Зверь лютый Книга 40 Нашествие

Жаль, мало Акима слушал. Может, тут, на этом поле, какая хитрость есть?

В той битве Долгорукого с Блескучим, кажется, была.

Отряды Догорукого стали уходить с поля. Куда? — К броду. А потом, после начала атаки волынцев, возвращаться. Почему? — Потому что бешеный Боголюбский повернул полки. Как? — Самая короткая дорога от брода к полю — на правом фланге суздальских, вдоль Трубежа.

Боголюбский развернул отступающих и ударил по левому флангу волынских, по смоленцам. По Акиму. Отступление суздальских превратилось в перераспределение войск. Не вдоль линии соприкосновения на виду неприятеля, а с отступлением в глубину, с выходом из зоны видимости.

Поскольку моя цель загнать половцев к броду, то... будем надеяться, что предводителя, подобного Андрею, у противника не найдётся.

О-хо-хо... Как-то оно будет... Что там у старого Боняка получится...

* * *

"Предусмотрительный человек никогда не попадет в ситуацию, из которой умный сумеет выбраться" — я оказался непредусмотрительным. Пришло время выяснить: достаточно ли я умный.

* * *

Четыре версты ширины поля для моих сил великовато, коней стремя в стремя не поставишь. И не надо. Три группы расходятся по своим местам.

Справа Буй-Тур. Сводный отряд. Сотня курян, полсотни черниговских. Две сотни охотников из разных мест. Полусотня ковуев подошла — туда же. За той речкой, Карань, болотины аж до Днепра. Иметь легко-конных лучников в том месте — необходимость.

Слева Чарджи. Есть риск, что половцы фланг обойдут, двинутся севернее, по болоту вдоль самого Трубежа. Там тоже группу "молодших" на самый край.

В серёдке — я. У меня четыре строевых сотни.

"Акулы" Салмана. Хороши. Дороги, но хороши. "Польский поход" поуменьшил сотню. Не меньше уполовинили награждения: переводил годных и желающих с повышениями на новые места. Но время было, Салман за зиму успел восстановить отряд.

Конные стрелки. Когда-то Чарджи сформировал турму настоящих конных стрелков. Которые на полном скаку, в пол-оборота, в щель забора... в цель попадают. Типа степняков, но лучше. Гонял он их... болезненно. Когда Чарджи ушёл на Рось, парни пришли ко мне:

— Не разгоняй отряд! Мы столько труда в научение вложили. Неужто всё даром?

И я поставил к ним начальником Любима. Есть у меня такой... улыбчивый фанат лучной стрельбы. Не только сам попадает, но и других учит, и тактику понимает. Как он мадьяр в Киеве в Лядских воротах положил!

Любим — пеший стрелок. Как наездник — никакой. Я думал, ветераны начнут над ним насмехаться.

Отнюдь.

Во-первых, ветеран — он. За ним Киевский поход и иные серьёзные дела.

Во-вторых, будут насмехаться — не будет толку от учёбы — разгоню отряд.

Так они его чуть ли не на руках на коня всаживали! Пылинки сдували. Выучили. Они его — верховой езде, он их — кое-каким лучным делам. Отряд развернулся в полнокровную строевую сотню, причём, как я вижу по ревнивым взглядам Чарджи, хуже не стал.

Ещё две сотни нормальных драгун. У них половина с пиками, половина с луками. Выучены работать двойками: один колет, другой из-за спины его дальних отстреливает.

Итого, с учётом кое-каких маршевых потерь, пять сотен клинков.

И, стыдно сказать, пулемётный взвод.

Полгода назад я использовал "слепленный из того что было" пулемётный взвод против ливов на Двине. Из засады, через реку, фланговый огонь. Успешно. Не "решающий фактор", но "лепту в победу" внесли. Морячков потом вернул на корабли, а сам, по возвращению во Всеволжск, решил создать новое подразделение.

К собственно машинке у нас особых претензий нет. Не нравится необходимость подкачки насосом и слабость пружин в магазине. Ещё: громоздкость и, следовательно, малая подвижность на поле боя. Поставил пулемёт в засаду и жди — пока ворог на дистанцию уверенного поражения прибежит.

Решение представилось простым: тачанка. Под днище два баллона для воздуха с подкачкой "от колеса". На корме — сам пулемёт. От баллонов вверх труба — на неё пулемёт насаживают. Вместо магазинов с пружиной — диск. По окружности ходит поршень — подталкивает пульки. А самого его — воздух толкает. Который через трубочку от той же трубы от баллонов.

Ствольная коробка упрощается: остаётся одно отверстие для пуль и одно для воздуха, боезапас увеличивается до 120 шт, диск где-то 30 см. диаметром, такой... в середине решетчатый — гильз-то нету, снаряжение диска упрощается — нет противодействия пружины.

Сделали четыре штуки таких "поливалок", погоняли малость на полигоне, ребят поучили.

Чисто на всякий случай. "На бога надейся, но порох держи сухим". Хотя пороха у нас нет.

Тут эта война. Всем марш-марш, Киев спасать. От их местных дураков и от поганых. Поскакали. "Аля-улю! Гони гусей!".

"Гладко вписано в бумаге,

Да забыли про овраги,

А по ним ходить...".

В нашем случае — ехать. Из четырёх тачанок сюда, к Переяславлю, доехали две.

Одна ещё у Тулы при разгрузке с барки так удачно навернулась, что её зажало между баркой и пристанью. И вот эту труба, на которую пулемёт насаживается... смяло. Вы себе тубус чертёжный скомканный представляете? А трубу железную? — Во-от. Узел соединения трубы с пулемётом — всмятку.

Вторая... Коллеги, вы когда-нибудь картер на машине пробивали? Типа, едешь себе, едешь. Тряхнуло. И ничего — едешь дальше. Встал, вылез типа сигарет купить. Вернулся, а под машиной уже лужа масла расползается. Что?! Как?! — Всё, мужик. У тебя коробка-автомат? Вызывай эвакуатор.

Факеншит!, если бы они один баллон пробили! Так нет же — вывернули тройничок, который к обоим баллонам на вход и к трубе на выход.

Не буду вспоминать, как ругали фрикцион на первых Т-34. Как во время аншлюса Австрии Гитлер хотел въехать в родную Вену парадом на танке. Но вся техника осталась вдоль шоссе, а танки на парад везли поездом.

Короче: "всё что может сломаться — будет сломано, что не может — будет сломано тоже".

Почему на полигоне не проверили? — Когда? Зимой изготовили, обкатали. Весна — уже марш. Есть понятие: "опыт боевого применения". Что-то можно поймать на полигоне. Можно и нужно. И побольше. И всё равно: "теория мертва мой друг, а древо жизни пышно зеленеет". У выживших.

"Уставы пишутся кровью".

Не новость. Но очень обидно. Хотелось бы, чтобы "уставы" уже "написались", а крови... поменьше.

Если бы они обе в один момент нае... испортились — мы бы сканнибальничали, собрали из двух одну. А так... отправил назад в ремонт. Узлы, работающие в пневмоканалах, с резьбовыми соединениями, в походе нормально не восстановить.

Третий пулемёт — мой личный "ручник". Которым я Минск брал. Вот ему — хоть бы хны. "Счастливый экземпляр".

Два пулемётчика-ветерана. Которые шляхту в Сероцке угомонили, викингов через Брду положили, ливов на "торфяном поле" проредили. Народ на них косится. Награждения у моих бойцов редки, а тут два "Святослава" парочкой ходят.

Его тоже на возок и рядом с тачанками.

Итого.

По два БК каждый выпустит — воздуха хватит. Потом тачанки не менее двух вёрст кататься должны. Я как представлю... Грустно и тревожно: уход с позиций вызовет неадекватную реакцию у остающихся.

Вся эта команда выпустит семь-восемь сотен пуль. И — "ждите перезарядки". А ворогов там... "аки борови", тысячи.

Работаю машинки тихохонько, без шума и грома, огня и пыли. В смысле: вороги не испугаются. Даже если каждая пулька попадёт... не в коня, а именно в человека... и сразу наповал... всё равно: надо раз в двадцать больше.

Но у машинок есть редкостное по здешним местам-временам свойство — дальнобойность. Лупят на версту насмерть. Понятно, что попасть на такой дистанции в человека... сомнительно. А в толпу?

