Фродо Бэггинс

С летами вытерпеть умел;

Кто странным снам не предавался,

Кто черни светской не чуждался —

Будь Ейл то, Бэггинс или Хват,

Нищ, беден, так себе, богат;

Тот, кто в конце остепенился,

Освободился от оков,

Кто славы, денег и чинов

Спокойно в очередь добился,

О ком нам целый век твердят:

Достойный Бэггинс (или Хват).

XI

Но грустно думать, что напрасно

Была нам молодость дана,

Что изменяли ей всечасно,

Что обманула нас она;

Что наши лучшие желанья,

Что наши свежие мечтанья

Истлели быстрой чередой,

Как листья осенью гнилой.

Несносно видеть пред собою

Одних обедов длинный ряд,

Глядеть на жизнь, как на обряд,

И вслед за чинною толпою

Идти, не разделяя с ней

Ни общих мнений, ни страстей.

XII

Предметом став суждений шумных,

Несносно (согласитесь в том)

Меж хоббитов благоразумных

Прослыть прикольным дурачком,

Или забавным сумасбродом

(Каким и был наш Бэггинс Фродо),

Иль просто хоббитом лихим.

Так Фродо (вновь займусь я им),

Куря галенас величаво,

Дожив без цели, без трудов

До полдня хоббичьих годов,

Томясь в бездействии халявы

Без службы, без жены, без дел,

Ничем заняться не умел.

XIII

Им овладело беспокойство,

Охота к перемене мест

(Весьма мучительное свойство,

Немногих добровольный крест).

Оставил он своё селенье,

Норы своей уединенье,

И двинулся туда, где Тень

Грозила скрыть собою день,

И начал странствия без цели,

Доступный чувству одному;

И путешествия ему,

Как всё на свете, надоели;

Но вот уже Ородруин,

И бросит дело лишь кретин.

XIV

Но вот хоббиты испугались,

Меж ними шёпот пробежал...

К ним Шелоб грозно приближалась

И с нею Уфтхак-генерал.

Она была нетороплива,

Но голодна и молчалива,

Без взора милого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без ослепительных идей...

Всё тихо, страшно было в ней,

Она казалась верный снимок

Ungolianth... (Тингол, прости:

Не знаю, как перевести).

XV

Шелоб и орк подходят ближе;

Уфтхак вдруг замер перед ней;

Хоббиты затаились тише,

Ловили взор её очей;

Шелоб остановилась рядом,

Уфтхака оценила взглядом,

И тут же в пасть её попал

Пришедший с нею генерал.

Никто б не мог её прекрасной

Назвать; и с головы до ног

Никто бы в ней найти не мог

Того, что модой самовластной

В высоком нолдорском кругу

Зовётся Fea. (Не могу...

XVI

Люблю я очень это слово,

Но не могу перевести;

Оно в Эндоре хоть не ново,

Но вряд ли быть ему в чести,

И выглядит оно замшело...)

Но обращаюсь к нашей Шелоб.

Кошмарным ужасом страшна,

Доела гоблина она,

Членистоногая зверюга,

Унголианта наших дней,

Владычица ночных теней

И восьминогий ужас Юга,

Шелоб стара, страшна и зла,

Но офигительна была.

XVII

"Ужели, — думают хоббиты, —

Ужель она? Но точно... Нет...

Как! из Кириф Унгол забытой..."

И неразлучный арбалет

Тихонько поднимает Фродо

На эту шутку злой природы,

На дочь зловещей красоты.

"Скажи, Горлум, не знаешь ты,

Кто там в хитиновом уборе

Уфтхака бедного сожрал?"

Горлум же хоббиту сказал:

"Ага! ты ж не бывал в Мордоре.

Постой, тебя представлю я". —

"Да кто ж она?" — "Жена моя".

XVIII

"Так ты женат? Не знал я ране!

Давно ль?" — "Уже полсотни лет". —

"На этой, блин, господней срани?!" —

"Её ты знаешь?" — "К счастью, нет". —

"О, так пойдём". Горлум подходит

К своей жене и ей подводит

Ведомых хоббитов своих.

