А закупать на один раз что-то хорошее персонально под нас, видимо, сочли нерентабельным, что, в принципе, тоже вполне объяснимо. Мы — люди случайные, на сцене временно, исполним три песни, а потом куда девать дорогие инструменты? То-то и оно, что некуда. Выбрасывать деньги на ветер никто не любит.
Ингрид в очередной раз доказала, что она талант и уникум. Уже к вечеру четверга мелкая смогла настроить стащенный в нашу нору хлам и уверенно извлекала из всего этого разнообразия вполне мелодичные звуки. Мне, правда, пришлось принять посильное участие в этом действе, заменив кое-где оборванные провода и устранив небольшие механические повреждения.
Но реанимировать выданную нам рухлядь так, чтобы она красиво звучала, а не издавала хрипы подыхающей от поноса ослицы... Это целиком и полностью заслуга моей маленькой соседки.
А я, за за эти дни все же вспомнив намеченные композиции и записав слова, впал в меланхолию. Как-то оно выглядело... Не очень. Месяц назад я, скорее всего, и не задумался бы над соответствием репертуара тонкостям школьных правил или неписанным традициям японской сцены. Но то было четыре недели назад, с тех пор многое поменялось, в том числе и наше общественное положение. Шутка могла получиться излишне жесткой, не на грани, а за гранью фола.
Нонеча оно ведь не то, что давеча, если сесть и подумать. Сейчас у нас есть моральные обязательства перед Мари Курихара, и подставлять ее даже по мелочам — неправильно. Как ни крути, а она сейчас — наш дайме, старомодно выражаясь.
Начудим мы, а отвечать за нас придется ей. Ну и подостыл я за неделю, желание размотать благообразное общество по бунтующему подростковому мировосприятию поутихло. А вот настроение не облажаться на ровном месте, наоборот, зацвело и заколосилось.
Зачем нарываться там, где можно спокойно и заранее этот самый бунт согласовать? Ведь всем умным людям давно известна простая как лом, но почему-то редко применяемая истина: лучший экспромт тот, который тщательно подготовлен и качественно отрепетирован. Я вздохнул, поморщился от накативших неприятных ощущений по всему телу и тянущей боли внизу живота, собрал свои бумажки с нетленками и пошел к напарнице думать, как нам быть дальше.
— Значит, так. Вот тексты, как смогла — причесала, на выходе должна получиться бомба. Музыка, — тут я для доходчивости постучал себя пальцем по лбу, — вот здесь. Надо теперь как-то объяснить тебе, как оно должно звучать. Правда, есть проблемка. Вот эту песню нужно перевести на немецкий.
— Ну как у нас без проблемки. Я, когда твою хитрую гримасу тогда увидела, сразу поняла, что просто не будет. — Бьорк иронично похмыкала, подгребла к себе листки с моими стараниями и углубилась в чтение. — М-да-а-а. Забористо. Знаешь, Рэн, я, конечно, не специалист в международных отношениях, но Балалайка вряд ли оценит, когда мы со сцены начнем хором орать: "Deutschland, Deutschland ?ber alles". К русским, если мне память не изменяет, немцы с такими воплями два раза очень по-взрослому приходили. Нам, вроде как, поручили не выбесить ее, а наоборот, порадовать. Да и вторая песня, та, что про маму... Не, мне нравится, но ее она тоже может неоднозначно воспринять. Ее вообще все могут неоднозначно воспринять.
Я огорченно кивнул. Ну да, значит, мне не показалось, я не дую на воду и опасения возникли не на пустом месте. То, что казалось отличной идеей, когда я от возмущения чуть кипятком в потолок не писал, при ближайшем рассмотрении получилось не фонтан. Нет, композиции-то классные, я чай помню, как они мощно звучали и как народ визжал, когда их слышал. Но здесь и сейчас даже белобрысая оторва, готовая хоть господа бога подколоть, сомневается, стоит ли нам настолько остро шутить.