Накладываем дальнобойность на рельеф и получаем:

— Турман, встань вон там, на склоне, напротив прохода в лесу у Альты. У нас за спиной и выше. Мы начинаем, атакуем, спускаемся к опушке леса. Вы, через наши головы, бьёте вглубь. Не давая новым кыпчакам выскакивать в бой.

— А если они прорвутся? Ну... к нам на позицию...

Ишь какой... опасливый. Хотя правильно: сохранение личного состава и мат.части — его прямая обязанность. Вторая. После исполнения приказа.

— Будешь бить до последнего выстрела. Потом... клинок есть? Во-от. Отступление без приказа — измена. Ни шагу назад. Ещё. Поглядывай на фланги. Думаю, что кыпчаки на мои хоругви пойдут. Но если соседи побегут — помоги.

— Далеко, не добью.

Конечно, до краёв поля — две версты.

— Значит, поможешь тогда, когда добивать станешь. Главное: вот этот прогон, брод, выпас должны стать кладбищем поганых. Завалить мертвяками. Не суетись, и всё будет хорошо.

Вот так мы и выехали на поле. Разъехались по местам.

Тишина предрассветная. От нас вниз поле, поперёк — опушка леса от края до края. Лес молодой, видать, после "бодания мамонтов" вырос.

В ту усобицу Переяславль несколько раз крупно трясли. Кто-кто. Князья наши природные. То с одними погаными, то с другими. Скотины у горожан поуменьшилось. Что съели, что угнали. Скотов меньше — деревов больше: покосы и выпасы потихоньку по краям зарастают лесом.

Солнышко встаёт.

Нехорошо.

Мы лицом на восток, в глаза светит. Частая моя ошибка, в Минске так же было. Люблю, понимаешь, когда солнце в лицо светит. Как-то... веселее. А вот наводить-целиться...

Вернулся наш разъезд. Осалук подскакал:

— Сделано, княже! Поразбудили поганых. Пощипали-переведались. Валят, гадины, толпищем.

Вижу. Среди людей Осалука и раненые есть. У одного коня стрела в боку торчит.

Что он половцев погаными зовёт — нормально. Они ж язычники, а он-то уже православный.

А вот что "валят"... Сверху видно, как скачут про прогону через лес от города. Рвань, молодёжь. Иные и вовсе в овчинных безрукавках на голое тело. Сабель нет, шлемов золочённых нет. Молодшие. С луками и лошадиной ногой на ремне.

Доскакали до Альты и в мах, подымая брызги, через речку.

Ага. Место доброе: и воды мелко, и дно крепко.

Проскакали сквозь мелколесье на нашей стороне. Выскочили на опушку, нас увидели и назад. Потом поняли, что мы с ними драться не будем — обнаглели-осмелели. Начали разъезжать вдоль опушки, вперёд поскакивать, стрелы пускать.

Брысь, мелочь голопузая!

— Любим! Турму!

Мда... И луки у меня лучше. И лошади. А главное — лучники.

Мои подскакали, метанули стрелы и отскочили. Те тоже отскочили, успокоились и скучковались.

Я на пулемётчиков оглядываюсь. Турман там аж подскакивает на месте. Кручу головой отрицательно — рано ещё.

Ждём-с. На Юге светает быстро. Но сегодня... тянется и тянется.

"Холодок бежит за ворот,

Шум за лесом сильней".

Вопрос у меня один. Очень животрепещущий. Пока ещё — живо. Так сделает Боняк обещанное? А то и вправду помирать придётся.

"Над водою с утра парит.

По краям обветшалых крыш

Кантом алым рассвет горит

Провожая ночную тишь.

С первой утреннюю волной,

С криком первого петуха

Наступающий летний зной

Разворачивает меха.

Вот и рыжий палящий шар

Колесницею расписной

Полетел, облекая в жар

Пробудившийся край степной.

Ветерок золотую пыль

Над околицей села

Закружил и смахнул в ковыль

Будто крошево со стола.

Все пути далеко видны

Не летишь — так беги бегом!

И порой ни одной стены

Нет на тысячи вёрст кругом".

