Эта мысль была утешительной... но только до тех пор, пока он не вспомнил, что лишь девятнадцать из девяноста трех вооруженных галеонов, идущих ему навстречу, были харчонгскими. Остальные семьдесят четыре были построены, вооружены и укомплектованы землями Храма. Это был совершенно другой кракен, и не только из-за разницы в офицерском корпусе.
Земли Храма официально отменили крепостное право много лет назад. Несмотря на это, практически в каждом крупном поместье храмовых земель все еще оставались крепостные; их просто так не называли. Точно так же в Эмерэлде и даже Чисхолме все еще оставались люди, которых называли крепостными, но которые на самом деле стали мелкими землевладельцами со своими правами. Фактически, поэтапная отмена правового статуса крепостного (твердое требование империи Чарис) едва ли вызвала волну возмущения в Эмерэлде или Чисхолме. В течение следующих двух лет этот процесс будет завершен.
В Корисанде и особенно в Зибедии ситуация была немного сложнее, так как условия крепостного права сильно различались между одной феодальной территорией и другой. Например, в Мэнчире, Тартариэне или Эйрите вообще не было крепостных, и порядки в Рочире, Корисе, Баркоре и Энвил-Рок, а также на острове Уинд-Дотер были очень похожи на чисхолмскую разновидность. Вероятно, не было совпадением, что почти все лорды, присоединившиеся к северному заговору в Корисанде, практиковали, с другой стороны, довольно суровую версию крепостного права, и поэтапный отказ от него в Корисанде должен был занять больше времени.
Но в Харчонге были не только крепостные, у них были настоящие рабы. И много. В то время как в Чарисе — и, в разной степени, в Эмерэлде, Чисхолме и Корисанде — была оживленная, энергичная свободная рабочая сила, поддерживавшая неуклонно растущий средний класс, а также богатых предпринимателей, таких как Эдуирд Хаусмин, у Харчонга были обширные плантации, на которых работали рабы, а работающие на харчонгских мануфактурах почти всегда были рабами. В Харчонге не было среднего класса, не было наемных рабочих рук и определенно не было эквивалента чарисийского сундука с сокровищницей в виде опытных моряков. Экипажи харчонгских военных кораблей состояли из людей, которых во многих случаях буквально загоняли на борт плетью, и которыми управляла жестокая, часто капризная дисциплина, которая спровоцировала бы почти мгновенный мятеж на борту любого чарисийского судна.
И, что неудивительно, их экипажи проявили к ним именно ту степень лояльности и инициативы, которой они заслуживали. Теперь, когда храмовая четверка объявила священную войну, на борту кораблей ИХФ могла бы появиться хоть капля энтузиазма — или, по крайней мере, готовности. Глубокий запас веры среди харчонгских крестьян и крепостных был одной из тех вещей, которые скрепляли империю, и священники на борту этих кораблей горячо взывали к этой вере. И все же безмолвное принятие жестоких условий, даже порожденное религиозным рвением, не могло заменить энтузиазма и высокого морального духа, которые обычно преобладали на борту военных кораблей Чариса.
У флота Бога была своя доля призванных на военную службу крепостных, но, в отличие от харчонгских коллег, они определенно составляли меньшинство в его экипажах. Не только это, но каждому было обещано освобождение от юридических обязательств, которые связывали его с землей, и им фактически платили ту же зарплату, что и их товарищам по команде, не являющимся крепостными. Они даже имели право на повышение до звания старшины!
Это само по себе было бы достаточно большой разницей, но большинство экипажей флота Бога состояли из свободных людей. Многие происходили из того же сословия, что и их коллеги-чарисийцы, хотя лишь горстка из них была моряками до поступления на службу. Доминирующее положение Церкви в экономике земель Храма также означало, что многие из них — возможно, даже большинство — имели личные, прямые связи с Церковью или одним из ее бесчисленных коммерческих предприятий, что давало им прямую личную заинтересованность в светском будущем Церкви. Резервуары веры в землях Храма, вероятно, были такими же глубокими, как и в империи Харчонг, хотя в них было меньше тупого, терпеливого, почти бычьего принятия харчонгских крепостных.