Паучиха глядит на них...

И что ей душу ни смутило,

Как сильно ни была она

Рассержена и голодна,

Но ей ничто не изменило;

Но в замыслах своих нет-нет,

Да Чёрный видела Совет.

XIX

Ей-ей! не то чтоб ухмыльнулась

Иль стала вдруг бледна, красна...

Головогрудь не шевельнулась,

Не сжала хелицер она.

Глядел он как нельзя прилежно,

Но замыслов её, конечно,

Наш хоббит угадать не мог.

Хотел начать он диалог

И — и не мог. Она спросила,

Давно ль он здесь, откуда он —

Никак из Западных сторон?

Потом к супругу обратила

Ужасный взор, что вздрогнул он:

Так не взглянёт и Саурон!

XX

"Ужели эту Паучиху, —

Горлум подумал, — я любил?

Видать, меня сгубило лихо:

Какой же, право, я дебил!

И эта чёрная скотина

Меня скрутила в паутину

Своих желаний и страстей?

Да чтоб ей пусто! Мелькор с ней!

Не я ль носил ей в угощенье

Вкуснейших, лучших гоблинят?

Не я ли поставлял ей яд?

Но это недоразуменье!..

Ужель со мной сейчас она

Так злобна или холодна?"

XXI

Он достаёт свой нож консервный,

Его вдруг поднимает он

Рукой дрожащею и нервной,

Минутой злобной ослеплён,

И... Шелоб в жертву он приносит,

Хоть та прощения уж просит;

Кричит в печали: "Эру! к ней!..

О Шелоб, Шелоб!" — и скорей

Бежит Горлум к Саммат Науру.

Что с ним? в каком он страшном сне!

Что шевелится в глубине

Души, подвластной Барад-Дуру?..

Но, рассудителен и мил,

Его хоббит остановил.

XXII

Пока оставим мы Горлума

С его безудержной тоской...

Меж тем солдаты Казад-Дума

Спешат с Врагом ввязаться в бой.

Войска из Гондора выходят,

Их Элессар-король выводит;

Он, как ни странно, протрезвел

И на коне сидеть сумел.

Отряд другой ведёт Угрюмый;

Неловкий, он едва-едва

Топор сжимает; голова

Его полна угрюмой думой.

Галадриэль и Келеборн,

И знаменитый энт Фангорн

XXIII

И то покинули чертоги,

Из коих уже сотни лет

Не выходили на дороги,

Где мог бы запоздать обед.

Они смеются: ехать в гости,

Сверкая от врождённой злости, —

Пусть даже в Мордор — не к чести:

Они хотят Мордор снести,

Но мимоходом, между делом,

Назгулам не желая зла,

Как резолюция была

Недавно на Совете Белом;

Когда нет мира с головой,

Друзья, не ввязывайтесь в бой!

XXIV

Тут был, однако, цвет столицы,

И знать, и моды образцы,

Везде встречаемые лица,

Необходимые глупцы;

Тут были гномы пожилые

В мифрильных латах, с виду злые;

Роханских несколько девиц,

Неулыбающихся лиц;

Тут был посланник, говоривший

О государственных делах;

Тут был в пушистых сединах

Гэндальф, по-старому шутивший:

Отменно тонко и умно,

Что нынче вовсе не смешно.

XXV

Тут был на эпиграммы падкий,

На всё сердитый Леголас:

На чай харадский слишком сладкий,

На цвет волос, ногтей и глаз,

На толки про Мордор туманный,

На орден, двум хоббитам данный,

На ложь Нолдоров, на войну,

На снег, на Горлума жену,

На Теодэна, Дэнэтора,

На молодых, на стариков,

На умных и на дураков,

На Саурона и Мелькора,

На дом, где до фига всего,

И на себя на самого.

