Он вытерпит. Вытерпит. К тому же, совсем скоро должно полегчать...
— Bătrîne[22], ты с ума съехал там или как? Я пожру, выпью и девушку на вечер организую за такие деньги, а то и двух!
— Нет, нет, — продавец продолжал мотать головой. — Цена есть цена!
— Да что ты мне тут втираешь? Пятьсот скинь, на все! Не обеднеешь чай.
— Нет, нет, — упирался старик. — Дешевле — нет. Дешево. Кормить детей.
— Чьих? Твои уже лет сорок как выросли, если не все пятьдесят! — не унимался Деляну. — Сами себя кормить должны! Скинь, будь человеком!
— Столько — нет, — продавец, кажется, был готов уже сдаться.
— Nu un japonez, ci un zgîrgit[23], — вздохнул Титу. — Ладно, семьдесят с каждой и по рукам...
Мелодичный перезвон подвешенных над дверью колокольчиков заставил Виорела резко обернуться — впрочем, в его состоянии любой громкий звук мог добиться такого результата. Открыв дверь, через порог перескочила какая-то жизнерадостная девчонка в припорошенной снегом шапке. Ну надо же, настоящий покупатель...
Смотреть, впрочем, особо не на что. На вид лет хорошо если двадцать, ростом ему едва по грудь, яркий пуховик, растрепанные рыжие волосы...ничего особенного.
Кроме, разве что, того, что она направилась аккурат к стеллажу у окна — рабочий как раз заканчивал там с последними коробками.
Этого еще не хватало...
Не в силах выбрать одну из доброй дюжины коробок, гостья начала, что-то бормоча себе под нос, водить по ним пальцем сверху вниз. Считалочкой, что ли, выбирает? Вот сейчас она ему насчитает...
В несколько шагов, стараясь по мере сил игнорировать боль в Цепях, голове и, что уж там, во всем теле, Виорел добрался до окна. За несколько секунд до того, как рыжая девчушка уже стащила бы с полки тот подарок, на который пал жребий.
Разумеется, то была одна из коробок, отложенных для него.
— Девочка, — приспустив шарф, Виорел решительно положил руку на коробку, не давая сдвинуть ту с места и на миллиметр. — Возьми что-нибудь другое. Это мое.
Японка подняла голову, наградив его недоуменным взглядом. Обветренное лицо, шелушащиеся губы, полные удивления карие глаза...ничего особенного. Ничего, кроме...
Чувствуя, как волной накатывает очередной приступ, Щербанка на миг зажмурился, но обостренные до предела и далее чувства вовсе не собирались его щадить. И то, что они принесли ему сейчас...
— Вам нехорошо? — добрался до ушей чей-то вполне сносный английский.
Сморгнув налипшую на глаза муть и вместе с ней — то, что на какое-то мгновение привиделось ему на месте девушки, Виорел подался вперед, содрогаясь от подавленного приступа кашля.
— Может, отпустите?
— Нет, — едва шевеля языком, протянул он. — Не это. Возьми другое.
— Но они же одинаковые!
— Девочка. Эти три коробки не твои. Возьми...
Не смотреть. Не слышать. Не дышать. Не дышать этим...этим...
— Хорошо, хорошо, — воздев руки в преувеличенном жесте, вздохнула обладательница рыжих волос и шапки, украшенной снежной крошкой. — Don`yokuna rōjin[24], — подхватив случайную коробку, она размашистым шагом направилась в сторону прилавка.
Дышать почти сразу же стало легче.
— Титу! Кончай деду по мозгам ездить и иди мне помоги!
— Да иду, иду уже... — наматывая на шею купленные обереги, отозвался Веселый.
Подошел Деляну и правда быстро — и, подхватив под руки сразу две коробки, последовал за подельником к стойке. Рыжеволосая гостья, по лицу которой было видно, что она так до конца и не уверена — оскорбляться или удивляться случившемуся — уже рассчиталась за свою покупку, и бросив напоследок Виорелу что-то на родном языке, прошествовала к выходу.
— Dute, fetiț-o, de aici, undeva mai departe[25], — пробормотал Щербанка, поворачиваясь к продавцу и раскрывая кошелек. — Эй, старик. Что она там прощебетала?