Это означало, что, хотя они никак не были так опытны или хорошо обучены, как в ИЧФ, и хотя было очевидно, что большинство из них были более чем немного встревожены, даже напуганы перспективой встречи с чарисийцами в бою, они были высоко мотивированы, хорошо интегрированы и тесно связаны, а Харпар и подчиненные ему адмиралы усердно тренировали их. Их парусная подготовка заметно улучшилась за пятидневки, прошедшие с тех пор, как они покинули бухту Чэнтри, и Харпар приказал каждому кораблю также проводить минимум два часа в день на учебной стрельбе.
Предполагалось, что харчонгские корабли будут делать то же самое, и некоторые из них действительно делали это, хотя их результаты были... проблематичными. С другой стороны, военно-морской флот Бога неуклонно совершенствовался. Невозможно было знать, насколько хорошей окажется подготовка людей, как только ядра начнут разрывать их корабли на части вокруг них, но даже по самой оптимистичной оценке Лок-Айленда, каждый корабль, построенный на землях Храма, должен был стоить не менее трех — возможно, четырех — харчонгских галеонов с тем же вооружением.
И восемьдесят процентов вооруженных судов, приближавшихся к нему, имели экипажи земель Храма и офицеров флота Бога.
Какая действительно нехорошая ситуация, — подумал он, размышляя о грандиозной и славной сумме своих собственных тринадцати галеонов. — Численное превосходство почти шесть к одному, и у гнилых, мошеннических ублюдков хватило наглости на самом деле обучать свои экипажи! Какое отвратительное развитие событий!
Слабая улыбка тронула его губы, но быстро исчезла, и он выпрямился. Он подошел к кормовым иллюминаторам и постоял, глядя в них, размышляя.
Хорошей новостью — какой бы она ни была — было то, что у Харпара и Тейбалда не было противовеса его собственным разведывательным возможностям. Как и у Кэйлеба перед Рок-Пойнтом и проливом Даркос, у него было множество разведывательных крейсеров, разбросанных, чтобы следить за своими врагами, но (так же как и у Кэйлеба перед Рок-Пойнтом и проливом Даркос) их истинная функция заключалась в том, чтобы объяснить, как он мог получить информацию, которую уже предоставили снарки Совы. Как следствие, он точно знал, где находятся его враги и что они делают... и они не знали этого о нем.
Этого должно быть достаточно, чтобы я мог сам выбрать время для сражения, — подумал он, невидящими глазами уставившись на волны Марковского моря. — Позвольте мне выбрать время, погодные условия, убедиться, что у меня есть датчик погоды... Все это будет огромным преимуществом. Но как только мы окажемся среди них, как только это будет бортовой залп, и все, что будет знать любой из моих капитанов, — это то, что он может видеть сквозь дым своими собственными глазами, все эти преимущества исчезнут. Тогда останутся опыт, и численность, и мужество, и мощь оружия, и прямо сейчас единственное, в чем я действительно имею преимущество перед Харпаром, — это опыт. Чего будет недостаточно.
Его голова повернулась, оглядываясь вокруг, как будто он действительно думал, что его собственные невооруженные глаза могут видеть бесконечные мили соленой воды до Старого Чариса, и его рот сжался.
Тащи свою задницу сюда вовремя, Доминик, — подумал он почти с молитвой. — Тащи свою задницу сюда, пока еще есть время сделать что-нибудь хорошее.
Он глубоко вздохнул и отвернулся от иллюминаторов. Пришло время ему выйти на палубу и посмотреть, что он может сделать, чтобы замедлить врага достаточно надолго, чтобы Доминик Стейнейр ответил на его молитву.
.IV.
КЕВ "Дистройер", 54, Ларек, залив Хауэлл, королевство Старый Чарис
Сэр Доминик Стейнейр не мог знать, о чем думал Брайан Лок-Айленд в этот конкретный момент, но он знал, о чем тот должен был думать.
