А когда Нина присела на скамью, к пододвинувшимся жильцам, буквально через минуту тут же сел Николай, вернувшийся с работы. Народ потеснился, давая и ему место сесть — и вот как-то так оказалось, что сел он возле Нины. Его начали спрашивать, как прошёл день. Так Нина узнала, что он работает в бригаде, которая ремонтирует квартиры. А беседу с ним начали, как сами смеялись — из корыстных побуждений: кто-то хотел узнать о хороших стройматериалах, кто-то — о том, как сделать мелкий ремонт дома. Нина ещё удивилась: что это на него накинулись именно сегодня? Времени до сих пор было достаточно, чтобы не раз спросить о необходимом.

Она слушала многочисленные вопросы сидящих на скамье, слушала спокойные ответы Николая. И чем дальше, тем в большее недоумение приходила. Полное впечатление, что Николай очень редко приходит с работы в это время — время активного гуляния жильцов на улице перед сном. Либо он сразу проходит в свою комнату, а потом вообще сидит дома до утра.

Загадку пристального внимания жильцов к Николаю разрешила соседка Тоня.

Когда Нина возвращалась со своей первой прогулки (Николай шёл рядом и, пропустив её впереди себя, открыл ей дверь), Тоня в это время набирала воду. Как раз заканчивала, так что её кивок Нина поняла правильно и, загнав детей в комнату, остановилась, выжидая, что скажет соседка.

Поставив десятилитровый бидон возле своей двери и широко улыбаясь, Тоня чуть насмешливо сказала:

— Ах, как хорошо, что ты сюда въехала! Марья Егоровна не нарадуется прям-таки!

— С чего бы это? — искренне удивилась Нина.

— Как с чего? Николай-то раньше к матери заезжал — ладно, если раза два в месяц! А то и раз! А сейчас — уж несколько дней у неё живёт!

— А разве он не здешний? Не из барака? — не поняла она.

— Какое там — из барака! Он на такой работе работает, что ещё года полтора назад трёхкомнатную купил. Марья-то давно бы к нему переехала, да привыкла здесь жить. Говорит: что я там буду делать? Да и незнакомые все — дом-то, говорит, огромный. Раз там побывала — приехала назад, чуть не плюётся: в одном подъезде, говорит, живут, а соседи друг друга не знают — это что? — Она взволнованно посмотрела на Нину. — А здесь, говорит, в бараке, говорит, мне чуть не все не то что знакомые — родные уже. — И вдруг смешливо хмыкнула, погрозила пальцем. — Ты меня не отвлекай! Я ведь помню, что тебе спервоначала говорила!

— И что ты мне говорила? — весело спросила Нина. Манеру соседки перескакивать с темы на тему она уже знала. А вспомнив о том, подумала, что Тоня, точнее — Марья Егоровна, права: здесь-то, в бараке, быстро запоминаешь жильцов и сразу разбираешься, как и с кем можно говорить. Кто-то ждёт уважения и выканья. Кто-то, невзирая на возраст, всем дружески тыкает.

— А то и говорила, что симпатия у Николая к тебе! — выпалила Тоня. — Да и сын у неё, Николай-то, чем плох? И на лицо хорош, и рукастый, и дом есть свой.

— А он разве неженатый? — ляпнула Нина главное. И почуяла, как запеклись щёки от стыдливого румянца — такое сморозить... Ужас...

— Какое там! — махнула рукой Тоня. — Он же у Марьи Егоровны младший. Трое их у неё — сыновей-то. От старших у неё внуки давно. А Николай вот никуда и никак. Говорят — больно он разборчивый. Не каждая девка ему по сердцу. А как ты в бараке появилась — он с работы точнёхонько в сроки прибегает к матери да ждёт, когда ты покажешься.

— Но у меня дети... — растерянно снова ляпнула Нина, не зная, как и разговаривать на такие темы.

Тоня тоже призадумалась, но улыбалась мечтательно. Вспомнив, что Денис у неё — поздний ребёнок, Нина чуть не пожала плечами: для соседки дети — это святое.