— Я тоже так подумала. Потому предлагаю согласовать наше выступление с вышестоящими инстанциями. — Немного казенно от чувства внутреннего неудобства подытожил я наше короткое совещание. А потом озвучил внезапно пришедшую в голову мысль. — И с пожарной инспекцией, или кто тут у нас за пожары отвечает, заодно пообщаемся. Может быть, получится файер-шоу устроить. Не, ну а что? Я все же профессиональный подрывник, или где?
— Рэнге, угомонись. Давай сначала решим одно, потом начнем затевать другое. — Идея громко бахнуть и ярко зажечь явно пришлась мелкой по вкусу, вон как глаза загорелись, но сегодня она была почему-то на редкость осторожна. — Пойдем к руководству. В конце концов, раз уж мы умудрились встроиться в вертикаль власти, и больше не пасемся сами по себе на вольных хлебах, нужно этим пользоваться. У начальства голова большая, умная, вот пусть оно и думает, как устроить дело так, чтобы волки были сыты, количество овец соответствовало списку, а пастухи при этом не попали под следствие.
На полпути между зданием тюремного блока и учебным корпусом, там, где дорожка проходила через густые заросли каких-то покрытых крупными алыми соцветиями и одуряюще пахнущих кустов, напарница воровато оглянулась. Чему-то кивнула, схватила меня за руку и потащила по едва заметной тропинке, уходящей в самую глубину буйно цветущих кущ. Буксировка закончилась метров через пятнадцать на крохотной полянке, со всех сторон окруженной зеленой колючей стеной.
— Рэнге, прежде чем мы с твоим творчеством вломимся к умным положительным девушкам из Тайного Студсовета, ответь мне, пожалуйста, на пару вопросов. — Обычно поддерживающая образ легкомысленной и бесшабашной свиристелки, в этот момент Бьорк была полной противоположностью своему стандартному амплуа. — Вопрос первый: а кто ты такая, Такаяма Рэнге? Ты мне многое рассказала о своей жизни, и я это очень ценю, честно. И мне, если по правде, похрен на твой ответ, ты моя подруга, остальное неважно. Но, прошу тебя, задумайся вот над чем...
Мне как будто неожиданно врезали под дых на полном ходу. По ходу, Штирлиц так часто косячил, что на буденовку и парашют за спиной ни он, никто другой уже не обращали внимания. Но, образно выражаясь, матерные частушки на дне рождения Мюллера и тост: "За ВДВ!" все же вызвали некоторые подозрения. Если уж о том, кто я такая, меня начинает спрашивать Ингрид, то другие этим вопросом обязательно озадачатся, к гадалке не ходи.
— Понимаешь, в чем дело... Писать приличные стихи на любом языке можно только в том случае, если ты в совершенстве им владеешь. Если он для тебя родной. Эти стихи хорошие. Русский для тебя родной, Такаяма? — Мелкая испытующе заглянула мне в глаза, удовлетворенно улыбнулась, заметив промелькнувшую в них панику. — И вопрос номер два: у тебя уже есть вменяемый ответ на предыдущий вопрос, когда задавать его начну не я, а Мари Курихара? Да бог с ней, с Мари, как-нибудь отбрешемся. Хотя с ее подачи тобой может заинтересоваться Церковь, а сестре Эде так просто баки не забьешь, она та еще недоверчивая скотина. А если спросит Балалайка? Помнится, она уже разок нас с тобой прищемила на непонятках, чудом в КГБ-шные подвалы не уехали. А ведь менее подозрительными мы для нее с тех пор не стали.
И что мне ей сказать? А что еще непонятней — что мне делать? Нет, то, что Ингрид сейчас употребила местоимение "мы", а не "ты" — это замечательный сигнал. Это показывает, что наедине я со своими проблемами не останусь, она собирается меня безоговорочно поддерживать, несмотря ни на что.
Но остроты вопроса, к сожалению, ее поддержка не снимает, вряд ли та же Владилена с пониманием отнесется к очередному подтверждению моей странности. Если Мари может просто пожать плечами и отбросить неважные для нее непонятки с полезным вассалом, то Балалайка не потерпит ничего необъяснимого рядом со своей зоной ответственности. Непонятное — значит опасное, и может представлять угрозу для "Отеля Москва". А у нее работа простая и незамысловатая — заботиться о своих людях и заранее предупреждать любые угрозы существованию своей организации.
