Перси Джексон и похититель молний

Каким-то чудом я уцелел. Мне не захотелось глядеть на свою искореженную броню. Грудь у меня была мокрой и теплой, и я понял, что тяжело ранен. Еще секунда — и монстр превратил бы меня в сорок пять килограммов отборного филе.

Хирон подскакал к нам, держа в руке лук, лицо его было мрачно.

— Di immortales! — воскликнула Аннабет. — Это адская гончая с Полей наказания. Они не должны были... никто не ждал...

— Кто-то призвал его, — сказал Хирон. — Кто-то из обитателей лагеря.

Подошел Лука, казалось, он позабыл о знамени и о минуте своего торжества.

— Это все Перси виноват! — завопила Кларисса. — Перси его призвал!

— Успокойся, дитя, — велел ей Хирон.

Мы смотрели, как тело гончей постепенно сливается с тенями, впитывается в землю и исчезает.

— Ты ранен, — напомнила мне Аннабет. — Быстро, Перси, давай обратно в воду.

— Я в порядке.

— Нет, не в порядке, — возразила она. — Хирон, посмотри на это.

Я слишком устал, чтобы спорить. Ступил обратно в ручей, весь лагерь столпился вокруг.

Внезапно я почувствовал себя лучше. Порезы на моей груди затягивались. Кто-то из обитателей лагеря шумно перевел дух.

— Послушайте, я... я не знаю, почему так случилось, — произнес я, пытаясь извиниться. — Жаль...

Но никто не смотрел, как исцеляются мои раны. Они смотрели куда-то вверх, над моей головой.

— Перси... — Аннабет тоже указывала куда-то вверх...

Когда я поднял голову, знамение уже таяло, но я успел заметить нечто вроде голограммы, посверкивающее и вращающееся в зеленоватом свете. Трехконечное копье — трезубец.

— Твой отец, — пробормотала Аннабет. — Вот это уже действительно плохая новость.

— Свершилось! — провозгласил Хирон.

Все вокруг стали опускаться на колени, даже обитатели домика Ареса, хотя, по-моему, особой радости они при этом не испытывали.

— Итак, мой отец?.. — спросил я, совершенно сбитый с толку.

— Посейдон, — изрек Хирон. — Сотрясатель земли, буреносец, покровитель лошадей. Приветствуем Персея Джексона, сына бога морей.

Глава девятая Мне предлагают начать поиск

На следующее утро Хирон переселил меня в домик номер три.

Больше мне не пришлось ни с кем делить свое жилище. Места у меня было теперь предостаточно: его хватило и для рога Минотавра, и для чистой одежды, и для мешочка с туалетными принадлежностями. Я мог сидеть за собственным обеденным столом, заниматься чем хочу, требовать "выключить свет", когда мне заблагорассудится, и никого не слушать.

При этом я чувствовал себя совершенно несчастным.

Не успели меня принять, не успел я почувствовать себя своим в домике номер одиннадцать, нормальным парнем — настолько нормальным, насколько вообще может чувствовать себя полубог, — как меня отделили от всех, как носителя какой-то редкой болезни.

Никто не упоминал об адской гончей, но я чувствовал, что все говорят о ней за моей спиной. Нападение испугало всех. Собственно говоря, оно несло в себе два смысла. Первый — я сын бога морей, и второй: монстры не остановятся ни перед чем, чтобы убить меня. Они могут даже вторгнуться в лагерь, который всегда считался безопасным.

Обитатели лагеря по возможности избегали меня. Жители одиннадцатого домика капитально занервничали, и никто из ребят не стал заниматься со мной фехтованием после того, что я учинил над детьми Ареса в лесу. Нам с Лукой пришлось тренироваться один на один. Он теснил меня еще сильнее, чем раньше, и не боялся в процессе обучения наставить мне шишек и синяков.

— Тебе потребуется все твое искусство, — обещал он, когда мы орудовали мечами и пылающими факелами. — Теперь давай снова попробуем этот удар "отрубить голову гадюке". Повторяем пятьдесят раз.

