— Вдумайся, девочка, целый народ желал сохранения СССР, понимаешь? Большинство украинцев считали русских братским народом. Куда это делось за последующие тридцать лет? И делось ли? Что — за те тридцать лет большинство украинцев при новой "незалежной" власти стали жить намного богаче и свободнее россиян? Не знаю. Вряд ли. А вот то, что новая киевская элита сильно выиграла от стравливания соседских народов — вполне возможно.
— И вы туда же?! — фыркнула она. Но тут же ласково улыбнулась Кнышу. Малыш повернул к ним своё встревоженное личико и требовалось успокоить его. Конечно же они не ругаются всерьёз, а лишь понарошку. Ведь она по-прежнему относится к гостю, как к доброму дедушке, чей тон и в самом деле звучал мягко и по-отечески ласково:
— А ты всё же задай себе такой вопрос, девочка. Найди в себе профессиональное мужество взглянуть на дело с другой стороны! Может то поколение, которое мы взялись судить спустя столько времени, по-своему было право, когда решило, что элементарная справедливость требует восстановления того, за что люди голосовали а кучка политиков наплевав на мнение народов поступила по-своему, исходя из собственных меркантильных интересов. Я думаю майор, если бы мог, сейчас тоже посоветовал тебе не рубить с плеча. При всей своей жёсткости он был справедливым человеком.
Перед глазами у Лизы всё поплыло из-за всё-таки появившихся слёз, она на несколько секунд закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Как всегда первой по старой привычке была мысль о возможной подставе:
— Кто вам всё это внушил?
Профессор ответил спокойно, не отводя взгляда:
— Я знал об этом и раньше. Но что правда, то правда, появились факты, от которых не отмахнёшься, если желаешь сохранить объективность. Можно конечно попытаться закрыть глаза и продолжать настаивать на обвинительном заключении. Но почти все эксперты, которые видели эти новые документы, называют вердикт с формулировкой "по недоказанности вины" самым разумным вариантом завершить наш процесс. Это не будет оправданием подсудимого, это всего лишь констатация, что у нас пока не хватило ресурса установить истину.
Всё-таки Владлен Николаевич говорил искренне — теперь Елизавета была в этом убеждена. Как полицейский с опытом она обладала профессиональным чутьём на такие вещи. Если бы заметила хотя бы малейшую фальшь во взгляде или голосе — мгновенно выпроводила его за дверь. Но этого не было. Как же тогда случилось, что она вдруг осталась в одиночестве? Этого Елизавета до конца осмыслить пока не могла. И только возможность откровенно поговорить с учителем давала ей зыбкое ощущение что точка ещё не поставлена.
Глава 286
— Мне понятно, девочка, то чувство восторга от предвкушения, что зло будет наказано, которое я заметил сегодня на твоём лице. Но потом твоя уверенность в этом растаяла как мираж. Тебе трудно с этим смириться. Ведь только что ты видела одобрение каждому своему слову на лицах многих присяжных, а теперь они не хотят даже тебя слушать. Это больно. Но ты работала не зря, дорогая! Главное, что ты многому научилась. Твоя работа в качестве обвинителя на нашем процессе сделает честь любому профессионалу!
Профессор бросил взгляд на экран монитора с застывшим стоп-кадром адвоката. Запись была остановлена на тот переломном моменте, когда защитница Путлера победно вскинула руку с новым доказательством его невиновности. Профессор нахмурился и будто обратился к своей бывшей помощнице:
— Только не думай, Нинель, что твой подопечный избежит ответственности за другие свои делишки! Никто из нас не намерен оставлять его без заслуженного наказания. Никакого "кристаллика" Путлера не существует, это полная ерунда! Наука и история не стоят на месте. Через десятилетие-другое его снова призовут к ответу и люди снова увидят его трясущееся от страха лицо... Пусть его делом займутся другие следователи и судьи: необходимо установить его причастность к взрывам домов в Москве в 1999-м, фактам коррупции, политическим убийствам. И как минимум доследование всех обстоятельств начала украинской войны — с привлечением новых неизвестных нам пока свидетелей и экспертов, архивных документов. Может быть тогда удастся что-то доказать. Во всяком случае тот, кто будет его снова судить, должен уверенно ответить на вопрос: была ли та война неспровоцированной агрессией. Или же это всё-таки была действительно превентивная оборона, как утверждает свидетель Закулисный. И уж коль обвинению удастся доказать преступный умысел президента и его подельников, то уж тогда... идите ко мне, бандерлоги! — профессор хихикнул и, подмигнув малышу, озорно признался Лизе: — С детства обожаю Киплинга.
Лиза чуть не поперхнулась чаем. Это фразочка про бандерлогов была одной из фразочек Путлера! Прозвучав из уст профессора Чеботарёва она резанула Ласточкиной ухо. Владлен Николаевич это заметил по её лицу, смутился и вновь стал очень серьёзным:
— Но пока нам придётся наступить на горло собственной песне. Сама знаешь принцип порядочных юристов: лучше оправдать виновного чем осудить невиновного. Ведь мы не знаем вероятно всей правды. Но когда-нибудь секретные архивы откроются.
