— Могут ли они быть понятиями, — предположил Гарри, — для которых у нас нет эквивалента?
Уокер ухмыльнулся. — Возможно. — Они сидели на кухне. Мир снаружи уже погрузился во тьму, и только слабое зарево на западе указывало на то, что солнце уходит. — Насколько они должны были опередить нас, — размышлял он, — чтобы иметь возможность манипулировать звездами? Есть ли у нас что-нибудь общее?
— Ну, жизнь и смерть, — сказал Гарри. — И мы уже знаем, что у нас есть общие знания по математике и геометрии.
— Конечно, — отрезал Уокер. — Разве могут быть какие-то другие условия? Нет, я имею в виду их философию, их этические нормы. Меня заинтересовал ваш рассказ о страхах президента относительно содержания передачи. В его словах есть резон. — Он снова наполнил свою кружку и выпил с определенной целью. — Но он беспокоится не по той причине. Меня волнуют не столько технические знания, которые мы можем найти, сколько психологические последствия всего этого. Предположим, например, что эти существа намного умнее нас. Или их существование может вызвать вопросы, связанные с религиозными убеждениями.
Римфорд улыбнулся. — Я думаю, мы находим слишком много причин для беспокойства. До появления сигнала "Геркулеса" я подозревал, что мы были одни. Аргумент в пользу того, что живая галактика заполнила бы небеса радиопередачами, довольно убедителен. Там было слишком тихо.
Уокер принялся переворачивать мясо.
— Интересно, — продолжил Римфорд, — почему у нас такая страсть искать кого-то еще? Мы в большей безопасности, когда остаемся одни.
— Недавно я прочитал рассказ, — сказал Уокер, — в котором мы обнаруживаем, что одиноки. Думаю, что это самое депрессивное художественное произведение, которое я когда-либо читал.
— Президент прав, — сказал Гарри. — Мы знаем, что передатчик Геркулеса — это продукт чрезвычайной сложности. Что произойдет, если мы за одну ночь получим технологию, которой миллион лет?
* * *
Министр иностранных дел России Александр Тайманов отметил, что его оставили наедине с президентом Херли, удовлетворенно кивнул, но остался стоять. На публике он был резким, бескомпромиссным человеком, ярым врагом западного мира. Он происходил из крестьян, пришел к власти при путинском режиме и выжил. Несмотря на его неослабевающую враждебность, американские дипломаты, тем не менее, считали Тайманова предсказуемым и рациональным человеком, а также движущей силой стабильности в России. — Тайманов разбирается в ракетах, — говорили они, повторив замечание министра иностранных дел о Херли. На него можно было положиться в том, что он будет противостоять посягательствам молодых комиссаров, которые, в отличие от него, не помнили ужасов Великой Отечественной войны. И армии.
Херли, который сам был ярым националистом, счел возможным договориться с Таймановым и даже, хотя и неохотно, проникся симпатией к человеку, которого пресса окрестила Медвежонком. Он и госсекретарь по меньшей мере трижды сотрудничали, чтобы разрядить потенциально взрывоопасные ситуации. Херли, подводя итоги его деятельности для политического репортера, заметил, что до тех пор, пока Тайманов будет находиться у власти, отношения с Россией всегда будут напряженными, но к войне прибегать не будут. Это заявление было сделано скорее для сведения россиян, чем потому, что президент действительно в это верил. — Господин президент, — сказал Тайманов после нескольких минут дипломатической беседы, — у нас проблема.
Херли оставил в комнате только одно удобное кресло со спинкой у окна, слева от своего письменного стола. Когда Тайманов устроился поудобнее, президент предложил ему свой любимый сорт скотча, а затем небрежно уселся на рабочий стол, глядя на министра иностранных дел сверху вниз. — Господин президент, — сказал тот, — ваши действия по сокрытию передач "Геркулеса" от широкой общественности были абсолютно правильными.
— Спасибо, Алекс, — сказал Херли. — Авторы редакционной статьи в ТАСС, похоже, с этим не согласны.
— Ах, да. — Он пожал плечами. — С ними будут разговаривать. Иногда они склонны действовать рефлекторно. И не всегда ответственно. Это цена, которую мы платим за их самостоятельность при нынешнем руководстве. В любом случае, я уверен, вы уже поняли, что нынешнее положение дел создает серьезные трудности для нас обоих.
— Каким образом?
— Вы ставите председателя Роскоского в невыгодное положение. Его положение и без того шаткое. Ни военные, ни партия не в восторге от его усилий по установлению лучших отношений с Западом. Многие считают, что он слишком охотно принимает американские гарантии.
— Честно говоря, я должен сообщить вам, что согласен с этим мнением. — В его взгляде появилась нотка смирения, которая, по сути, говорила Херли: мы с вами признаем его наивность; в этом вопросе у вас преимущество перед нами. — Наши продолжающиеся экономические трудности не улучшают его положения.
— Ваши экономические проблемы, — заметил Херли, — являются неотъемлемой частью марксистской системы.
