждого в свое тело. Скорее, это было больше похоже на то, когда каждый из нас выкидывает из своего дома влетевшего туда без приглашения постороннего, причем делает это без особых церемоний. Такое впечатление, будто мы покидаем общее место схватки, и при том каждый захлопывает за собой дверь собственного дома, крепко — накрепко запирая ее от чужого вторжения, а заодно закрывая ставнями все окна от проникновения извне... Самое интересное в том, что мой предок непонятным образом на прощание, перед уходом, сумел отвесить колдуну увесистого "леща". Молодец!