Наши утренние занятия древнегреческим с Аннабет продолжались, но она постоянно была рассеянна. Всякий раз, когда я произносил какую-либо фразу, она смотрела на меня исподлобья, словно я ударил ее между глаз.

Уходя после уроков, она бормотала себе под нос: "Поиск... Посейдон?.. Идиотская затея... Надо придумать план..."

Даже Кларисса держалась на расстоянии, хотя по ее ядовитому взгляду было ясно: она хочет убить меня за то, что я сломал ее волшебное копье. Я предпочел бы, чтобы она просто завопила или дала мне оплеуху, что угодно. Уж лучше каждый день драться, чем когда на тебя вообще не обращают внимания.

Я знал, что кто-то в лагере сильно настроен против меня, потому что как-то вечером, зайдя к себе, я обнаружил подсунутый под дверь номер "Нью-Йорк дейли ньюс", открытый на странице происшествий. У меня ушел почти час, чтобы прочесть статью, поскольку чем больше я злился, тем сильнее расплывались у меня перед глазами слова.

Эйлин Смит

МАЛЬЧИК И ЕГО МАТЬ

ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЮТСЯ

ПРОПАВШИМИ БЕЗ ВЕСТИ

ПОСЛЕ СТРАННОЙ АВТОКАТАСТРОФЫ

Салли Джексон и ее сын Перси до сих пор не обнаружены спустя неделю после своего таинственного исчезновения. Частично сгоревший семейный "Камаро-78" с сорванной крышей и сломанной передней подвеской был обнаружен в прошлую субботу на северном шоссе Лонг-Айленда. Машину перевернуло и несло по шоссе еще несколько сот футов, пока она не взорвалась.

Мать с ребенком уехали на выходные в Монтаук, но спешно покинули место своего нахождения при таинственных обстоятельствах. Пропавшие Джексоны не оставили никаких следов, не считая небольших следов крови в машине и вблизи от места аварии. Жители сельского района сообщили, что не заметили ничего необычного в ночь инцидента.

Муж миссис Джексон Гейб Ульяно заявляет, что его пасынок Перси Джексон — дефективный ребенок, которого выгнали из нескольких закрытых учебных заведений и который и в прошлом проявлял склонность к насилию.

Полиция не подтверждает, что Перси причастен к исчезновению матери, но не исключает возможности злоумышленных действий с его стороны. Внизу — недавно сделанные фотографии Салли и Перси Джексон. Полиция настоятельно просит всех граждан, располагающих любой информацией, позвонить по бесплатной горячей линии добровольного содействия органам власти.

Телефонный номер был обведен черным маркером.

Скомкав газету, я выбросил ее, затем бросился ничком на койку, стоявшую посередине моего пустого домика.

— Выключите свет, — жалобно попросил я.

* * *

В ту ночь мне приснился один из самых худших моих снов.

Я бежал по берегу штормящего моря. На этот раз позади меня находился город. Не Нью-Йорк. Очертания были совсем другие: здания располагались дальше друг от друга, росли пальмы, вдалеке виднелись холмы.

В сотне ярдов от полосы прибоя боролись двое мужчин. Они выглядели точь-в-точь как борцы, которых показывают по телику: мускулистые, бородатые, длинноволосые. На обоих были развевающиеся греческие туники, на одном с синей каемкой, на другом — с зеленой. Они то неистово вцеплялись друг в друга руками, то наносили обоюдные мощные удары, то сшибались лбами, и при каждом их соприкосновении вспыхивала молния, небо становилось все темнее и ветер крепчал.

Я должен был остановить их. Зачем — не знаю. Но чем быстрее я старался бежать, тем яростнее ветер отбрасывал меня назад, пока я уже не смог сделать вперед ни шагу, беспомощно топчась по песку.

Сквозь рев штормящего моря я слышал, как тот, что был в синем, пронзительно кричал второму, в зеленом: "Отдай! Отдай!" Как в детском саду, когда дерутся из-за игрушки.

Волны становились все круче, разбиваясь о берег, забрызгав меня солью.

"Прекратите! Перестаньте драться!" — завопил я.