— Прошу прощения, но...раз уж вы сами спросили... — продавец, безмерно радуясь возможности отыграться, пусть и по мелочи, расплылся в улыбке. — Чтобы вам, чокнутому иностранцу, углей в коробку насыпали.
Снега становилось все больше — к утру дорогу грозило основательно замести. Остановившись в нескольких шагах от витрины, Виорел, вытащив из кармана сигаретную пачку, отрешенно наблюдал за товарищами. Поставив коробки на тротуар, Деляну, запутавшийся в навешанных еще в магазине шнурках, проводил ревизию скопившихся у него культовых предметов, оберегов и амулетов. Посмотреть там и правда было на что: распятие католическое и православное, кулон-хамса и назар, минимум три буддистских амулета, змеевая луна, наваратна со стекляшками вместо драгоценных камней...во внутренний карман куртки, если память Щербанке не изменяла, Веселый в свое время зашил тфилу — и хорошо, если только ее одну. Присовокупление к обширной коллекции новых экземпляров, уже японских, встретило долгий и презрительный взгляд со стороны Чуботи — на улице же он не преминул завести речь на данную тему:
— Правы были те, кто тебя из ордена выпер. Смотреть противно.
— А ты возьми, да отойди... — путаясь в шнурках и тесемках, раздраженно пробормотал Титу. — Хотя не, стой лучше, коробки сторожи. Хоть какая с тебя польза, с жирдяя.
— Да уж побольше, чем с твоей скобяной лавки, — буркнул Пупок. — Вот зацепишься в автобусе всей этой хренью и задохнешься к черту. Или в метро дверьми зажмет.
— Ты-то в двери вовсе не пролезешь, — уложив под рубаху большую часть коллекции, выдохнул Деляну. — Пешочком будешь, пешочком...туда, да сюда, да обратно тоже...
Закончив, наконец, распутывать нити, цепочки и шнурки, Веселый, подхватив коробки, обернулся.
— Начальник?
Да, к утру точно все завалит. К утру...может, инструктаж до утра и отложить? А лучше — до дня завтрашнего...а еще лучше...
— Начальник, ты чего, заснул там?
Встрепенувшись, Виорел повернулся на голос.
— Девчонка.
— А? Чего? Какая еще...а, та, что ли? Рыжая? — Деляну всем своим видом выражал чистейшее недоумение. — А чего с ней такое?
— Не знаю, — Виорел чуть повел плечами и в который раз поправил шарф. — Отходняк, наверное. После того, как с Цепей маскировку содрал...дай-ка хлебнуть, что ли, — приняв фляжку, он без стеснения приложился — хорошо приложился — к горлышку. — Отходняк. Слышится, видится всякое. Но никогда еще не...
— Никогда — что?
— Не знаю, — повторил Щербанка. — Честно — не знаю. Ладно, пошли уже, нам до утра как-то обернуться надо.
Приняв у Пупка третью коробку — как бы не уронил — Виорел пристроился за товарищами, что успешно занимали собою всю дорогу.
Шаг, второй, третий...
— Титу.
— А?
— От нее...не пахло ничем?
— Да нет, вроде. Я духи все эти страсть как не переношу, уж почуял бы. А что?
— Ничего, ничего. Показалось.
В какой-то момент ему показалось, что все ушло, отступило. В какой-то момент он почти позволил себе забыть — как оказалось, только ради того, чтобы былые мысли вернулись, когда троица подходила к отелю.
Вернулись, не желая больше его оставлять.
Иногда он видел слишком много. Иногда — к великому счастью лишь иногда — он видел то, что ждет каждого в конце пути. Иногда...
От девчонки несло кровью, как от скотобойни.
И то, что он на миг видел на ее месте, было не очередным гниющим трупом.
Чем-то иным.
Чем-то стократ хуже.
Виорел окинул взглядом комнату.
Умиротворяющее зрелище. Почти.