— Знаешь, я тут подумала... Может, ну его нафиг? Может, в топку всю мою писанину? — От тревожных мыслей настроение сразу ушло в минус, в живот снова будто ржавый крюк воткнули и стали тянуть, а желание выделиться с необычными текстами вообще исчезло, как небывало. — Может, не надо ничего согласовывать? Реально, очко вдруг заиграло после твоих вопросов, веришь, нет? Может, действительно спеть какую-нибудь лабуду из детского мультфильма, чтобы никаких претензий ни у кого не возникло, а? Да, выступим уныло, но, блин, что-то не хочется мне опять объяснять этой суровой женщине, почему я не верблюд.
— Что характерно, на мой вопрос ты не ответила. Если вспомнить все то, в чем ты мне в Сураттхани признавалась, а наговорила ты тогда на немалый срок по вашим законам, это странно. Рэн, я же теперь спать не смогу, пока не пойму, что там у тебя за тайна! — Судя по виду, настроение белобрысой занозы скакнуло прямо под облака. — Давай, я все заморочки с песнями утрясу, а ты мне еще один секретик доверишь? Ну давай, я никому не скажу, ты же знаешь!
Что-то часто я сегодня в ступор впадаю. Хотя... Вот, снова живот прихватило. Понятно все. Долбаные месячные на подходе. Раз в месяц на один день я становлюсь тупым и невменяемым. Твою мать, а ведь мне эта бодяга на всю жизнь!
Потерянным взглядом бессистемно осматриваю окрестности, но голова остается пустой, как барабан. Демоны дзингоку, как невовремя! Да я даже представить себе не могу, как объяснить все свои странности так, чтобы это мало-мальски правдоподобно звучало!
— Ты меня сразу же в дурку сдашь, если я тебе правду расскажу. — От волнения перехватило дыхание, потому говорю коротко, рублено, практически шиплю сквозь зубы. Чертов вопрос о доверии... Я думал, он никогда уже не возникнет. А ведь мне больше некому полностью доверять, кроме моей блондинистой лоли, и терять ее доверие — нет, только не это! — Ингрид, честно, если ты и в самом деле...
— Да забей. Захочешь — как-нибудь потом расскажешь. Обещаю, что сразу санитаров звать не стану. Сама-то я тоже, если присмотреться, нифига не прозрачная, ты же мне под кожу с выяснениями не лезешь. — Бьорк встряхнулась и снова превратилась из дотошной зануды в веселую, язвительную, слегка наглую егозу, то есть сама в себя. — А с Балалайкой я придумала, что делать. Так что не ссы, подруга, все будет пучком. Петь всякую травоядную ерунду — не наш профиль, этим пусть приличные девочки занимаются. А мы будем потрясать основы и шатать устои, потому что мы с тобой девочки совершенно неприличные. Погнали, Такаяма, сейчас все зарешаем в лучшем виде.
И действительно, зарешала. Мне, откровенно говоря, вообще досталась роль дерева номер два в этом спектакле. Вошел, поприветствовал всех присутствующих, а дальше скромно стоял, моргал и кивал, когда мне задавали вопросы. Бьорк же блистала красноречием, убеждая скептически морщившуюся Мари в том, что программа концерта, увы, слишком пресная. Соответственно, влить в нее свежую струю, поразив публику слегка, самую чуточку, провокационными песнями — не безответственный и вызывающий эксперимент, а тонкий расчет и прекрасная в своем великолепии идея.
Со скрипом, но вопрос решился. Тайному Студсовету, на самом деле, было просто не до нас с нашими песенками. Что Мидорикава, что Шираки, что сами сестры Курихара были по уши загружены школьными обязанностями, делами своих семей, попутными бизнесами, которые передали им в управление и много чем еще. Взваливать на себя контроль над всякой непринципиальной мелочью никто из них желанием не горел, особенно, если было, на кого это свалить.