Земля вздрогнула. Откуда-то снизу донесся хохот и голос, такой низкий и зловещий, что у меня кровь застыла в жилах.

"Иди же сюда, маленький герой, — негромко и проникновенно произнес голос. — Иди!"

Почва разверзлась у меня под ногами, и расселина эта вела прямо к центру Земли. Ноги мои соскользнули, и тьма поглотила меня.

Я проснулся, уверенный, что все еще падаю.

Но я по-прежнему лежал на кровати в домике номер три. Организм подсказывал, что уже утро, но за окном было темно, и громовые раскаты неслись над холмами. Надвигался шторм. Выходит, что мне ничего не приснилось.

Я услышал стук копыт возле порога, потом заколотили в дверь моего домика.

— Войдите!

Гроувер рысью вбежал внутрь, вид у него был встревоженный.

— Тебя хочет видеть мистер Д.

— Зачем?

— Он хочет убить... Впрочем, пусть лучше сам все тебе расскажет.

Я торопливо натянул на себя одежду и последовал за Гроувером, уверенный, что двигаюсь навстречу серьезным неприятностям.

Уже несколько дней я постоянно ожидал, что меня призовут в Большой дом. Теперь же, когда меня провозгласили сыном Посейдона, одного из богов Большой троицы, которые предположительно не могли иметь детей, я полагал, что просто оставаться в живых с моей стороны — уже преступление. Возможно, другие боги обсуждали, как лучше всего наказать меня за это, и вот теперь мистер Д. готов огласить их вердикт.

Небо над всем Лонг-Айлендом выглядело как суп из чернил, который вот-вот закипит. Мутная завеса дождя двигалась в нашем направлении. Я спросил Гроувера, не нужен ли нам зонтик.

— Нет, — ответил тот. — Здесь никогда не идет дождь, хотя порой очень хочется.

— А это тогда какого хрена? — Я указал рукой на приближающуюся бурю.

Гроувер беспокойно посмотрел на небо.

— Пройдет стороной. Плохая погода всегда нас минует.

Я понял, что он прав. За неделю, что я находился здесь, небо ни разу не обкладывало тучами. Несколько дождевых облаков, которые я видел, просто огибали край долины.

Но шторм... это вам не шутки.

На волейбольной площадке ребята из домика Аполлона играли против сатиров. Близнецы Диониса бродили вокруг клубничных полей, способствуя произрастанию ягод. Все вроде бы шло своим чередом, но везде ощущалась какая-то напряженность. Глаза всех обитателей лагеря были прикованы к надвигающейся буре.

Мы с Гроувером вошли на веранду Большого дома. Дионис сидел за столом для безика в той же самой тигровой гавайской рубашке, и перед ним точно так же стояла банка диетической колы — словом, все как в первый день. Хирон сидел напротив него в своем бутафорском инвалидном кресле. Они играли против двух невидимых противников: в воздухе парили сданные карты.

— Так, так, — сказал мистер Д., не поднимая глаз. — А вот и наша маленькая знаменитость.

Я промолчал.

— Подойди поближе, — велел мистер Д. — И не жди, что я буду лебезить перед тобой, потому что твой отец этот старый похотливый бородач.

Разветвленная молния прорезала тучи. Гром сотряс стекла.

— Бла-бла-бла, — передразнил Дионис.

Хирон с притворным интересом уставился в свои карты. Гроувер спрятался за перила, перебирая копытами.

— Будь на то моя воля, — продолжал мистер Д., — я бы подпалил огоньком все твои молекулы разом. Мы бы тут все чистенько подмели — и делу конец. Но Хирону кажется, что это противоречило бы моей миссии в этом гребаном лагере: держать братьев наших меньших подальше от опасности.

— Самопроизвольное возгорание — также форма опасности, мистер Д., — вставил Хирон.

— Чушь, — огрызнулся Дионис. — Мальчишка ничего и не почувствовал бы. Тем не менее я согласился, что буду проявлять сдержанность. Думаю, лучше обратить тебя в дельфина и отослать к папаше.

— Мистер Д... — предупредил Хирон.