— Сейчас это не имеет значения, господин президент. Вы должны иметь в виду деликатность его ситуации и потенциальную опасность в этом деле с радиосигналами. — Чувствуя себя неуютно в своем кресле и в этой ситуации, Тайманов задумался о том, как найти выход, но ничего не нашел. -Лично я не верю, что вы обнаружите что-то, что стоит скрывать, то есть что-то, представляющее военную ценность. Я думаю, мы узнаем, что другие разумные виды будут очень похожи на нас. Они не отдадут ничего полезного.
— Тогда что вас беспокоит? — спросил Херли.
Тайманов прочистил горло. — Вы играете в шахматы, господин президент?
— Умеренно.
— Этот факт не упоминается в вашей предвыборной биографии.
— Это, вероятно, не принесло бы никаких голосов.
— Я никогда не пойму американцев, — сказал Тайманов. — Страна, которая превозносит посредственность и выпускает инженеров исключительных способностей.
— Вас это беспокоит, Алекс?
— Ах, да, суть в этом. Суть, господин президент, как известно любому хорошему шахматисту, в том, что от угрозы гораздо больше пользы, чем от исполнения. Не имеет значения, найдем ли мы в конце концов что-то, представляющее военную или дипломатическую ценность в послании Геркулеса; важно лишь то, что мы опасаемся, что вы могли бы это сделать. И вы, конечно, знали об этом до того, как пришли сегодня. — Он наклонил свой бокал с виски, посмотрел его на свет и с явным удовлетворением допил. Президент хотел было снова наполнить его бокал, но Тайманов с улыбкой воспротивился. — Это максимум, что мне позволено, — сказал он. Официальность исчезла из его тона, и Херли заметил серьезную озабоченность в его глазах. — Я настоятельно прошу вас развеять любые сомнения, которые у вас могут возникнуть относительно намерений моего правительства.
— И как я могу это сделать?
— Предоставьте нам расшифровку. Мы могли бы организовать подходящую площадку, возможно, в Государственном университете имени М.В. Ломоносова. И мы могли бы продолжить совместную работу над этим проектом. Это принесло бы политическую выгоду нам обеим; и вы сами могли бы свести на нет большую часть критики, которой вы подвергались. Или, если вы предпочитаете, передайте нам расшифровку тайно, и мы сохраним это в тайне.
— Вы хотите, чтобы я предоставил вам материалы, которые мы скрывали от американского научного сообщества? Алекс, вы не можете поверить, что я чего-то добьюсь, сделав это. Хотел бы я сказать, что рассмотрю это. К сожалению, не вижу возможности удовлетворить вашу просьбу. Честно говоря, я сожалею, что мы вообще получили это проклятое сообщение. Это превратилось в кошмар. Если бы я мог все исправить, то демонтировал бы Скайнет, и мы могли бы вернуться к спорам о подводных лодках и боеголовках.
— Понимаю, господин президент. Я надеялся, что вы сможете ясно видеть свой путь...
Херли поднял руку. — Я бы хотел, однако, сделать знак председателю. Мы могли бы, скажем, отменить некоторые санкции, которые ввели прошлой зимой.
— Это не повредит, господин президент. Но я думаю, что сейчас мы вышли далеко за рамки этого.
— Да. Да, я уверен, что так и есть.
Тайманов медленно кивнул, встал и надел пальто. — Я вернусь в Москву не раньше среды... Если вы захотите продолжить разговор.
Когда он ушел, Херли поспешил на следующую встречу — фотосессию с представителями профсоюза. Его гости застали его рассеянным. Его обычная способность отодвигать проблемы в сторону и концентрироваться на насущных делах покинула его.
VIII.
От всего этого Гарри чувствовал растущее возбуждение. Он наслаждался своим доступом к самым высоким уровням власти, где его теперь знали по имени. Это был головокружительный опыт для бывшего мелкого федерального служащего. Если все пойдет хорошо, если он сможет избежать грубых ошибок, если команда Гамбини сможет найти информацию, которая будет иметь практическую ценность, он, вероятно, сможет занять пост директора агентства. Следовательно, он вложил непропорционально много своего времени в проект "Геркулес". Гамбини никогда не проявлял нетерпения в своих вопросах. Директор проекта безоговорочно доверял ему. Это был величайший комплимент. И Гарри чувствовал, что заслужил его. Все сходилось воедино. Его охватил азарт охоты за неуловимой природой алтейцев.
Работа по созданию "языка" передач продвигалась медленно, но с умеренным успехом. Римфорд сказал Гарри, что то, что это вообще происходило, учитывая огромную сложность связанных с этим проблем, было данью уважения Корду Маески и его математикам.
Гарри привез своего сына в Годдард в день посещения. Дома произошла задержка из-за того, что у мальчика закончился запас инсулина, и Гарри пришлось отвезти его в аптеку. Это всегда приводило Томми в уныние, а еще больше усугублялось его добродушным отношением к своей болезни.
Мальчику нравилось кататься по космическому центру, рассматривая тарелки-антенны, оборудование для связи и модели спутников. Но, в конце концов, его больше всего заинтересовал утиный пруд. На воде все еще плавало семь или восемь крякв.
