Телохранители-2 (Закрытый сектор)

После того как я дважды подряд коллапсировала и очень разволновалась — мне было очень страшно — нечто очень маленькое, но тёплое, заботливое и, как мне показалось, мохнатое, прикоснулось ко мне издалека и мягко погладило, успокаивая. Ничего подобного я прежде никогда не ощущала. Огромные полевые сущности, некоторое время суетившиеся вокруг меня, много раз пытались обращаться ко мне, но я не воспринимала и не понимала их обращений. Потом было много других, имеющих разные агрегатные состояния и размеры, различную природу. Все они пытались до меня достучаться, но у них ничего не получалось. А тут — маленький, тёплый, мохнатый комочек — и такой сильный эффект.

Я долго ждала, что этот комочек ещё как-нибудь даст о себе знать. Но больше я его не слышала. А совсем недавно я почувствовала его снова. Он дал мне понять, что скоро появится рядом со мной. Мы станем общаться, и мне больше не будет одиноко. Я ещё немножко подождала и вот, он появился! Непосредственно около меня, в узком промежутке между моим телом и базальтовой оболочкой, в которую меня заключили.

Я сразу его почувствовала. И потянулась к нему всем телом.

Иннокентий

Как только мы появились на станции, я почувствовал её. Большую, очень плотную и горячую. И понял, сто она сразу же устремилась в мою сторону. Как я это понял, мне до сих пор не вполне ясно, но её движение я почувствовал отчётливо. Пол под ногами у Сергея дрогнул — станция резко ускорила движение, унося нас на противоположный край щели. Сергей с трудом удержался на ногах, опёршись руками о стену. Я выпустил когти, вцепившись ими в войлочную подкладку, имеющуюся под тканью на спине его комбинезона. Гена, имевший три точки опоры, но стоявший на некотором расстоянии от стены, поехал по коридору хвостом вперёд, оставляя на сверхтвёрдом покрытии тонкие бороздки следов от мощных когтей, венчающих его задние лапы.

— Эй, девочка, нельзя ли немножко спокойнее, ты ведь так меня раздавишь! Не торопись. Я уже тут и в ближайшее время никуда не денусь.

Звезда успокоилась и отпрянула сразу, но для того чтобы снова занять место в центре полости ей потребовалось некоторое время. Станция же, совершив ещё несколько отчаянных пируэтов, во время которых нас мотало по коридору, выровнялась и, как ни в чём не бывало, продолжила бег по орбите, пролегающей в узком промежутке между кварковой звездой и внутренней поверхностью планетоида.

— Молодчина. А теперь давай знакомиться. Меня зовут Иннокентий, но можно просто Кеша. А тебя у нас называют Бетельгейзе. Может быть, тоже сократим?

— Кеша. А ты можешь мне показать себя? И как можно сократить Бетельгейзе?

Я показал ей, как меня видит Сергей. А потом предложил два варианта сокращения её имени: Бета и Бель.

— Никогда таких существ не видела. А кто ты? И можешь называть меня Бель, мне так больше нравится.

— Я кот. А рядом со мной находятся человек Сергей и ящер Гена, — я показал ей поочерёдно обоих, — они будут мне помогать.

— Сергея я чувствую, не так хорошо как тебя, но вполне отчётливо, а Гену совсем не ощущаю. Почему так? И кто вы такие? Есть ли еще, такие как вы? И такие как я?

— Не задавай сразу так много вопросов. Ты ведь уже увидела, что у меня голова совсем маленькая. Они там все сразу не помещаются. Время у нас есть. И я отвечу на твои вопросы, но сначала нам будет нужно определиться с некоторыми понятиями. Ты знаешь цифры?

— Нет, а что это?

— Вот с цифр нам и придётся начинать. И поможет мне в этом Сергей. Ты чувствуешь его, потому что он как и я эмпат. Мы ощущаем чужие эмоции и можем транслировать свои. Вот ты и чувствуешь его эмоции. А я, кроме этого, ещё и телепат — могу транслировать свои мысли и читать мысли других существ. Ты, оказывается, имеешь способности и эмпата и телепата. Поэтому мы с тобой не только хорошо чувствуем друг друга, но и можем общаться. А Гена не обладает ни эмпатией, ни телепатическими способностями. По-моему, он вообще никаких эмоций не испытывает. Поэтому ты его и не чувствуешь. Но ты можешь видеть его моими глазами. А сейчас просто смотри. Нам надо устроиться с дороги, а потом будем отвечать на твои вопросы.

Сергей

Наше прибытие на станцию чуть-чуть не закончилось трагически. Надо было предвидеть, что Бель — так Иннокентий предложил называть Бетельгейзе — может просто рвануться к нему навстречу. Что она, разумеется, и проделала сразу, как только почувствовала его присутствие. Антигравитит лишил её веса, только вот масса двух с лишним Солнц и соответствующая инерция никуда не делись. И размазала бы она нас вместе со станцией о внутреннюю поверхность базальтового планетоида даже не в тонкий блин, а в мономолекулярную фольгу. Да и то, ограничилась бы этим только потому, что планетоид бы раскололся.