Как ни близки мне тексты и гитарные переборы Ефимыча, как ни похоже здешнее на им спетое, а мимо отличий не могу пройти: до ближайшей стены, до кремля Переяславского — 7 вёрст. Всего. Их все мне надо сегодня пройти. Не смотря на всю... на всё полчище поганское

Прямо передо мной всё гуще валят из леса степняки, началась уже возня на флангах. Я за Буй-Тура беспокоюсь: враг ударит и отскочит. Парень возрадуется и кинется догонять. Нет, терпит. Было явно приказано: пока перед ним с тыщу половцев не соберётся — боя не начинать. Если он сильно вперёд уйдёт, то Кончак может на него такой силой навалиться, что мы, из-за этой речки Альты и лесистости местности, на помощь не поспеем.

А передо мной уже поболее тысячи собралось.

Факеншит! Боняк! Где ты? Или не ждать — может, задуманное и не случится, а переть в копья?

Фридрих Великий: "всякий кавалерийский начальник, позволивший неприятелю атаковать себя, вместо того, чтобы самому атаковать противника, подлежит разжалованию".

Итить-ять, смещать-увольнять. Меня разжаловать может только судьба! В покойники.

Ну так как? Уже атаковать?

Из конских инструкций того же короля-философа:

"Каждому кавалерийскому офицеру следует всегда помнить, что для разгрома врага требуется выполнение двух условий: 1) атаковать его с максимальной быстротой и силой и 2) обойти его с фланга".

"Обойти с флангов"... ага, а половцы, типа, дураки. Какие фланги на опушке? А так-то... отряды Чарджи и Буй-Тура для меня на флангах. И перед каждым из них такой же "лоб" противника из леса выпирает.

Остаётся "атаковать с максимальной быстротой и силой". Уже пора или не ещё?

Да что ж так всё... невнятно-неуверенно! Одно солнце чётко по расписанию. Ветерок утренний усилился.

"Закружил и смахнул в ковыль

Будто крошево со стола".

Как бы нас тут... не смахнули. Будто крошево. А то и не "будто".

Кыпчаки выезжали из леса на опушку, дальше тоже уже ехали густо. "Серые степные тараканы". Много. Толпище.

"Немного нас. Вас — тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуем сразиться с вами".

Далеко за лесом, на фоне восходящего солнца, "рыжего палящего шара", в озаряемом до белесости небе вдруг взметнулось несколько горизонтальных чёрточек.

Где-то я такое совсем недавно видел...

Там, вдалеке, качнулись разом верхушки деревьев.

— Коней! Коней держите!

Было такое. Недавно. При демонстрации у расколотого дуба.

Уж не знаю, что у Боняка получилось, но такое синхронное качание — только от подрыва.

Земля дрогнула, прошла волна по траве. На той и на этой стороне заплясали, заметались под всадниками кони. Пророкотал отдалённый гром. При чистом-то небе.

Ну всё. Больше ждать нечего.

"И что положено кому — пусть каждый..."

— Всем! Бой!

Мда... героизм. Тут моя битва чуть не закончилась, не начавшись.

Перелом копчика — это не смешно. Копчик — часть позвоночника. Сломать хвостик, который у всех у нас есть — сломать позвоночник. Стыдно и очень больно. Не случилось. Чудом.

Я про своих коней рассказывал? Престарелая сумасшедшая самобеглая табуретка по кличке Гнедко, первый мой конь в этой и в первой жизни, остался во Всеволжске. Почётный пенсионер по выслуге лет, уверен, что он самый главный на конюшне. Ну, кроме Курта и меня. Вздорен, злобен, но отходчив. Конюхи, когда в конюшню приходят, всегда первым делом к нему подходят. По старшинству и из уважения. Здороваются, кланяются. И чтоб без панибратства.

Дорожный конь у меня Сивка. Хитроумный лентяй-труженник. Странное сочетание? Да вы на людей посмотрите! — Полно. Если понимает, что и зачем делать, если находит себе смысл и удовольствие — делает много и хорошо. Ему нравится бегать. Неторопливый скок. Только его неторопливая мерная рысь для других коней — галоп. Как у коренника в русской тройке. Не мешай. Он не скачет — стелется. Очень мягкий ровный ход. И он будет так отстукивать вёрсты, размышляя о чём-то своём конячьем, при этом внимательно оглядывать окрестности.