— А мне-то что делать, профессор? Может последовать примеру Шайгуна?
Профессор осуждающе покачал головой, дескать, не надо так говорить, и дружески посоветовал:
— Хорошо бы вы заключили с подсудимым что-то вроде мировой — символический акт прекращения судебной баталии между равными по силе противниками.
Лиза задержалась с ответом секунд на двадцать — сопротивляться давлению авторитета собеседника становилось всё труднее, тем не менее ответ ей прозвучал твёрдо и непреклонно:
— При всём уважении к вам, я всё равно считаю его виновным! Без всяких оговорок! И скидок на мораль: Dura lex, sed lex!
— Solo scriptura — с грустной понимающей улыбкой ответил "законнице" другой цитатой на латыни Чеботарёв.
Лиза так разволновалась, что стала машинально расчёсывать себе руку, при этом разъясняя одну из причин своей твердокаменности:
— Ведь даже если судить питерского коррупционера и бандита не по закону, а по "понятиям" — он ведь даже не покаялся в том, что для него жизнь и счастье обычного "маленького" человека — не стоили ничего. Простить и принять такого высокомерного пренебрежения я не могу. И не буду!
— Отчасти вы правы, — не спорил Чеботарёв. — В Путлере есть многое от скотины, но ведь и от человека тоже кое-что имеется.
— Вот уж точная характеристика! — ухватилась за образ молодая женщина. — Чудовище, минотавр, кентавр, с человеческим обликом и совершенно скотским нутром! Как можно простить персоне, правящей Россией четверть века, постоянную тотальную ложь! Вам не хуже меня известно, профессор, как в канун 24 февраля 2022 года Владимир Путлер 17 раз публично повторил в разных ситуациях, что Российская федерация никогда не станет нападать на Украину — ни-ко-гда!!! Что мы-де очень уважаем территориальную целостность соседского государства. Он многократно убеждал в этом в личных беседах президента Франции Микрона, федерального канцлеров Германии, лидеров других стран. И напал... Хотя чего ему стоило обнародовать, якобы, поступившую к нему информацию об агрессивных намерениях США в отношении России и тем самым дезавуировать планы Вашингтона и предотвратить войну? Но он этого почему-то не сделал — почему? У меня один ответ: не было никаких секретных планов нападения на Россию, а был путлеровский "Барбаросса", расчитанный на блицкриг, в котором на взятие Киева и выход к Западным границам Украины отводилось 5-6 дней. Мнимые же якобы вновь открывшиеся "доказательства", которыми так эффектно только что манипулировала мадам Комиссарова и этот одурманенный генерал Закулисный — сфабрикованы. Часть имеющихся в них достоверных фактов искусно передёрнута, чтобы создать правдоподобную картину невиновности обвиняемого. Как сказала известный в прошлом политик и общественный деятель Ирина Хакамада: "Искусство обмана заключается в соблюдении пропорции между правдой и ложью. Пять капель на стакан. Тогда ложь легко проглатывается и хорошо усваивается". В этом меня только что убедили наши присяжные. Мне остаётся только с горечью признать, что авторам подсунутого суду доклада это блестяще удалось, если даже Вы, профессор! — пришли убеждать меня в необходимости оправдания для преступника.
Профессора казалось искренне опечалил нулевой итог из разговора:
— Лизонька, детка, но откуда у вас такая убеждённость, что все идут не в ногу, одна лишь вы шагаете в ногу?! Нет, я по-прежнему не сомневаюсь в вашем уме, порядочности. Но даже в науке иногда полезно практиковать сомнения в собственных гипотезах.
Ласточкиной странно и больно было наблюдать на лице убелённого сединами и увенчанного всевозможными лаврами собеседника помимо удивления ещё и страх. Владлен Николаевич буквально переменился в лице от слов молодой женщины, когда она объявила о намерении вернуть выданный им "паспорт хорошего русского".
— Может, вы передумали и решили швырнуть мне в лицо что-нибудь поувесистей? — поинтересовался старик, когда с паспортом ничего такого не случилось. — Давайте! Даже девушка вашей комплекции справиться — швырните в меня сахарницей и такой старый сухарь рухнет на этот ковёр и прекратится в кучку праха и никому нее интересных мыслей, как рухнули под непредвиденными обстоятельствами оказавшиеся такими неустойчивыми своды воздвигнутого мной судебного храма.
— Собиралась! — не сдержала раздражения Ласточкина.
— Почему же ты не сделала это прямо там, в суде, девочка — боялась, что это плохо повлияет на мой имидж? — печально поинтересовался Чеботарёв; и с иронией упрекнул: — Напрасно. Финал трансляции из зала суда получился бы феерическим! Наконец-то публика увидела что-то впечатляющее. Прокурор уходит, но не сдаётся, судьи и присяжные посрамлены, судебная гонка заканчивается технической остановкой, ни победитель не побеждённый не выявлены, обвиняемого хоть и освобождают из-под стражи, но все думают о гордом прокуроре, сопереживают ей, многие зрители готовы дружески похлопать её по плечу, поддержать улыбкой, приободрить. Вот так на загнивающем Западе и становятся суперзвёздами, на следующее утро наша дебютантка проснулась бы знаменитой все таблоиды трубили бы о её драматическом демарше. И зубоскалили над выглядевшим полным придурком главным судьёй. Существуй у нас в стране свободная пресса, и вам бы, Ласточка моя, скоро пришлось буквально отбиваться от журналистов.