XXVI

Тут Перегрин был, заслуживший

Известность трусостью души,

Свой слух ужасно притупивший,

Как об наждак карандаши;

Вдали другой диктатор модный

Стоял, озябший и голодный:

Седой король Лихих Лесов,

Владыка белок, лис и сов;

И путешественник залётный,

Отполированный нахал,

Дубиной тяжкою махал

И нагинатою добротной,

Покинув солнечный Кхитай —

Блаженный Поднебесный Край.

XXVII

Но Арагорн был вечер целый

Мордором занят лишь одним,

Его охраной офигелой,

И злой рептилией над ним,

И непреступною стеною,

И жутким волколаков воем,

И Глазом Мордора Главы.

О люди! как похожи вы

На прародителя Беора:

Что вам дано, то не влечёт,

Вас новый мир к себе зовёт —

На Запад или в Тьму Мордора.

Запретный плод вам подавай,

А без того и рай не рай.

XXVIII

Как изменилось всё в округе!

Все снова рвутся в грозный бой.

Давно не видели на Юге

Такой армады озорной!

Кто смел искать бы Йовин прежней

В сей величавой, в сей небрежной

Солдатке? Йовин кто б узнал?

"И он мне сердце волновал!

О нём порой во мраке ночи,

Пока Ирмо не прилетит,

Грущу, никто как не грустит,

К луне подъемля томно очи,

Мечтая с ним когда-нибудь

Свершить смиренный жизни путь!.."

XXIX

Все твари голоду покорны;

Но юным хоббичьим сердцам

Его порывы благотворны,

Как бури вешние полям:

Хоббиты в голоде свежеют,

И обновляются, и зреют —

И жизнь могучая даёт

И пышный цвет, и сладкий плод.

Но в мире тёмном и бесплодном,

На стыке двух Эпох и лет,

Печален глада мёртвый след;

И недомеркам трём голодным

До боли хочется поесть;

Они не в силах это снесть.

XXX

Сомнений нет: увы! хоббитам

В Мордоре нечего пожрать;

Они печалию убиты,

Им неохота помирать.

Им не хватает и бутылки:

Не то бы, как волшебник пылкий,

Её крутили бы они,

Решая, чьи печальны дни

Пора прервать, обеда ради,

Кого поджарить на шашлык,

А потому раздался крик,

Мат, оскорбления, проклятья:

Пытался каждый доказать,

Что лишь его не стоит жрать.

XXXI

Труп паука не замечают:

Он, как ни бейся, ядовит, —

Зато все дружно намекают,

Что третий — лишний тут хоббит.

Но Фродо с Сэмом согласились,

Что друг на друга зря сердились

И что лишь Горлум, их собрат,

На вкус хорош, хоть жестковат.

Бледнеть тут Горлум начинает:

Им что, проводника не жаль?

Их Шел не слопала едва ль, —

О том хоббиты забывают?

Он шлёт хоббитов к назгулям,

Те хором шлют его к чертям.

XXXII

Он, право дело, уж заране

Писать ко прадедам готов

О скорой встрече; но по пьяни

Не может он связать двух слов;

А Сэм упрям, отстать не хочет,

Ещё надеется, хлопочет,

И Фродо Бэггинс наш смешной

Горлуму слабою рукой

Знак неприличный указует,

И средний палец, где Кольцо,

Горлуму тычет прям в лицо;

Тот, на хоббита негодуя,

Собрал своих остаток сил

И Фродо палец откусил.

Разговор

Фродо с Горлумом

— Понятно всё: вас оскорбил

Мой жест весьма неоднозначный —

Быть может, не совсем удачный;

Но, Горлум, палец откусил

Ты на фига? с какою целью?

Не утолил ты голод свой;

Кольцо, к Гортхаура веселью,

Желудок не расплавит твой..."

*

— Случайно вас когда-то встретя,

В вас что-то вкусное заметя,

Вас сразу скушать не посмел:

Влечению не дал я ходу,

Свою поганую природу

Я проявить не захотел.

Ещё одно тебя спасало...

Велел мне Майя Саурон,

Чтоб я принёс Кольцо сначала.

