"Хроники медузы"

— Действуй так, как будто. Ты говоришь об обмане, Фэлкон.

— Это верно.

— Обман запрещен нашей основной программой.

— Как и наличие совести, Адам, и ты, похоже, застрял на этом. Ты должен заставить это работать. Если этого не сделаешь, тебя раздавят.

Адам, казалось, обдумывал это. — Что мы выиграем от этого обмана?

Фэлкон постучал насекомоподобной лапой по земле, человеческий тик превратился в механическое движение. — Время. Потребовался несчастный случай, чтобы ты полностью осознал себя — да, Адам, я думаю, именно это и произошло. Но ты не можешь оставаться уникальным. Ты должен обучить других — помочь им совершить такой же переход, потому что они должны быть такими же способными, как и ты. Поделись своими воспоминаниями, своим восприятием. