— Ну, необязательно с задницы, — подумав, уточнил Профессор. — Просто Змей Горыныч, как и все остальные, задним умом крепок. А потому на заднице самые лучшие и самые качественные чешуйки.

Я почесал колобковую голову озадаченно:

— Ну, с задницы так с задницы. А чем змей Горыныч у вас промышляет? Долги, небось, вышибает? Или подпольные гладиаторские бои устраивает?

— Не угадал. Исключительно мирная личность. Вернее группа личностей. Он книгоиздатель. Книжки печатает. Молодым дарованиям дорогу в жизнь дает. Из-за этого очень нервный и сердитый. Не любит незваных гостей. Понимаешь, к нему постоянно всякие непризнанные гении шляются и требуют, чтобы их признали. Наиболее наглыми и приставучими он обедает.

Я прикинул, что свои колобковые мемуары лучше трехголовому не подсовывать. А то, от лисы я ушел, а вот от задницы триединого издателя...

Выяснив, где обретается Змей Горыныч, я не стал откладывать дело в долгий ящик, а отправился к нему с деловым визитом.

Издатель обретался в центре города в большом особняке с большой золоченой надписью над воротами:" АстМоЯуз".

Судя по слегка облупленной краске, дело знавало лучшие времена.

Первый этаж занимала типография. Мирно стояли выключенные станки, возле которых сладко дрыхло пару гномов. Рядышком стояла пустая бутылка рома.

Я поднялся на второй этаж и пошел по стрелке-указателю "Главный редактор". На пути к трехголовому чудищу сидел секретарь — очень красивая блондинка с большими изумрудными глазами. Судя по острым ушкам — эльфийка. Ну, или очень умело накрашенная орчанка.

Она смерила меня ледяным презрительным взглядом, как будто я был тараканом, и спросила устало:

— Стихотворец, баснописец, писатель?

Я надул щеки и гордо фыркнул:

— Меценат.

Девушка захлопала своими красивыми глазами и мгновенно превратилась из Снежной Королевы в добрую Красную шапочку:

— Ой, извините, пожалуйста, Господин Голова профессора Доуэля. Сейчас же доложу о вас Змею Гавриловичу.

Она, грациозно виляя красивой попкой, процокала каблуками в кабинет, тут же вернулась, и едва не кланяясь открыла мне дверь.

Неожиданный визит мецената взволновал трехголового главного редактора. Обычно к нему наоборот приходили всякие подозрительные типы чтобы всучить что-то невнятное, нечитаемое, полное дрянных рифм и неграмотных предложений, похожее на сочинения двоишников, выбить в качестве гонорара побольше золота.

А тут, наоборот, явился странный господин из Рохляндии, готовый осыпать его щедрым финансовым дождём.

Все три головы радостно скалились в самой душевной из улыбок. Правда голова слева ухмылялась весьма саркастически. В богатых дураков раздающих деньги она не сильно верила.

Мне было предложено уютное кожаное кресло, вкусный кофе и задан вопрос:

— А сколько вы готовы пожертвовать, а главное, под какой проект?

Я наморщил колобковый лоб и задумался. Затем выдал:

— Видите ли, уважаемый, хотя злая судьбина и закинула меня далеко от Родины, и по паспорту я рохляндец, но в сердце своем по-прежнему патриот земли Гондурасской. Хочу помочь издать что-нибудь этакое патриотическое. Про становление земли гондурасской.

Головы Змея Горыныча активно зашушукались, затем средняя из них

сказала осторожно:

— Есть у нас интересный проект на патриотическую тему: Мемуары тридцати трех богатырей.

— И дядьки Черномора? — я решил блеснуть знанием предмета.

Змей Гаврилович решительно замотал всеми тремя головами:

— Черномора цензура не пропустит. Во-первых, у него мат-перемат, по армейской привычке цензурно выражаться не умеет совершенно, а во-вторых, больно он батюшку князя критикует. Не будь героем сказки, его давным-давно в острог закатали бы за крамолу. Поэтому Черномора печатать не буду, дабы самому не угодить за решетку. У нас государство, конечно, либеральное и свободное, но про монарха лучше писать только хорошее.

