Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

Рассчитывал ли Дерек на то, что я сотворила с безголовой некротой и некропосудиной? Нет, хотя мог бы предполагать. Скорее, его ставка была на серьезную драку, возможно, абордаж, во время которого случайно или неслучайно гибнет кто-нибудь из посольства или даже все, кроме меня. А я в очередной раз поломала планы, применив западлостроение вместо магуйской дуэли. «Так я — не фехтовальщик, я — стрелок», и вообще когда-то в прошлой жизни ракетами занималась. То есть, не конкретно оружием массового поражения, но близко к тому, и психология у меня соответствует. А уж здесь и сейчас, учитывая тонкую грань, отделяющую мир от демонических соседей, я со своими убийственными руноскриптами и собственным источником тяжеловата и опасна для этой реальности. Примерно так, как опасны были древние маги, а, может, и больше. Они, в отличие от меня, хорошо знали, на что способны, а я продвигаюсь на ощупь, как толстяк в темной кладовке. То есть, все время что-нибудь задевая. Первый раз был загон Фалль, из которого я спасла троих, а больше сотни «спящих» убила. Конечно, если бы я туда вообще не полезла, вскоре умерли бы все, но ведь был же и более щадящий вариант — уйти оттуда и побыстрей сказать обо всем Арагорну или, как я сделала позже, Сан Санычу. А я... вот так, из-за одной незнакомой тетки... Во второй раз, только что, я могла бы подраться с некромагом, но пожалела, опять-таки, малознакомого иннена, который при сближении с источником некроэнергии гарантированно бы погиб, зато случайно убила кучу народа, который... Который все равно бы не остался в живых — или некромаг во время боя высосал, или вместе с посудиной пошли бы ко дну, или на Кугро бы их зазомбячили. То есть, оба раза имела место очень дешевая по количеству реальных жертв стимуляция моей совести, которая и так на все реагирует, как зуб без эмали. Те, кто погиб из-за меня, без меня бы тоже вскоре погибли, с гарантией. Совесть — это психический механизм, подстраивать реальность, как плетельщик, не может. То есть, надо искать, кому из магов судьбы это выгодно. А никому! Более того — любому руководителю совесть подчиненного мешает, гораздо удобнее слепая вера и нерассуждающая исполнительность. Это может потребоваться более крупным игрокам, например, некоторым божкам-планетарникам... но тут они жалкие и забитые, судьбой уж точно не смогут управлять. А, может, это нужно Ирайе.

Да! Когда я поставила на виртуальную доску ее знак, все остальные точки-события и кружочки-личности сложились в работающую схему.

И тогда я сделала единственно возможное для меня: поклялась, что буду действовать на благо Ирайе и никогда — во зло, и попросила ее одергивать меня прежде, чем натворю глупостей по незнанию. Главное, чтобы без жертв.

И почувствовала, как напряжение, до той поры почти незаметное, но сдавливающее сознание со всех сторон, схлынуло. Лишь когда меня отпустило, я поняла, насколько оно было сильно. Эх, дорогой ты мой орк Сашка! Знал бы, что со мной сотворило твое лекарство... наверно бы, рассмеялся. Ничего теперь не попишешь — я здешнему миру родная и никуда не сбегу, а сбегу — так вернусь обратно, и он меня воспитывает... как умеет.

А потом я проснулась.

Глава V.

Лофтофаги.

Не смотря на то, что кристаллы не полностью подошли к нашим двигателям, и мне пришлось мастерить на коленке «понижающий трансформатор», рунами в четыре строки по три-семь-одиннадцать знаков и запирающий символ, но заработали сразу после заполнения энергией. Откуда энергия? Опять моя, естественным образом им тут не зарядиться, а наш магистр-водник уже, наверно, в порту и требует связи с Конторой. Представила блондина, проталкивающегося к связному артефакту, прямо въяве увидела, как он скандалит, раздуваясь от сознания собственной важности — аж на душе полегчало. В сравнении с ним я мудра, аки Трисмегист. А вот без всяких сравнений мне лучше лишний раз не отсвечивать, целее буду.