Он остановился, расхаживая на своих кривых ногах, стоя у сетки для гамаков на юте по правому борту, и посмотрел на портовый город Ларек.
Это был интересный город, Ларек. Пять лет назад это была не более чем сонная рыбацкая деревушка. Судоходная река Делтак соединяла его с озером Итмин в графстве Хай-Рок, но это мало что значило, пока Эдуирд Хаусмин не заложил фундамент для своего литейного комплекса в Делтаке на северо-западном берегу озера. Когда Мерлин Этроуз впервые прибыл в Чарис, там не было ничего, кроме крошечного городка — на самом деле деревушки с населением не более пятидесяти или шестидесяти жителей, — который получил свое название от реки. Сегодня Делтак был крупнейшим литейным заводом в истории Сэйфхолда. Объем производства одного только комплекса мануфактур Хаусмина был больше, чем у металлургической промышленности всей империи Харчонг.
Последствия для Ларека были такими... существенными. Бывшая рыбацкая деревушка вполне могла бы стать единственным портом в мире, который на самом деле был более оживленным, чем Теллесберг. Он был меньше, с меньшим общим количеством приходящих и уходящих судов, но он никогда не спал, и в доке никогда не хватало места для всех кораблей, пытающихся пришвартоваться или принять груз.
Некоторым помогло то, что даже морские суда могли плыть вверх по Делтаку, если они были осторожны, хотя многие капитаны считали более разумным позволить речным баржам обрабатывать эту часть транспортного цикла. Рок-Пойнт испытывал искушение увести свои корабли вверх по реке, но не очень сильно. При других обстоятельствах он, возможно, захотел бы рискнуть. Но не в этот раз. Его галеоны сидели глубже в воде, чем большинство кораблей, курсировавших по реке, и он не мог позволить себе — буквально не мог позволить себе — посадить на мель один из своих двенадцати бесценных военных кораблей. Они будут слишком отчаянно нужны, и слишком скоро, чтобы он рискнул посадить одного из них на песчаную отмель или скалу.
Вот почему ему пришлось стоять на якоре, расхаживая по своему юту, наблюдая сквозь снарки, как Брайан Лок-Айленд приступил к деликатной, опасной задаче — жужжать в ушах Корнилиса Харпара. Он знал, что должен был делать Лок-Айленд — отвлекать Харпара, раздражать его, заставлять беспокоиться о защите невооруженных галеонов, которые он сопровождал в Деснейр. Работа Лок-Айленда заключалась в том, чтобы замедлить Харпара любым возможным способом... и работа Рок-Пойнта заключалась в том, чтобы сидеть здесь и ждать, в то время как Эдуирд Хаусмин отчаянно работал над созданием разрывных снарядов, которые могли бы — могли бы — дать имперскому чарисийскому флоту шанс действительно остановить врага.
Лично Рок-Пойнт давал им немного больше шансов, чем равные, если предположить, что Хаусмин смог произвести достаточное количество снарядов... и что он сможет вовремя доставить их на помощь Лок-Айленду. Однако существовала огромная разница между нанесением достаточного урона, чтобы вывести из строя флот Харпара, и выживанием в этом испытании.
Даже со снарядами нам придется подойти поближе, — еще раз подумал он. — Если мы сможем добраться до них, то и они смогут добраться до нас, и у них будет чертовски больше оружия, чем у нас. Если снаряды застигнут их врасплох достаточно сильно, если они разорвутся, если они не захотят вступить с нами в ближний бой, тогда, может быть...
Он глубоко вздохнул.
Либо мы это делаем, либо нет, но бывают моменты, когда я жалею, что у меня нет такой же глубины веры, как у Мейкела. Дело не в том, что я больше не верю в Тебя, Боже. Просто, глядя на то, чему Ты позволил произойти здесь, на Сэйфхолде, до сих пор, я должен задаться вопросом, что еще Ты готов допустить. Мейкел с этим согласен — с принятием Твоей воли, какой бы она ни была. Я пытаюсь быть таким же, но не могу. Или, может быть, могу, по крайней мере, в том, что касается меня. Просто... просто иногда Твоя воля может быть такой жестокой. Как то, что случилось с Гвилимом. Что случилось с Сэмилом Уилсином и его окружением. Отцом Тиманом в Корисанде.