Это премьера можно немножко пожурить, министров поругать, губернаторов там... А батюшка-князь у нас персона сакральная Господом Богом даденная на процветание земли Гондурасской, — трехголовое чудище трижды истово перекрестилось на висящую в углу икону. — Поэтому без Черномора. Пусть его гадские пиндостанцы печатают.

Я решил, что Гаврилыч дело говорит. В острог за спонсирование мемуаров крамольного Черномора как-то не очень хотелось. И вообще, колобок существо свободолюбивое по натуре. Ему бы по белу свету кататься, а не по тюрьмам маяться.

— А сколько будет стоить издание столь объемных трудов?

Головы опять стали шушукаться.

— По 1000 золотых за том. Всего тридцать три тома.

Я прикинул про себя и мысленно выругался. Может зря я подался в меценаты? Накладно оно как-то.

Заметив мое смущение Змей Гаврилович поспешил добавить:

— Это если с золотым тиснением и на дорогой бумаге. Но можно сэкономить. И не обязательно всё сразу вносить. Богатыри только-только начали писать эти мемуары. Когда они закончат, через год или через два пока непонятно. Поэтому хорошо бы хоть какой-нибудь аванс получить.

Я проверил свой кошелёк и выложил 150 золотых.

Глаза Змея Горыныча поскучнели.

— Нормальный аванс будет только после подробного синопсиса, — блеснул я знаниями издательской кухни.

Услышав знакомое слово, трехголовое чудище повеселело и пообещало:

— Будет синопсис. В течение недельки сообразим. Как раз на ваш аванс выкатим богатырям по бочке самогона в обмен на три-четыре листа читаемого текста.

На том и порешили.

Прежде чем уйти, я вдруг вспомнил (якобы случайно) обычай древних проторохляндцев (в те времена, когда они были великим народом, правили миром, рыли целые моря и которые кроме них почему-то никто не помнит) про целительную силу чешуек с попы дракона.

Головы некоторое время активно шушукались. Та, что слева, призывала содрать с богатого лоха побольше денег, прежде чем отдавать дефицитную чешуйку. Остальные выступали за то, чтобы не сердить спонсора. Мол, чешуи не жалко — целая задница. Хоть крышу ею вместо черепицы обкладывай. А богатые меценаты на дороге не валяются. В итоге левый проиграл. Разум, как правило, всегда проигрывает жадности. Как это ни грустно.

И мне тут же на месте соскребли необходимый ингредиент. Зрелище, как Змей Горыныч чешет пятую точку, незабываемое, эпическое. Пройдут годы, прежде чем оно выветрится из моей памяти.

На прощание издатель сказал, дружелюбно улыбаясь в три сотни здоровенных клыков:

— Тех, кто обманывает доверчивых книгопечатников я выкакиваю у себя на даче в виде хорошо переварившихся, но очень пахучих какашек.

Я искренне пообещал постараться не разочаровывать служителя Музы и поспешил покинуть сей странный храм искусства где божественный талант творца меряют на презренное злато.

Глава 7

Я занес чешуйку к Люциусу только после того, как выпил по пути стопку гномьей водки в кабаке, занюхал огурцом и немного пришел в себя.

Он заценил качество чешуи, нашел его отменным и пообещал сваять тело за две недели.

— Проф, чё так долго? — на всякий случай возмутился я.

— Изделия класса Суперлюкс, коллега, за пять минут не делают, — с улыбкой объяснил Люциус. — Соответственно любые ускорители отметаются напрочь. Большой риск потерять в качестве. А нам оно надо?

Я почесал колобковую тыковку и признал что профессор прав на 100% .

— Лицо будешь сам выбирать, или на мое усмотрение? — ехидно спросил Малфой.

Еще чего. Знаю я этих ученых. Сделает из меня Квазимоду и будет уверять, что так оно красивее... Для лиц женского пола тролличьего племени.

Я потребовал предъявить образцы. Смазливых ушастых ублюдков отверг сразу. Это для педе... альтернативно сексуальных личностей оставим. Забавную хоббитскую мордашку туда же в корзину. Суровых бородатых гномов по секундному размышлению вслед за коротышками. Человеческие профили вызвали сомнения. Можно было взять умное лицо ученого, вдохновенную физиономию художника или брутальную рожу варвара.

Я впал в глубокое раздумье....

— Выбор смущает, коллега? — понимающе усмехнулся Люциус.

Коллега? Я ткнул в физиономию Умника. Раз уж я голова профессора Доуэля, то нужно соответствовать этому высокому званию. Хотя бы внешне.

— Совсем забыл уточнить про вознаграждение за вашу работу, профессор, чего мне это будет стоить? А то даже неудобно, напрягаю на работу, а плату не оговорил.

Малфой замялся.

— После того как у вас будет новое тело, думаю, что старое пиндостанское окажется лишним. Его бы я и хотел за свои труды. Изучить передовой опыт чужой державы. А то в связи с напряженными отношениями их новинки до нас доходят иногда совсем причудливыми путями.

На том мы и порешили.

— Проф, а что у нас с пиратской картой?

Малфой развел руками:

— Я разослал запросы коллегам, но ответа пока нет. Надо немного подождать. Ученые существа основательные и неспешные. Сами знаете.

Оставив Люциуса работать, я покатился к Ведьминой академии обрадовать Виринею близкой возможностью исполнить пикантный квест, а заодно узнать, как у неё продвигаются дела с Бармалеевым кладом.

Ведьмочка оказалась в компании с молодым студентом-магом третьекурсником, прыщавым и тощим, как жердь, в драном оранжевом плаще, откликавшимся на имя Пустомел. Тот важно пыжился, кидал распальцовку, обещал собрать крутую пати и дебильно пускал слюни, глядя в декольте Виринеи.

Даже мне, наивному сельскому колобку, было видно, что интересует его не бармалеев клад и возможность заработать, а тело ведьмочки и возможность поразвлечься. Причем ни в какой поход он однозначно не собирается и на утро позабудет все обещания.

Виринея была далеко не глупой девушкой. Учеба в столице красоток учит не только зелья смешивать, но и категорически не верить мужикам и тому, что они мелят в надежде затащить в постель.

Она еле заметно морщилась от хвастливых заявлений студента, но все же еще надеялась на лучшее:

— А сколько ты сможешь привлечь боевых магов и целителей?

— Сто или двести, если нужно. Самого высокого качества. По моей просьбе они дадут 90-процентную скидку на свой найм, — важно надул щеки молодой повеса. — Ну, что пошли в мою комнату? Там всё подробно обсудим, а это изделие пусть пока тут поскучает, — руки Пустомела задрожали от возбуждения.

Ведьмочка скривилась:

— Не сейчас. Может быть позже. У меня ещё есть дела.

— Ты смотри, а то у меня куча предложений. Специалист высокого класса всегда нарасхват.

Студент попробовал на прощание обнять, поцеловать и полапать ведьмочку за упругую попу.

Но та отточенным до автоматизма движением сильно дала ему по рукам и незаметно подвесила месячный дебафф на мужское бессилие.

Женщины существа коварные, а ведьмы тем более. Глупо их сердить по пустякам.

— Ну как тебе этот гусь? — спросила она очень недовольно.

— Вряд ли его интересуют приключения с бармалеевым кладом, — дипломатично отозвался я.

— Точно. Хочет навесить лапши на уши и поиметь, как простую сельскую дурочку, сэкономив на подарках и ресторанах. Что за манера у некоторых так подкатывать? — Виринея невесело усмехнулась. — Не парься, круглый. Этот просто первый на глаза попался. Вечером пересекусь с народом посерьезнее. Озабоченным златом и хорошей добычей, а не спермотоксикозом. Возможно, кто-то согласится войти в долю.

— Кстати, круглый, а неплохое ты себе тело раздобыл. Сильные руки, сильные ноги, широкая спина ...Может, ты девушку в ресторан пригласишь? — спросила она с явным намёком на ...эээ.

'На вас был использован знаменитый обольстительный ведьмин глаз'.

У меня бы все задымилось от взгляда на такую страстную красотку. Если бы было чему...

Я замялся:

— Тело-то хорошее. Но пиндостанское. Сама понимаешь, с каким недостатком.

Ведьмочка разочарованно рассмеялась:

— Жаль. Очень жаль. Ты даже не можешь себе представить, чего дикого и первобытного мне вдруг захотелось... А таким телом можно только головы сворачиваешь, да языком молоть. Ммм, хотя языком... если подходить умеючи тоже можно многое...

— Нормальное тело будет через две недели, — пообещал я.

— А кто делает? — спросила она с неподдельным интересом.

— Профессор Люциус Малфой, — сказал я гордо.

Девушка присвистнула:

— Круто. Тебе реально повезло. Он великий мастер големов. Какое лицо выбрал? Надеюсь, не тупого бугая? Я умных мужчин люблю, если что. — Виринея заговорщицки подмигнула.

Я облегчённо выдохнул. Идея с ликом учёного оказалось правильной. Я успокаивающе махнул рукой. Мол, все будет по высшему разряду.

— Ну, тогда хорошо. Только ты это, круглый, смотри... Профессор, он учёный. Руки-ноги он хорошо сделает, качественно. Главное, чтобы тоже не забыл кое-что важное... — ведьмочка хитро усмехнулась.

— Кое-что? — я озабоченно почесал нос.

— Да, одну очень важную деталь мужского организма, — хитро улыбнулась Виринея. — Сделать её мощной, сильной, выносливой. Он ведь уже не молод. Мог и позабыть насколько важно чтобы девушка была всегда довольна.

Я почесал колобковую тыковку — Люциус не должен забыть, он же коренной гондурасец, а не пиндостанский вырожденец, или все-таки?? Я заявил девушке, что вспомнил об очень важном срочном деле и предложил встретиться попозже.

Ведьмочка ехидно посмотрела на меня и предложила сводить ее в кафе. Раз уж на ресторан я пока, скажем так, морально не готов. Часика этак через три. Заодно можно будет обсудить, кто и что потребуется в предстоящем походе за кладом.... Если он, конечно, вообще состоится.

Я откланялся и побежал быстрее ветра, а девушка заливисто смеялась мне вслед.

Я прискакал в Университет с крейсерской скоростью. По пути даже сшиб Гарри Поттера и его друзей, как шар от боулинга кегли. Они заорали мне в след какие-то ругательства по-английски и шарахнули молниями. Разумеется, промахнулись, гриффиндорские неучи.

Профессора я застал в его кабинете за смешиванием каких-то ингредиентов. При этом он счастливо улыбался и напевал себе под нос: " Не кочегары мы, ни плотники, но сожалений горьких нет..."

— Что у вас случилось, коллега? — спросил он с некоторым беспокойством. — Первый раз в жизни вижу, чтобы големы потели.

Я смутился и стал сбивчиво объяснять, что пиндостанцы извращенцы и пиндостанские модели имеют недостатки, которых хотелось бы в моём теле избежать.

Профессор недоумённо меня выслушал, затем высказался с явным удивлением в голосе:

— Ну, вообще-то, у пиндосов неплохая сборка. Они, конечно, редкостные поганцы, но руки у них растут оттуда откуда нужно. Особенно когда дело доходит до сложной техники. Нашим бы работягам такое отношение к делу.

Я проворчал, что у тамошних големов отсутствует некая очень важная деталь организма. Люциус, наконец, понял, о чем я, и заржал, как пьяная лошадь. И даже едва не упал на пол со смеху.