Это не игры, не сон, а самая натуральная реальность, чего бы там ни болтали старина Мах, еще больший старина Гаутама и даже братья Вачовски. Хорошо рассуждать о майе и Матрице, сидя под деревом в мирной деревне или в захламленной квартирке хикикомори, обсасывать конфетки принадлежности, идентичности и прочие заморочки саморефлексии, а как доходит до дела, так вся мудрость сводится к тому, чтобы ни во что не влезать. Даже термин придумали — «недеяние». Конечно, с такими убеждениями действовать нельзя, иначе будет жестокий облом. Сколько ни внушай себе, что «ложки нет», она не исчезнет без определенных действий даже с монитора, и даже продвинутая чайка Джонатан Ливингстон расшибется о стекло, которое она не видит и не знает о его существовании. Впрочем, у каждого свои цели и свои обстоятельства, может, кому-то нужно убиться об реальность.

Бедняга Омела, давшая жизнь несметному числу духов прогресса, уничтожила себя полностью, разлетелась на мириады частиц, и теперь вытравить ее суть из всех миров, куда они попали — задача, неподъемная даже для бога. И я почему-то ни вот на столечко не осуждаю свою духовную мать. Ни за тот поступок, за который ее заключили в Кристалл, ни за самоубийство. На ее месте я поступила бы точно так же. Она пожертвовала собой ради реального мира, того самого, которого, по мнению популярных гуру, не существует. Или ради ради той силы перемен, которая шла в миры через нее? А может ли выжить какой бы то ни было мир, вращающийся в зацикленной последовательности состояний, не станет ли он деградировать с каждым циклом, и не покажется ли лучшим выходом — сбежать из него хоть в полное небытие? Риторический вопрос: конечно, деградирует и погибнет, энтропию никто не отменял. И в чем тогда состоит суть прогресса, ведь не в самоуничтожении? Нет, конечно, у меня есть обоснованное мнение, в чем, но до полноценной гипотезы ему очень далеко. Не хватает данных.

И эти данные я соберу. Так что стратегия «никуда не лезть» в данном случае себя не оправдывает, а уж «просто выполнять приказы» — так и вовсе провальная.

Второй умный совет, от моего будущего сына, «изменять судьбу, изменяя себя», я, в целом, поддерживаю, был один удачный опыт. Но в какую сторону менять себя сейчас? Тогда я просто «раскрасила», оживила обычные чувства, и это, в результате, утянуло линию моей судьбы резко в сторону орка Сашки, а, значит, и Орма, и лишь благодаря последнему я не пострадала от взрывоопасного подарка Артаса (простака Джена, как пить дать, обвели вокруг пальца, и он не знал, что несет). Тогда были ясные цели. А сейчас? Кроме как «отбояриться и свалить в тихую гавань»? То-то и оно. Если нет своей цели — будешь преследовать чужие, если нет своих желаний — станешь слугой тех, у кого они есть. Банально, но правда. Так что главным оказывается вопрос целей.

К утру дошли до вихревого кольца. В непосредственной близости от полярного круга сложно поддерживать субтропический климат, если не ограничить прогреваемое место. Вот его и огородили вихрем с радиусом километров в пятьсот, обнесли им архипелаг и прилежащее море и прикрыли сверху плотной облачностью, как кастрюлю крышкой, во избежание потерь тепла от излучения. Вихревое кольцо — искусственный циклон, в неподвижном «глазу» которого всегда одна и та же погода. Зато у периферии кольца дождь сменяется снегом и градом, между тучами вне зависимости от времени года змеятся молнии, а ветер временами достигает субзвуковых скоростей. Мясорубка для любого необорудованного магической защитой судна, так перетрет — даже рыбам ничего не достанется.

В предрассветных сумерках вид циклопической черной стены, пронизанной молниями, пробуждал в сердце первобытный ужас. Низкий гул давил не столько на уши, сколько на мозги. Я встряхнулась, сбросила с себя гипнотическое оцепенение и вошла в состояние любопытного зрителя, как если бы сидела не в каюте мелкого суденышка, а в зале кинотеатра. Капитан и вся команда, не исключая сменившихся с вахты, заняли свои места. В перерывах между завываниями ветра и грохотом разрядов я некоторое время слышала дробный топот и короткие приказы, потом все человеческие звуки заглушил рев стихии. Кораблик окутался мерцающей сферой и скользнул во тьму.