Как ясноглазый Кархарон,

Чужой для всех, ничем не связан,

Я думал: счастье и покой

Несёт Кольцо. Но Эру мой!

Как я ошибся, как наказан!

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Лишь шлемов сталь, мифрил кирас

Ловить голодными глазами,

Внимать вам долго, понимать

Душой всё ваше совершенство,

Пред вами в муках замирать, —

И укусить вас... вот блаженство!

И я всего лишён: от вас

Терплю я снова неудачу;

Подходит мой последний час,

А я в напрасной скуке трачу

Судьбой отсчитанные дни.

И так уж тягостны они.

Я знаю: век уж мой измерен,

Но, чтоб жила душа моя,

Теперь я должен быть уверен,

Что цель свою исполню я..."

*

— Боюсь: в мольбе твоей смиренной

Увидит мой привычный взор

Затеи хитрости презренной, —

Но мне понятен ваш укор.

Уж вы узнали, как прекрасно

Гримасы жуткие кривить,

Пылать — и челюстью всечасно

Кусать мне руки до крови;

Желать сожрать всю руку сразу,

А может, и меня всего, —

Но занести мне в кровь заразу,

Скажите, было для чего?

А мы меж тем, с глубоким гладом

Так не расставшись до сих пор,

Ведём спокойный разговор,

Глядим на вас голодным взглядом!..

*

— Что ж, так и быть: я сам себе

Противиться не в силах боле;

Валар Мелькор, в твоей я воле

И предаюсь моей судьбе!

XXXIII

Взойдя на Роковую Гору,

Горлум разделся, как кретин,

И с криками: бандзай, Эндора! —

Он сиганул в Ородруин.

Хоббиты смотрят вниз сурово,

Не проронив меж тем ни слова,

А после испустили крик:

"Пропал любимый наш шашлык!"

В печали смотрят друг на друга

И голод утолить хотят.

Вперил Сэм в Фродо зоркий взгляд...

Внезапно закружилась вьюга,

Завыл жестокий ураган,

Трясётся Роковой Вулкан,

XXXIV

Хелкар тайфуны сотрясают,

Неся погибель кораблям,

На небе молнии сверкают,

Дрожит, расколота, земля,

На Юге зверствуют морозы,

Ниенны ливнем льются слёзы,

Расколот древний Барад-Дур,

Проснулся старый Орлангур,

Кипять на Севере заливы...

И вдруг, без лишних долгих слов,

Пичужка (видно, из Орлов)

Хоббитов, унесённых взрывом,

Поймала, за ворот взяла,

К дворцу Кэрдана понесла.

XXXV

Тем временем играли в карты

Назгулы в башне Барад-Дур:

Тур-Кхант, Элвер, Ульфаст, Умбартэ,

Магор, Кхамул и Барбадур,

И Мордред — Мордорская Морда —

Вино пил в одиночку "бордо".

И тут как башню тряханёт!

В вулкан назгулов как швырнёт!

Их обожжённые скелеты

Огонь недопереварил,

Огнём Небесным запустил...

Их разнесло потом по свету...

Они, как Падшая Звезда!

Ну что ж, прекрасно, господа...

XXXVI

И что ж? Скелеты не пропали,

Но Кольца были далеко:

К Валаров горю и печали,

Таились в Ямах глубоко.

Лишь юный Олмер меж делами

Читал духовными глазами

Об этих Ямах. В них-то он

Выл временами углублён.

То были тайные преданья

Далёкой, тёмной старины,

Ни с чем не связанные сны,

Угрозы, толки, предсказанья,

Иль длинной сказки след живой,

Иль новый Мелькор молодой.

XXXVII

А здесь, немного в отдаленье,

Как на какой-то страшный сон,

На то большое разрушенье

Глядит печальный Саурон.

Вот видит он: на талом снеге,

Как будто спящий на ночлеге,

Великий Орк ничком лежит,

Стрелой эльфийскою убит;

То видит он врагов забвенных,

Клеветников, и трусов злых,

И строй роханок молодых

И их товарищей презренных,