Обошлось. Иннокентий не растерялся и сумел её остановить, что позволило станции выскользнуть. Меня это навело на мысль, что вращение по внутренней орбите — далеко не лучший вариант положения станции. В дальнейшем ведь может всякое случиться. Посовещался с Геной и тот согласился с моим предложением. Только об этом позже.

То, что кварковая звезда является разумным существом, подтвердилось. Но разум её, как и предсказывал Иннокентий, оказался разумом маленького ребёнка. Правда, темпы обучаемости этого "ребёнка" меня потрясли. Не знаю, дело тут было в величине её мозга или в степени быстродействия, но двоичное, шестеричное и десятичное исчисления Бель освоила минут за тридцать. И это притом, что общались мы с ней не напрямую, а через Иннокентия, который особыми познаниями в области цифр явно не отличался. Что такое квинтильон я ему так и не смог объяснить. А Бель осваивала подобные цифры играючи. Ввиду особенностей строения (шесть видов кварков), более удобным для неё было шестеричное исчисление, но мы договорились с ней, что считать она может так, как ей заблагорассудится, а с нами общаться с использованием десятичного, с использованием земных единиц измерения.

После того как мы смогли разговаривать на одном языке, к обучению приступил Гена. Он разъяснял кварковой звезде свойства антигравитита и принципы, на которых основано управление этими свойствами. Первым делом мы научили её выращивать ложноножку, придавая ей определённую заранее форму и длину. Когда с этим делом она освоилась, мы немножко усложнили задачу.

Теперь ей требовалось не просто вырастить ложноножку, заканчивающуюся полусферой определённого диаметра, но и проплавить ей в базальте планетоида километровый туннель, в котором мы планировали в дальнейшем поместить станцию. Сложность была в том, что базальт надо было не испарить, а лишь размягчить и аккуратно выдавить внутрь. Учитывая, что температура внутри кварковой звезды составляла десятки миллиардов градусов, сделать это было непросто. Но Бель справилась с этой задачей с первой попытки.

Иннокентий сначала подавал это всё как развивающие игры. Потом, по мере взросления звезды, а оно осуществлялось прямо у нас на глазах, игры сменил спорт. Разумеется, это всё делалось не сразу. Иннокентий быстро уставал, и через каждые три-четыре часа работы ему требовалось поспать не менее шести часов. Бель отдых не требовался, но они с Иннокентием очень хорошо чувствовали друг друга и проблем не возникало. А мы с Геной приноравливались к режиму Иннокентия. Я даже умудрился пару раз втихаря смотаться домой. Напрямую меняя вероятности. В последнее время это стало получаться у меня значительно легче и сопровождалось меньшими затратами энергии.

С Геной мы нашли общий язык достаточно быстро. Этому не помешали ни его безэмоциональность, ни полное отсутствие у него чувства юмора. Когда встал вопрос об установке станции в подготовленную для неё нишу, я предложил схему подвески, а Гена смотался через портал за материалами. Всё-таки в техническом плане их цивилизация шагнула намного дальше. Что и не удивительно, с учётом несопоставимых сроков развития. Вернулся он с двумя работниками, внешне напоминающих муравьёв, способных работать в вакууме без скафандров. Живые это создания или квазиживые механизмы я уточнять не стал. Работу они выполнили быстро и сразу после её окончания были отправлены через портал обратно. В стены ниши были вплавлены анкера, к которым демпфирующими тяжами была подвешена станция. Теперь при рывке практически любой мощности мы застрахованы от удара о поверхность планетоида, и риска оказаться раздавленными врезавшейся в него кварковой звездой. Меня заинтересовал материал, из которого были изготовлены эти тяжи. Дело в том, что мы на Земле пока так и не смогли разработать ни одного материала, упругость которого не ухудшалась бы при температурах, близких к абсолютному нолю. Гена заявил, что сам не имеет представления о том, как и из чего он изготовлен, но обещал разузнать при следующем визите домой.

Теперь, после того как мы убрали станцию из промежутка между внутренней поверхностью планетоида и внешней поверхностью кварковой звезды, можно было приступать к следующему этапу. Теперь Бель выращивала сразу несколько тонких ложноножек и сквозь отверстия в планетоиде выпускала их к его внешней поверхности. Отверстия выбирались, не абы какие, а направленные на ближайшие звёзды. Далее меняя плотность антигравитита на конце ложноножки и знак воздействия нужно было переместить планетоид в требуемом направлении на означенное расстояние с определённой скоростью. При этом требовалось не сорвать звёзды с орбит и не спровоцировать их столкновения с другими небесными объектами в обозримом будущем.

Другим обязательным условием было ограничение до двукратных стартовых и тормозных ускорений самого планетоида. Почему именно двукратного? А это уже я постарался.