Веселый оккупировал большую часть стола и долгое время деловито раскладывал там свое снаряжение: боеприпасы и отдельные оружейные детали множились, но куда быстрее росло количество надкусанных раз-другой и брошенных где попало бутербродов, липких пятен от пролитого из термоса чая и таковых от оружейной смазки. Зажав в зубах очередной кусок черствого хлеба с парой мясных кружков, Деляну, сипло дыша через нос, возился с пистолетом-пулеметом: его древний, успевший повидать бесчисленные виды Šcorpion vz. 61 остался теперь дьявол знает где — из коробки для подарков была извлечена какая-то новая модель, адаптированная, наконец, под стандартный патрон стран Восточного блока. Оружие было свежим, только что не в масле — и потому определенно требовало полной разборки и тщательнейшей проверки: полагаться на случай у Титу желания вовсе не водилось — в отличие от мыслей, что чинить то, что не сломано, вряд ли вообще стоило, черт бы драл этих умников. Могли бы, прежде чем проводить все эти замены, спросить его — так нет же, куда там, им, конечно, вернее знать, к чему человек привык, а что будет еще добрых пару недель сидеть в руках так же ладно, как змея. Могли бы спросить, а не совать ему эту дрянь, будь она хоть трижды лучше — то, что согласно приложенной к товару бумаге, подобный образец попадет в чехословацкую армию не раньше восемьдесят второго года, особо сердце как-то не грело. Он бы тоже мог годик потерпеть, а то и два. Хорошо хоть на нож не позарились...
Чудовищного вида орудие, привлекшее в тот миг мысли Деляну, лежало рядом — стареньким бетлемитским ножом одинаково хорошо откручивались болты, нарезались глотки, хлеб и вяленая свинина (для последнего дела он и был недавно использован). От погружения оного ножа в безвинную столешницу его в свое время остановил только хмурый взгляд Виорела — странно, что не прикрикнул, как обычно. Не отпустило, что ли?
Пупок вел себя гораздо скромнее — совсем не под стать своим нескромным размерам — и строго держался той части стола, что была выделена для него лично. Ни грязи, ни еды, ни окурков — только заново завернутые в плотную, хрустящую под пальцами бумагу гранаты, вычищенный и смазанный пистолет, да аккуратно подвязанная папка с материалами лекций, которые совсем скоро предстоит читать. Что-то про организацию пропускного режима туда добавил сам Виорел, явно ориентируясь на тюрьму, в которой ему довелось побывать и даже выбраться живым. Все остальное составил сам Юджин, особенно налегая на любимую тему — такого таланта от доморощенного подрывника старший охотник не ожидал. А вот Веселый ожиданий не подвел — сложно это сделать тому, от кого никаких чудес и не ждешь.
"Кружок юного солдата...главное, чтобы не увлекся".
Да, пожалуй, именно это — иначе уже скоро вокруг офиса несчастной железнодорожной конторы будут вырыты окопы в три ряда, если не проделано что похуже. Щербанка так и не мог понять, кому пришла в голову светлая мысль представить их как инструкторов — чему они могли научить местных охранников? Как устроить засаду на путях? Как ограбить поезд? Выкатить комплекс мер по профилактике активности полукровок на пассажирских линиях? Так проста она, эта профилактика — прицелился получше да тронул легонько спусковой крючок. Но поди еще объясни местным валенкам, что в этих надо стрелять, а вон в тех не надо. Для них все одно, что людь, что нелюдь. Две руки, две ноги, одна голова...
Пока не становится слишком поздно.
— Кончайте харч, — в очередной раз высморкавшись в грязный платок, объявил охотник. — Пора вам просвещаться. Пупок, дверь. Титу, хлам подвинь свой.
— То не хлам, то ювелирная работа, — пробормотал Деляну, возясь с очередной пружиной. — Один момент, начальник.
Взяв с кровати толстую, буквально лопавшуюся от бумаг и фотографий папку, Виорел положил ее на стол. Даже относительно бережные движения не спасли узел, и она раскрылась, позволив части содержимого вырваться наружу.
— Итак, товарищи...
— Двенадцатый съезд Румынской Коммунистической Партии постановил... — нарочито гнусаво протянул Веселый, со щелком вставив очередную деталь.
— ...что товарищ Деляну захлопнет пасть и даст послушать, что говорят, — пробубнил Пупок — закончив с оружием, он весьма расторопно подхватил со стола очередной бутерброд — еще не начатый его коллегой.
— Ты совсем страх потерял, жирный?