Он на долгое мгновение закрыл глаза, стоя неподвижно. А потом он встряхнулся, снова открыл глаза и на самом деле криво улыбнулся.
Ладно, — подумал он. — Знаю. Свободная воля. Мейкел достаточно часто объяснял мне это, и я думаю, что в этом есть смысл. Я тоже сделал все, что мог, чтобы понять, чего Ты от меня хочешь, и, думаю, у меня получилось. Во всяком случае, надеюсь, что сделаю это, и обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Но, пожалуйста, если бы Ты мог, присматривай за нами. Сейчас Ты нужен нам больше, чем когда-либо прежде. Возможно, я буду слишком занят, чтобы сказать Тебе это или думать о Тебе так, как мне следовало бы, когда начнут летать ядра, но не забывай о нас. И особенно о моих людях. Может, я и не Мейкел, но я готов принять все, что бы Ты ни задумал для меня. Только присматривай за моими людьми. Пожалуйста, Боже, кем бы Ты ни был на самом деле, чего бы Ты на самом деле ни хотел от нас — от меня — присмотри за моими людьми.
НОЯБРЬ, Год Божий 894
.I.
КФБ "Суорд оф Год", 50, у побережья Уиндмура, залив Таро
— В последнее время мне трудно вспомнить, что Бог и Лэнгхорн посылают все хорошее в свое время, — заметил Корнилис Харпар, потянувшись за горячим какао. Он посмотрел через стол на своего флаг-капитана и через силу улыбнулся. — Или, возможно, я должен на самом деле сказать, что мне трудно сохранять свою душу в терпении, пока Лэнгхорн не бросит приспешников Шан-вей в яму, приготовленную для них.
— Миньоны, о которых идет речь, действительно кажутся... исключительно вредными, не так ли, милорд? — согласился отец Арналд. — Думаю, именно поэтому так трудно помнить, что для всех вещей наступает свое время.
— И полагаю, что сейчас самое время спровоцировать мою язву. — Харпар покачал головой, затем отхлебнул какао.
Арналд Тейбалд фыркнул и начал намазывать масло на другое печенье. Спрятанное в прохладе трюма флагмана, масло до сих пор хранилось на удивление хорошо. Наконец-то оно начало прогоркать — так было всегда, — но все равно с ним сухое печенье казалось вкуснее, особенно с небольшим количеством джема, и, по крайней мере, куры и виверны все еще несли свежие яйца.
Харпар уже доел свою яичницу с беконом и отодвинул свой стул. Тейбалд начал подниматься сам, но генерал-адмирал жестом остановил его.
— Не спеши заканчивать завтрак, Арналд! — отругал он. — В ближайшие пятнадцать минут к нам не придет никакая кучка проклятых Шан-вей еретиков.
— Конечно, милорд. Спасибо.
Тейбалд на самом деле предпочел бы встать, если бы Харпар собирался это сделать. Это казалось неуважением, но он знал, что это разозлит генерал-адмирала. Если уж на то пошло, Харпар снова отругал бы его, если бы ему показалось, что он торопится с едой, чтобы побыстрее покончить с ней. Поэтому он заставил себя жевать медленно и методично, пока Харпар ступал на корму "Суорд оф Год".
Флагманский корабль неуклонно шел примерно юго-западным курсом с ветром в левую четверть борта под марселями и брамселями. У него хорошо получалось делать четыре узла под этим скромным полотном, учитывая нынешние условия ветра, и Харпар действительно предпочел бы поставить больше парусов. К сожалению, морское мастерство кораблей герцога Сан-Райзинг, похоже, было не так высоко, как у него самого.