В юности мне попались на глаза несколько книг Головачёва — фантаста, который полтора века назад был широкоизвестным, но потом быстро отошёл на второй план. Сейчас его вообще мало кто вспомнит. А я прочитал. И единственное, что плотно отложилось в памяти так это способ, которым герои его повествований, как правило, перемещались в космическом пространстве. Они двигались шпугом — с двойным ускорением до точки на середине пути, а потом с аналогичным же ускорением тормозились. Запало это мне тогда в память. Вот и сподобился реализовать. А что, мы с Иннокентием к двойной тяжести привычные — вон, сколько тренировались, да и для Гены она вполне допустима.

После того как Бель освоила передвижение, мы ещё более усложнили задачу. Выбрали достаточно плотный метеорный поток и начали курсировать галсами, пересекая его под разными углами. При этом Бель требовалось отбрасывать в стороны метеориты небольшого размера и изменять на противоположное направление движения более крупных тел.

Для плотных метеоритов небольшого размера сила воздействия и ускорение последующего движения не лимитировались, а для более крупных, в особенности тех, которые имели небольшую плотность, вводились ограничения ускорений, так чтобы они не превышали двукратных.

Бель схватывала всё буквально на лету, и обучение продвигалось очень высокими темпами. Дело в том, что её самой всё это очень нравилось, так как являлось не только развлечением, но и позволяло выстраивать в собственном теле всё большее количество новых связок, их пересечений, разветвлений и комбинаций.

Когда взаимодействие с метеоритами было доведено до полного автоматизма, мы направились к небольшой звёздочке спектрального класса G, обладающей планетной системой. Жизни на спутниках этой звезды не имелось, что позволяло нам тренироваться в полигонных условиях, не особенно задумываясь о последствиях наших действий.

Нам требовалось освоить передвижение в внутри системы, так называемый каботаж. Перед входом в систему я установил несколько ограничений. Во-первых, наши действия не должны были спровоцировать столкновений планет и их спутников, а также падение их на звезду. Во-вторых, нам самим следовало опасаться приближения к планетам, обладающим атмосферой, заходить в хромосферу звезды и в облака газа, буде они окажутся на пути. Дело в том, что внутренняя температура Бель составляла десятки миллиардов градусов. И мы вместе со станцией до сих пор не превратились в плазму только благодаря разделяющей нас прослойке вакуума, являющегося абсолютным теплоизолятором. Лучистый перенос энергии также отсутствовал по определению — кварковая звезда не испускала фотонов. Вот только в случае появления в промежутке между внутренней поверхностью планетоида и звездой даже сильно разреженного газа, ситуация могла измениться кардинально. Антигравитит выдерживает любые температуры, но теплоизолятором не является. Поэтому молекула газа, прикоснувшаяся к его поверхности, мгновенно превратиться в чрезвычайно горячую плазму. А дальше посредством броуновского движения и электронно-фотонных ливней начнётся перенос энергии.

Самостоятельно посчитать критическую плотность газа, превышение которой будет представлять для нас опасность, Бель пока не умела. Мы с Геной просто не успели обеспечить её знаниями о всевозможных физических процессах и явлениях с высокой степенью детализации. В дальнейшем это, разумеется, нужно будет обеспечить. И чем скорее, тем лучше.

А пока мы на весьма приличной скорости в одну десятую от скорости света, двигались по системе неизвестного на Земле жёлтого карлика, который очень напоминал наше родное Солнце. Вот только с планетами ему повезло не слишком. Пара обожжённых шариков чуть меньше нашего Меркурия, бешено мчащихся практически на границе хромосферы, два "Юпитера" плавно и неторопливо шествующие по орбитам в центральной части системы и "Нептун", медленно ползущий по внешней орбите. Между "Юпитерами" расположен метеорный пояс — кого-то порвали.

Почему мы задались именно такой скоростью при движении в планетной системе? Сразу из трёх соображений. Во-первых, для кварковой звезды это безопасно. Релятивистские эффекты, которые теоретически могут повлиять на её стабильность (на практике ещё никто с подобным не экспериментировал) становятся значимыми при больших скоростях. Во-вторых, мы не собирались тратить на тренировочный полёт дни и недели. В-третьих, одна десятая скорости света — это вполне реальная скорость для кораблей, входящих в космические флоты цивилизаций Закрытого сектора. Я не думаю, что они постоянно движутся с подобной скоростью, особенно внутри планетных систем, но в некоторых случаях могут достигать её. Поэтому наличие такого опыта Бель явно будет не лишним. Ну, а если кто, наоборот, чересчур шустрым окажется, так гоняться за ним на субсветовых скоростях никто и не собирается, благо имеется возможность не только притормозить шустрика, не сходя с места, но и к себе подтянуть на гравитационном аркане.

Наш планетоид не снижая скорости, несся по системе в плоскости эклиптики. Удобно расположившись в центре сферического обзорного зала станции, мы наблюдали панораму окружающего пространства на экранах, в которые были превращены его стены. Вот мимо прошмыгнул ледяной шар, близкий по параметрам к Нептуну — восьмой планете Солнечной системы. Эта планета была немножко покрупнее — в четыре раза больше Земли, но, за счёт отсутствия каменного ядра, чуть легче Нептуна. Её масса превышала массу нашего планетоида примерно в сто тысяч раз.