— Юджин дело говорит, — раздраженно прокашлял Виорел. — Не на курорт приехал, так что соизволь послушать, а не трындеть.
— Ладно-ладно. Но жрать у него самого полный рюкзак, ко мне-то что лапы тянет?
— Итак, товарищи, — выждав еще пару секунд, за которые Титу успел умолкнуть, вздохнул Щербанка. — По наводке русских друзей мы почти, считай, на Сахалин приехали, да промахнулись малек. До нашей славной социалистической республики, конечно, этим островкам расти и расти...
— Падать и падать. Вот прям рылом да в самую грязь.
— Можно и рылом. А можно по рылу кое-кому, если этот кое-кто болтать не кончит. В общем, напомню — лишний раз не светиться, как сегодня, лишний раз не шуметь, а если шуметь, то без свидетелей. Тут уже не такая глушь, как та, где нас месяц мариновали, пока все готовилось. У нас тут уже настоящая, так ее, Япония. Место своеобразное. С характером. Про Ассоциацию забудьте. О Церкви тоже. Первые сюда только помои ведрами выливают, вторые покопались когда-то, пошуршали, да плюнули. Если на кого из тех и нарвемся — разве что на всякую шваль, что ветер с Запада принес...
— Да чего забывать. Давно, считай, забыл, — ухмыльнулся Веселый. — О вторых особо. Считай, с той поры, как орден меня в отставку вывел...
— Вывели его, — буркнул Юджин. — Радовался бы, что не за ограду, где б и прикопали...
— Но если вы оба решили на мои слова хрен положить и подумали, что можно расслабиться — не угадали, — вновь обратил на себя внимание Виорел. — Тут свои гаврики водятся, и про них нам вон какую папочку набили. Я еще в пути прочел, теперь вот вам напою.
— Полиция, что ли? — поинтересовался Титу. Ожидаемая шутка — силы правопорядка были в каждой стране, где приходилось гастролировать их бригаде, и называть их чем-то стоящим особого внимания было бы слишком громко.
Удержавшись от очевидной рифмы, Виорел хмыкнул — но улыбка с лица его сгинула весьма скоро.
— Организация, — голосом, лишенным уже и намека на веселье, протянул он.
— Организация чего? — выждав какое-то время и так не услышав продолжения, нетерпеливо произнес Деляну.
— Не чего, а кого, — мрачно продолжил Виорел. — Это во-первых. А во-вторых, таким как они, имена не нужны. Этими, что в Ленинграде заседают, тоже Директорат руководит. А до него, слыхал, еще когда их война-гражданочка на части тянула, было Управление. Вот так и тянет вроде бы спросить — Управление чего? Директорат чего? А просто все — кому надо, сами понимают, о чем речь, кому не надо — не слышат, на счастье свое. А услышав, теряют уши. Вместе с головой.
— Охотничья организация, — встретив буквально молящий о помощи взгляд Веселого, неразборчиво произнес Пупок, приканчивающий свой бутерброд. — Если ты у нас любитель аббревиатур, можем назвать ее...
— Чего любитель? Я не из этих, сразу говорю.
— Вы там закончили? — ядовито поинтересовался Виорел. — Может, хотя бы сделаете вид, что слушаете? Ну так, для порядку. Сделали? Точно-точно? Ну тогда дальше поедем. Аккурат по бумажкам, на которые для нас расстарались...так, основали ее еще при...а, м-мать, да что у этих обезьян островных за имена такие... — бросив листок на стол, охотник устало вздохнул. — Короче, основали еще при царе Горохе. И с той поры по пору нашу она далеко не крестиком вышивала. Вначале под нож шло все, что не похоже на милое нашим сердцам двуногое без перышек — то есть и те, в ком кровушка чертова бежит, и те, кто цепочками щеголяет...со временем вот...перековались чуток, магов к себе пустили. Зря, не зря — это уже другая беседа. Так, что у нас там..."часть былых войн, в которых принимали участие агенты Организации, вошла в историю под определенной редакцией, часть осела в легендах и страшных сказках, но часть самая большая так и осталась для лиц посторонних тайной за семью печатями...", — отшвырнув в сторону еще один листок, Виорел скривился. — Да, работал тут настоящий гений прозы, мать его ети, так что я для вас двоих сокращать буду.