— Ну-ну, — смягчился Дионис, — просто еще один вариант. Но это глупо дальше некуда. — Дионис встал, и карты невидимых игроков упали на стол. — Я отбываю на Олимп на срочное совещание. Если мальчишка будет все еще здесь, когда я вернусь, я превращу его в какого-нибудь длиннорылого дельфина. Атлантический бутылконос подойдет? Короче, если у тебя есть хоть крупица разума, Персей Джексон, то ты немедля согласишься с предложением Хирона.

Дионис взял игральную карту, свернул ее, и она превратилась в пластиковый прямоугольник. Кредитная карточка? Нет. Удостоверение для службы безопасности.

Он щелкнул пальцами.

Воздух обернулся вокруг него коконом. Потом мистер Д. превратился в голограмму и развеялся ветром, оставившим после себя лишь запах свежеотжатого винограда.

Хирон улыбнулся мне, но вид у него был усталый и напряженный.

— Садись, Перси, пожалуйста. И ты, Гроувер.

Мы сели.

Хирон выложил свои карты на стол — выигрышная комбинация, которой он не воспользовался.

— Ответь мне, Перси, — сказал он, — какое впечатление на тебя произвела адская гончая?

Одно только упоминание об этом отродье заставило меня содрогнуться.

Возможно, Хирон хотел, чтобы я сказал: "Да ну, чепуха все это. Я таких собачек на завтрак ел", но я не настроен был врать.

— Она напугала меня, — честно ответил я. — Если бы вы ее не застрелили, я бы погиб.

— Ты встретишь монстров и пострашнее, Перси. Куда страшнее, прежде чем завершишь его.

— Что... что завершу?

— Свой поиск, разумеется. Так ты берешься за это дело или нет?

Я быстро взглянул на Гроувера, который скрестил пальцы.

— Хм, сэр, — сказал я, — вы ведь до сих пор так и не сказали мне, в чем он заключается.

— Ну, в этом самое трудное, в деталях. — Хирон скорчил недовольную гримасу.

По долине вновь раскатился гром. Грозовые тучи уже почти достигли полосы прибоя. Насколько я мог видеть, море и небо слились в громокипящую волну.

— Посейдон и Зевс, — сказал я. — Они сражаются из-за чего-то очень ценного... чего-то, что было похищено.

Хирон и Гроувер переглянулись.

— Как ты узнал об этом? — Кентавр подкатился ближе ко мне.

На лице у меня выступила испарина. Ох, как бы мне хотелось придержать свой болтливый язык!

— Погода с самого Рождества стояла такая странная, будто небо и море борются между собой. Потом я говорил с Аннабет, и она сказала, что нечаянно услышала что-то о похищении... И... мне снились такие сны.

— Я знал это! — выдохнул Гроувер.

— Молчи, сатир, — приказал Хирон.

— Но это его поиск! — Глаза Гроувера горели от волнения. — Так должно быть!

— Только Оракул может вынести окончательное решение. — Хирон провел рукой по своей колючей бороде. — И тем не менее, Перси, ты прав. У твоего отца с Зевсом вышла величайшая ссора за последние несколько столетий. Они борются за нечто очень ценное, что было украдено. Точнее говоря, из-за жезла, изрыгающего молнии.

— Из-за чего? — нервно рассмеялся я.

— Не воспринимай это так легкомысленно, — предупредил Хирон. — Речь не о какой-то там обернутой фольгой безделушке, которой вы забавлялись в младших классах. Речь идет о двухфутовом бронзовом цилиндре высшей небесной пробы, снабженном с обоих концов божественными взрывчатыми веществами.

— Ух ты!

— Жезл Зевса-повелителя! — произнес Хирон, распаляя себя. — Символ его власти, с которого были скопированы все остальные жезлы, мечущие молнии. Первое оружие, изготовленное циклопами для борьбы с титанами, жезл, поразивший молнией вершину горы Этна и низвергнувший Кроноса; жезл повелителя, по сравнению с которым все ваши водородные бомбы выглядят просто шутихами!

— И он пропал?

— Похищен, — уточнил Хирон.

— Чем?