А потому не удивилась, когда Тоня благодушно сказала:

— А то он не знает, что у тебя дети... Ничего. Поживём — увидим... Вот и посмотрим, как это у вас будет.

Нагнулась за бидоном и, снова кивнув молодой соседке, вошла к себе. А Нина поспешила в свою комнату. Пора было кормить детей ужином.

Правда, наложив по тарелкам кашу с приправами из тушёных овощей, сама за стол не села: Анюта принесла драный и грязный букет мать-и-мачехи. Выбрасывать жаль — первые цветы, в конце концов, а так поставить в банку — очень безалаберно выглядит. Пришлось заняться букетом, иначе потом сложно будет — за окнами потихоньку темнело. А когда Нина догадалась посмотреть на часы, с трудом удержалась от хулиганского свиста: так поздно они давно не ужинали! Время к семи! А она-то всё умилялась, как дети жадно накинулись на кашу, с воодушевлением поглядывая на сырники! Столько она им ещё не разрешала гулять! Но ведь и сама посидела на дворовой скамье достаточно долго!

И эта дворовая скамья вернула её мысли к Николаю и тем словам Тони, что, честно говоря, ошарашили её. Но насупилась и вздохнула: некогда заниматься личным! Сначала надо решить дело с тётей Матрёной.

Но... Николай симпатичный — согласилась она с соседкой, начиная мытьё посуды.

...Именно в эту ночь она опоздала к ночному окну, и призрак старухи не явился.

Это она про себя так придумала — опоздала.

Среда тоже стала днём открытий.

Уверившись, что запомнила всех жильцов своего коридора, Нина принялась за изучение второго коридора.

Проводила Санечку и Анюту к няне Галюшке, внутренне благодарная той чуть не до слёз: дети с вечера начали спрашивать, какие у них дома есть "интересные книжки". Няня Галюшка и правда приучала их к чтению! Нина пообещала на днях (лучше всего в выходные — свободные от работы дни) съездить вместе с ними в книжный магазин и набрать там детских книг с картинками, неуверенно надеясь на кузена с его машиной, но уже подумывая о том, что у Николая тоже есть своя машина... Дома-то книжки есть, но уже зачитанные до дыр (перелистанные до дыр — с картинками же!) и выученные наизусть — вслед за чтением мамы.

Проводила и, возвращаясь в барак, столкнулась с мамой Ольги Федосеевой.

Поздоровались, и Нина сразу спросила:

— Вы же во втором коридоре живёте. Знаю тех, кто живёт там. Это Марья Егоровна, Хворостовы. Уже три комнаты А ещё кто? Савелий тот, да?

— Да, алкаш этот непроходимый, — проворчала Гришина бабушка. — Занял комнату тёти Матрёны, живёт в ней.

Нина не удержалась:

— Как это занял? Я думала — поселился в ней, купил её.

— Да он племяш Матрёнин, — нисколько не удивилась неведению новой жилички та. Да и поболтать ей явно хотелось. — Она его и прописала на свою голову!.. А как она умерла, как похоронили — сразу и въехал. Ну, мы с ним и повоевали!

— Повоевали? Из-за его пьянок? — осторожно выспрашивала Нина, стараясь заранее узнать о своём враге (а по-другому в мыслях и не называла его!). Тем более её поразило: племяш?! Савелий — племяш любимой всеми Матрёны?! Хотя что уж тут... И в хороших семьях не без урода...

— Если б он только пил, тьфу! — поморщилась Гришина бабушка. — Он ведь сюда таких наглых девок таскать начать! Такие страсти и ужасти тут были! Наши мужики с неделю терпели. А вот ты скажи — сумеешь такое стерпеть, что по коридору девки непотребные визжали и бегали? Да ещё то ли одетые, то ли что ещё, но глядеть на них — срамота одна! У нас хоть и барак, но дети ведь есть! Всё по-домашнему у нас тут... Ну и пошли мужики наши, поговорили с Савелием по-мужицки, пока у него утром мозги ещё соображали...

Нина хотела было поправить: по-мужски. Но, сообразив контекст, прятавшийся за этими словами, промолчала.

— С тех пор помалкивает. Думали — совсем успокоился. А тут — ты. Говоришь — к тебе полез. Но мы тут, в бараке, живём крепко. Так что, думаю, больше он подличать не будет. Не беспокойся. А если что... — Бабушка многозначительно подняла кулак и покачала им, обернувшись к своему коридору. — Будет знать! Ну, ладно. В магазин сходить бы надо. А то заболталась я тут с тобой. Хорошо, конечно, но... — и она улыбнулась, из грозной старой дамы, превратившись в ту ласковую бабушку, к которой так часто бегал посидеть на её коленях, в её бережных объятиях внук.

А Нина побрела по коридору к себе, собираясь убраться в комнате, а потом засесть за ноутбук. Она-то хотела узнать, кто именно ещё живёт во втором коридоре. Но узнала странную информацию о тёте Матрёне и Савелии. Или в ней нет ничего странного?

Но долго думать на эту тему не могла. Пока убиралась, другая тема заслонила все мысли о бесящем всех в бараке Савелии.

Мысли о том, что, впервые увидев Николая, она решила, что он симпатичный. А теперь ей говорят, что она симпатична ему. Попробовать сегодня посмотреть, насколько она ему симпатична? Вечер-то снова ожидается сухой. Она приведёт детей к бараку, как вчера, а сама сядет на ту скамью...

А потом села работать, и все легкомысленные размышления разлетелись в стороны перед строгими таблицами и цифрами.

И — да. Вечер прошёл именно так, как Нина задумала. И по коротким, но ощутимо заинтересованным взглядам Николая на себя в общем разговоре всех собравшихся провести вечернее время на дворовой скамье она себе подтвердила свои размышления.

Придя домой с детьми и разогревая ужин для них, она, скептически по отношению к себе, мысленно спросила: "И что из того? Я бездомная, обременённая детьми, прячущаяся от мужа, который пока ещё не превратился в алкаша-размазню, как Савелий, но до сих пор страшен... И — мужчина, крепко стоящий на ногах, видимо — богатый, ну, более или менее богатый, если иметь в виду, что у него квартира. Зачем ему разведёнка с двойным прицепом? Глупости, Нинка... И хватит ими заниматься — то есть думать о них. — И передразнила слегка скрипучий голос Гришиной бабушки: — Придумала тоже — симпатичного поймать, когда на него все здешние бабы да девки заглядываются!"

Ночью она проснулась за пять минут до полуночи, как и решила ранее. Взяла себя за шиворот и подтащила к окну, обозлённо думая о том, что надо бы именно сейчас избавиться хоть от одной проблемы. Отошла на минуту — выключить ночник. И вернулась к окну. Сидела долго, следя за световыми следами от машин на дороге внизу. Пару раз проходили мимо окна жильцы, возвращавшиеся, а то и уходящие в третью смену — знала она о таких. Когда опомнилась и снова отошла — на этот раз взглянуть на часы, обнаружила, что время к двум... "Ничего себе... — ошалело подумала она. — Сижу, жду, а Матрёны нет. Почему? Или ей надоело всё, и она снова решила охотиться только на незащищённых? Странно всё это... — И тут же печально ухмыльнулась. — Как будто сами призраки не странны..."

В четверг с утра по радио обещали возможные дожди и похолодание. С неожиданной для себя грустью Нина подумала, что сидения на скамье теперь прикроются и придётся долго ждать хорошей погоды, чтобы собраться там снова и так славно поболтать обо всём на свете.

Но повезло. Может, в каком другом районе города дожди и прошли, но здесь, на окраине, мрачные и затемнившие небо до вечернего света тучи только погрозились неохотно и ушли. Сидели на скамье, как обычно, посматривали на небо, охали, ахали. Но только ветер поднялся — было таких несколько минут. Домой зашли — темнотища! Из-за туч... А дождя так и не дождались. Спать легли, слушая настолько сильный ветер, что по сучьям и ветвям пока что безлиственных деревьев подвывал.

Без пяти двенадцать Нина проснулась, как штык! Даже не "заказывала" себе побудку, но проснулась вовремя. Тут же, помня предыдущую ночь, вынула из розетки ночник и подошла к окну.