Томми был высоким для своего возраста, с изящными чертами лица, как у его матери, и большими ступнями, как у Гарри. Джули заверила его, что с возрастом это изменится. Утки знали о детях и столпились вокруг него, прежде чем он успел открыть свой попкорн. Они, конечно, были ручными, и, когда мальчик оказался слишком медлительным, попытались вырвать еду у него из рук. Томми хихикнул и подбросил попкорн в воздух.
Гарри наблюдал за происходящим со стороны, наслаждаясь очевидным удовольствием, которое испытывал его сын. У него было слишком мало времени для общения с семьей. Он не мог не думать обо всех вечерах, когда работал допоздна, о выходных, отданных тому или иному проекту. Правительство отметило его заслуги грамотами и денежными премиями, и в прошлом году он был назначен на высокую руководящую должность. В целом, неплохо. Но, с одной стороны, его грамоты и бонусы накапливались. А с другой?
Томми и утки. И Джули.
Позже они вдвоем поужинали и пошли в кино. Это был скучный научно-фантастический фильм о группе археологов, путешествующих в космосе, которые оказались в ловушке среди древних руин в другом мире из-за инопланетного убийцы. Спецэффекты были хорошими, но диалоги были деревянными, а персонажи — невероятными. Возможно, Гарри просто подошел к концу своей терпимости к инопланетянам.
Джули переехала в квартиру в Силвер-Спринг. Когда Гарри вернул Томми к ней в воскресенье вечером, она потратила несколько минут на то, чтобы показать ему квартиру. Она выглядела дорогой, с отделкой из твердых пород дерева и множеством антикварных вещей. Впрочем, с деньгами у нее проблем не было. Она была экономистом, работала у биржевого брокера, у которого было много денег.
Но казалась подавленной.
— Что не так? — спросил он, когда они, наконец, остались одни в ее патио, глядя с четвертого этажа на север, на Джорджия-авеню. Было холодно.
— Они увеличили дозу Томми, — сказала она. — У него плохое кровообращение. Вот почему сегодня утром ему понадобилось больше лекарств.
— Он мне ничего не сказал, — сказал Гарри.
— Он не любит говорить об этом. Это пугает его.
— Мне жаль.
— О, Гарри, мы все сожалеем. — Она закрыла глаза, но слезы текли по ее щекам. — У него уже было два приступа. — Она накинула на плечи белый шерстяной свитер. Внизу к Спринг-стрит приближалась полицейская машина, громко и настойчиво воя сиреной. Они наблюдали, как она проезжала через забитый машинами перекресток и снова набирала скорость, пока не свернула на Бакли. После этого они еще долго слышали шум.
* * *
Лесли была в кафетерии и задумчиво жевала сэндвич с тунцом. Она не заметила его, пока он не сел рядом с ней. — Гарри, — сказала она, — как у тебя дела?
— Я в порядке. Как продвигаются переводы?
— Они продвигаются. Но было бы намного проще, если бы мы могли обратиться за дополнительной помощью. Гарри, нам действительно нужно иметь возможность отправить этот материал. Я знаю самых разных людей, которым следовало бы взглянуть на это. Есть слишком много областей, в которых у нас просто нет опыта. Сидеть здесь взаперти и разбираться в этом очень неприятно.
Гарри кивнул. — Знаю. Может быть, скоро все изменится. Получены кое-какие разрешения, и я слышал, что мы сможем привлечь еще несколько человек.
— Гарри, становится все хуже.
Послание Геркулеса содержалось на ста семидесяти восьми лазерных дисках. Оригиналы находились в лаборатории, а резервные копии — в библиотеке. Вот и все. Ни один из них нельзя было вынести из рабочих зон, и ни один из них нельзя было скопировать, не прибегая к обременительной процедуре. — Как бы то ни было, — продолжила она, — мы начинаем понимать структуру языка. Что меня восхищает, так это то, что если перевести это на английский, свободно заменяя общие термины, то получится поразительная поэзия. Только, по-моему, это не поэзия, хотя я не знаю, как еще это назвать. — Она обнаружила свой бутерброд, почти нетронутый, и откусила кусочек. — Я думаю, Херли будет счастлив.
— Почему?
— Потому что есть большая вероятность, что мы никогда не сможем разобраться во всем этом. Большая часть материала, который нам удалось изучить на данный момент, относится к области философии. Хотя мы не можем быть в этом уверены, потому что не понимаем большинства терминов, и, возможно, никогда не поймем. Я даже не уверена, что нас не учат какому-то межзвездному евангелию.
— Наверное, ты права, Лесли. Он просто хотел бы, чтобы все это поскорее закончилось. — Подошла официантка, и Гарри заказал салат с курицей. Когда она ушла, он придвинул свой стул поближе к ней и понизил голос. — Есть какая-нибудь история? Они рассказывают нам что-нибудь о себе?
— Не то чтобы мы смогли найти. Мы получаем комментарии, но они абстрактны, и трудно понять, к чему они относятся. Также есть длинные математические разделы. Мы думаем, что нашли описание их солнечной системы. Если правильно поняли, у них шесть планет, а у родного мира есть кольца. Между прочим, они вращаются вокруг желтого солнца.