Грохот стих сразу же, как поставили сферический щит. Ветер и волны гнали теперь не само судно, а энергетический пузырь, причем, делали это довольно-таки аккуратно: магический движитель начал сглаживать волны. Конечно, сам пузырь качало и швыряло, но любая волна, добираясь до нашей защиты, теряла половину, а то и больше, своей высоты. Мерцающий шарик подкидывало и опускало, как на аттракционе, но ни одна водяная гора не ударила его сверху, не погребла под собой, и он, как поплавок, всякий раз непостижимым образом оказывался на волне. Вокруг пузыря стояла плотная темнота, лишь изредка озаряемая молниями. Как капитан умудрялся удерживать правильный курс — не знаю, но «кальмар» фыркал исправно, и кораблик шел, видимо, по спирали, забирая все ближе и ближе к центру. Бурлящие тучами стены светлели, ветер слабел, молнии за пленкой защиты уже не сверкали, и часов через пять хода сквозь бурю мы выскочили на белый свет. Именно белый — все небо было укрыто мерцающей непроницаемой облачностью, из которой моросил бесконечный дождь. Еще четверть часа кораблик скользил по успокоившемуся морю, прежде чем капитан отключил защиту и пришел ко мне, просить о подзарядке кристаллической батареи. Все-таки потери в самодельном трансформаторе слишком большие. Но и меня можно понять — никаких магоемких сплавов под рукой не было, руноскрипт резала на бронзовом держателе. Хорошо, что не поленилась взять в дорогу тот дуэльный кинжал с молекулярной заточкой, без него, боюсь, получилось бы косо-криво. Хороший режик, удобный: с легкостью располосует все, что угодно, от пухового пера до синей стали, так что вместо ножен приходится использовать малое заклинание отталкивания. Зато он — не только оружие, но и гравировальный станок, стамеска, пила по металлу и гильотинка для проволоки в одной упаковке. То, что нужно рунному мастеру. На всякий случай повесила его на пояс, затонировав отталкивающую поверхность серым цветом, во избежание лишних вопросов.

После подзарядки кристаллов эр Храван посмотрел на меня с удивлением:

— Не сочтите за оскорбление, вэль Хюльда, но насколько велик ваш личный резерв?

— Не очень, — уклончиво ответила я. — Но его вполне хватит на весь обратный путь, даже если убрать кристаллы. Другое дело, что я не смогу точно дозировать силу и сожгу движитель... если вы их вдруг потеряете.

— Думаю, вряд ли они куда-то денутся, я лишь хочу вас предостеречь. Даже если вы имеете резерв, как у архимага, не тратьте лишнего, скрывайте его. Мы тут не просто среди врагов, наши враги пользуются обратным течением силы, а это значит, что любой сильный источник будет привлекать ненужное внимание.

— Благодарю, эр Храван, постараюсь лишний раз не отсвечивать.

Капитан кивнул и отправился по своим делам, которые мне, пассажиру, знать не обязательно. Я же осталась на палубе. Путешествие сквозь бурю мой организм перенес хорошо, наверно, орочий вестибулярный аппарат еще не успел испортиться со времен наших доисторических предков, качавшихся на лианах. А вот за вихревым кольцом мне ощутимо поплохело.

Тепличная сырость и легкий гнилостный аромат вкупе с мерцающей серостью неба — это ничего, проблему создавало постоянное сосущее чувство — то ли тошнота, то ли голод, то ли что-то более противное. Хотелось здорового холода, ветра, нормального освещения или, наоборот, темноты — в общем, чего-то определенного. А размытые моросью очертания, сырой воздух, и, в особенности, ощущение медленно утекающей от тебя силы — все вместе создавало ощущение пойманности в паучью сеть, замкнутости в ловушке и нарастающей пустоты. В отличие от любого мага, мне нечего бояться опустошения резерва, мой источник при мне, и суть этого ощущения было иная. Не энергетическая.