Лизе стало неловко. В порыве жалости и любви к тому прежнему Чеботарёву, который на какое-то время затмил для неё всех героев из книг прочитанных в юности, она призналась, что действительно, готова была сдаться, когда увидела, что происходит в зале суда, даже успела подумать о своём бесславном прокурорском фиаско: "Не судьба!", но к счастью вовремя передумала. Может, как раз сыграло свою роль безграничное уважение к учителю, который так поверил в неё и перед началом Процесса напутствовал быть честной перед собой до конца.
— И на том спасибо — скромно поблагодарил старик.
Лиза продолжала:
— Я не сорвала с себя прокурорские погоны полноправного участника трибунала и не выбросила их в урну, — хотя был такой порыв, — лишь потому, что намерена продолжить борьбу за обвинительный приговор. И раз я осталась в одиночестве, то сама продолжу исполнять свой долг, как я его понимаю.
— Такая, значит, максима — как говориться "остриё против острия", — с понимающим видом подытожил Чеботарёв. Помолчав, профессор самокритично согласился: — Всё не так заканчивается, как я мечтал. Очень много возможностей действительно упущено, вероятно, в том числе и по моей вине.
После чего дал понять, что не обижается на её слова. Сказал, что всё равно гордиться ею:
— Бороться до конца — твоё право. Настоящий профессионал будет отстаивать свою позицию даже в самом безнадёжном положении, — если абсолютно убеждён в собственной правоте... Ну и хватит об этом.
Глава 287
Лиза снова предложила гостю чаю. Посидев ещё и сделав "вприкуску" к чаю несколько глотков из своей заветной фляги, Владлен Николаевич расчувствовался и доверительно заговорил о себе, что ощущает приближение смерти, как никогда прежде. Тем не менее он ни о чём не жалеет:
— И всё же могу дерзко заявить, что из несделанного осталось гораздо меньше, чем того, что замышлялось и исполнилось. В этом плане я почти счастливый человек! Мне удалось совершить бесподобное изобретение. Открытие всей своей жизни! В своей лаборатории я научился приоткрывать дверь в прошлое и даже забирать оттуда необходимое. Что всегда казалось мне крайне рискованным делом. Даже кощунством! Порой я даже начинал чувствовать, что вмешиваюсь материальной силой в творение Всевышнего, и побаивался, что когда-нибудь мне прилетит из нахально приоткрытой двери чем-нибудь увесистым за мои игры в Бога. Но Ему кажется было забавно наблюдать за моими экспериментами, тем более, что я не спешил монетизировать своё открытие... Я даже начинаю подозревать, что "Он", — профессор приподнял брови и закатил глаза, — тоже обожает театр, как и я: Ты центр вселенной — режиссер, постановщик, сценарист, декоратор, актер и зритель в одном лице... Считаю, что премьера нашей с тобой постановки, девочка, всё-таки вполне удалась, при всех оговорках! Ах какие страсти всё ещё кипят на этой сцене! Лучшие режиссёры и драматурги могут позавидовать нам с тобой, Ласточка ты моя! Поэтому не стоит так переживать... В конце концов все мы только актёры в самой великой постановке... А сколько их ещё предстоит! Мы сбрасываем одну из оболочек — в данный момент для нас самую любимую и важную, но ведь перед этим были другие оболочки, которые были не менее любимые, но мы и их сбрасывали, и от этого не переставали существовать! Так стоит ли нам, смертным, так переживать и принимать слишком близко к сердцу свои неудачи? В конце концов всё в руке главного драматурга, прокурора и судьи, и то, что мы считаем непоправимой драмой — в его глазах может выглядеть не более чем забавным курьёзом...
Профессор вещал об этом с полушутливым-полусерьёзным видом — скорее материалиста, человека малорелигиозного, тем не менее открытого для "гипотез", и даже готового допустить какую-то вероятность присутствия божественного, что отражалось в некоторых его остротах, как, например, утверждении, что их де задача на этом суде "исправить некоторый божественный брачок".
Лизе вдруг пришло в голову задать вопрос, который в другой ситуации она бы никогда не решилась задать человеку с репутацией серьёзного учёного.
— А Путлер...что-то рассказывал вам о том месте, откуда вы его достали?
— Конечно! — уверенно начал было отвечать Чеботарёв, но отчего-то смутился. Поразмыслил. И всё же ответил так, будто не сомневался в этом ни секунды:
— Он был в аду. Но не в самом, а так сказать в накопителе для самых ужасных грешников. — Потом ещё поразмыслив, добавил: — Владимир Владимирович должен быть нам благодарен, что мы его оттуда вытащили раньше, чем за него черти принялись.
— Но вы только что сказали, что он безгрешен.