— Девушки, я поняла вашу позицию. На мой взгляд, текст песни про маму выглядит провокационно, но я не разбираюсь в современной рок-музыке. Мне она не нравится. — Мари со вздохом отложила листочки с моими стараниями на угол стола и устало помассировала виски пальцами. — Мне по душе классика. Вивальди, Моцарт, Григ, Лист, Чайковский — истинные таланты, проверенные временем. Может быть, так и надо, не знаю. Во всяком случае, наши музыкальные клубы на городских конкурсах не блещут, хотя их тексты гораздо более нейтральны и выдержанны. Я вам доверяю, поэтому отдаю и решение, и реализацию данного вопроса на ваше усмотрение. Вы предложили, вы исполните, вам и нести ответственность. Надеюсь, у вас получится привнести изюминку в планируемое мероприятие.
— Госпожа Президент, не сомневайтесь, все будет так, как надо, и никак иначе. Мы целое ведро изюма в этот пресный концерт засунем. Зрители обалдеют, вот увидите! — Бьорк аж подпрыгивала от нетерпения, так ей хотелось поскорее получить "добро" на выступление и исчезнуть из кабинета, в котором занимаются скучной и неинтересной бюрократией. — С госпожой Ириновской мы заранее согласуем все тонкие моменты, чтобы потом чего не вышло. Все будет тип-топ, вот увидите!
Получив гарантии, что скандала на мероприятии не случится, а с Балалайкой мы сами обо всем договоримся, нас просто выставили за дверь, сообщив, что халява скоро закончится. Другими словами, как только мы выйдем из тюремного санатория, каждая из сэмпаев с огромным удовольствием скинет на нас часть своих функций.
В самом деле, сколько можно филонить, пока они вкалывают? Разве не является основной задачей кохаев во всем помогать и поддерживать старших товарищей? Короче, нагрузят нас, как ту лошадь, стоит только нос из каталажки высунуть.
— Полдела сделано! — Радостно провозгласила шведка, раздвигая идущую из столовой толпу, как маленький ледокол и совершенно не обращая внимания на буравящие нас со всех сторон заинтересованные взгляды. — Осталась формальность — предупредить русских, чтобы у них к нам не возникло претензий, и все будет в ажуре!
— Ну да, ну да. Как в анекдоте про крестьянина и принцессу. — Пробурчал я, настороженно прислушиваясь к очередным брюшным спазмам. — Пойдем в медпункт зайдем, раз уж мы здесь. Живот так режет, что никаких сил терпеть уже не осталось.
Мелкая озабоченно кивнула и сменила направление движения, нимало не заботясь о том, кому и куда придется отпрыгнуть с ее пути.
— Что, ПМС замучил? Как-то он у тебя болезненно проходит. Действительно, зачем мучиться, пошли скорее за таблеткой. — Она ускорилась, таща меня, словно на буксире. — А что за анекдот?
— Да ничего смешного, скорее, не анекдот, а проза жизни. Крестьянину понравилась королевская дочь, решил он на ней жениться. — Автоматически кивая на приветствия, иногда доносящиеся из собравшейся толпы, тоже ускоряюсь, стараясь не отстать от шустро перебиравшей ногами Бьорк. — Говорит: "Так, я уже согласен, полдела сделано. Осталась формальность — уговорить принцессу". Вот и у тебя так же.
Ингрид согласно мотнула головой, непроизвольно хмыкнула, но от едких комментариев решила воздержаться. Тем более, что мы уже пришли к цели. Медсестра оказалась на месте, моментально вникла в проблему, без разговоров достала из ящика стола нужный препарат и выщелкнула пилюлю из блистера. Да и с чего бы ей долго думать, если в академии учится целая толпа молодых девчонок? Проблема-то распространенная, у каждой старшеклассницы раз в месяц разливается Красное море, лекарство, поди, оптом закупают.
— Что-то ты какая-то бледная. Иди-ка ты, подруга, полежи-ка. Все равно на тренировке тебе сегодня делать нечего. — Соседка заботливо подхватила меня под ручку у входа в тюремный бокс, и под понимающими взглядами патрульных повела к камере. — Я предупрежу Ямадзаки, что ты не придешь. Отдыхай, завтра будет полегче.