Сидела при окне с полчаса. На всякий случай взяла с собой будильник. Хотя сначала решила взять мобильный и смотреть на него. Но телефон — это свет, мелькающий в темноте комнаты, а Нине не хотелось, чтобы кто-то видел, что в её комнате не спят.

Так и не дождавшись появления хотя бы смутных теней, сама смутно думая о том, что, возможно, история с призраком Матрёны закончилась, она воткнула ночник в розетку и поплелась к дивану.

Утром проснулись в той же темноте. Хуже — в грохоте ливня. А ещё хуже — ливня, который мотался под напором бешеного ветра. Проснулась первой Нина — и очень рано: не было и шести. Но ураганное шлёпанье дождевой воды в окно доставало даже при условии, что окно закрыто покрывалами. А потом, когда сонно подумала, что ничего страшного не происходит, что дети даже не проснулись от шума за окном и в окно, а значит — можно доспать, её внимание привлекли странные звуки внутри комнаты. Она вздохнула и с мобильником в руках пошла смотреть, что происходит.

Через минуту она, быстро поставив на диван чуть подмоченную коробку котят и всё, что могло вымокнуть, будучи на полу, суматошно кидала под подоконник все тряпки, какие только нашла. Даже те, которые намеревалась стирать. Постельное бельё, например.

Углы сырые. Нет, ей объяснили, что углы комнат по зиме замерзают у многих — причём скапливавшаяся там влага за морозные месяцы обычно превращалась в толстый слой льда. Но чтобы с подоконника во время дождей так могло лить — она даже не подозревала.

— Хоть бы предупредили... — прошептала она, выжимая очередную тряпку в мусорное ведро.

Дети и их котята не проснулись даже от громового грохота, не то что от бьющей в ведро воды с тряпок. Нина специально несколько раз подходила, а то и подбегала к ним, временами перепуганная: не проснулись?! Почему?! Однажды даже заподозрила, что призраки ворвались в комнату и что-то такое страшное сделали с детьми. Немного успокоилась, когда в очередной раз склонилась над Анютой, машинально погладив Плюшку, спящую на руке дочери, а девочка, не открывая глаз, сонно выговорила:

— Мамочка, я ещё чуть-чуть посплю, ладно?

Постояв немного возле кроватки дочери, пока новая водно-тряпочная работа снова не позвала, Нина вспомнила вчерашний вечер; вспомнила, с каким трудом будила детей вчера-позавчера — детей, набегавшихся, наигравшихся так, как в городе не играли, и начала успокаиваться. Пусть спят. Это не призраки на них влияют.

К просветлевшему серому утру ветер начал спадать, а ливень хоть и продолжал лупить по земле, больше в окно не бил... Нина, протерев очередную мокреть с пола, свалилась на диван и застыла взглядом на ночнике. Хмыкнула. Ну-ну... Повеселилась, посоревновалась, кто кого опередит: вода её — или она воду. Время — полшестого. И? Чем заняться? Или поставить будильник на мобильном и снова лечь?

И новая мысль: а если через минуту-другую снова поднимется ветер? А ливень не захочет перестать?

Она посмотрела в сторону мусорного ведра. Полное. Выйти в это время на улицу? Под ливень?.. Она посидела, глядя в окно, с которого сняла покрывала. И приглушённо захихикала, удерживаясь от громкого смеха: открыть раму — и выплеснуть набранную дождевую воду за окно! Вот что надо сделать, чтобы разрешить сиюминутные проблемы!

Ладно. Хватит. Пора за работу. Теперь, когда шутливая и хулиганская мысль об окне и ведре была обсмеяна со всех сторон, Нина составила план на утро, пока дети спят: сначала она разберёт те вещи — одежду и обувь, которые предназначались для осени; сразу наденет более-менее подходящую обувь, чтобы, не промокнув, дойти до мусорной кучи, а вернувшись, разложит вещи так, чтобы утром детям можно было что надеть на неожиданно прохладную погоду. Хотя что уж тут неожиданного, если сейчас месяц апрель, который всегда играет резкими сменами температур.