Пока я бродила по палубе, посматривая то на далекий берег с жалкой, словно побитой молью, растительностью, то на бурлящую стену вихревого кольца, к нам подошли две лодки. Я хотела сказать — «всего лишь две», но этого было вполне достаточно для отпора незванному гостю: в одной из них явственно прочитывалась аура темного мага большой силы. До Черной Ти ему далеко, но, чтобы превратить в прах наше суденышко со всей его защитой, такому хватит и мгновения. На палубу вылезло посольство, просидевшее в каютах последние сутки, как мыши под веником. Морды лица у них были бледные и помятые. То ли проспали все это время, то ли пили, то ли морской болезнью страдали. Конторская лисичка, снова в образе старого слуги, встал позади них, совершенно невозможным образом одновременно вытянувшись в струнку и склонившись в ожидании хозяйского приказа. Кстати, этот образ — не иллюзия, это его собственные физиономия, грузная фигура и лопатообразные ладони, просто он вошел в другое состояние, и оно придает несомненно опасному бойцу вид отставного служаки, которому посчастливилось пристроиться личным слугой к самому министру. Я потихоньку просочилась к нему поближе. Со стороны носовой надстройки подошел капитан и всех успокоил:

— Сейчас убедятся в том, что мы — те, за кого себя выдаем, и проведут по фарватеру.

— Так вы уже бывали на Кугро? — нехорошо посмотрел на него эр Шоней.

— Да, — ответил капитан. — Контора не единожды пыталась наладить дипломатические отношения с архипелагом.

— Но почему...

— Не всякое знание на пользу, эр Шоней.

Хм. На месте посла я бы задумалась, а почему это ему сейчас так резко начали доверять, и почему до этого больше доверяли какому-то капитану. Но тот осекся, совершенно неприличным образом пялясь на приближающегося мага. Я выглянула в щелку между спинами и поняла, почему: тот был ревенантом. Хорошо сохранившимся, с безжизненно-серой, но гладкой кожей, не тронутой разложением, и с зеленоватой аурой в форме веретена. Высшая нежить. Впечатляет. Проигнорировав трап, маг левитировал вместе с двумя сопровождающими его мечниками на палубу. Подошел к капитану и заговорил.

Разговор велся на альвийском, который у меня на уровне «читаю со словарем», и понять что-либо не удавалось. Под конец, сжалившись, конторский лис наклонился ко мне и начал шепотом переводить. Как раз когда нежитю верительные грамоты демонстрировали. Он на них даже не взглянул. Все вертел головой, будто искал что-то и не мог найти, так, что даже капюшон свалился, обнажив голову в почти не закрывающем лицо шлеме: тусклые выцветшие глаза, неестественно гладкая кожа, синие губы. Поймал мой взгляд, потянул эфир, как принюхался, изобразил подобие улыбки и махнул рукой.

— Говорит следовать за их лодками, — перевел слуга.

Фарватер действительно требовал опытного лоцмана: извивался, как пьяная змея, и был узок. Серые скалы и черные пляжи обрамляли берега, местами еще сохранились лавовые наплывы, а все, что находилось выше полосы прилива, заросло каким-то не то мхом, не то лишайником серо-зеленого цвета. Редкие деревья, чудом зацепившиеся за береговые камни, тоже страдали от него, и казались пугалами, одетыми в рванину. После где-то часа лавирования в проливах и мелководных бухточках мы вошли в огромное серповидное то ли озеро, то ли лагуну, вдоль внутреннего берега которой располагался порт. Длинные приземистые постройки — склады? Вон там — точно ремонтные доки, судя по состоянию кораблей и суетящемуся вокруг них народу. Близ них — стоянка рыболовных суденышек. А почти по центру разгружается богато украшенное судно изящной альвийской постройки, по сходням катят бочки, одну за другой, нескончаемым плотным потоком. Нас провели к стоянке, отделенной от всех остальных цепью с зачарованными бакенами. Тут же подбежали какие-то чересчур расторопные люди и установили сходни. Гнилью запахло сильнее, к запаху водорослей и тухлой рыбы добавился тонкий аромат мертвечины. И даже это все было терпимо, пока меня не ухватили под руку тонкие ледяные пальцы. Я подняла взгляд и увидела нежитя, того самого, что встречал нас у вихревого кольца.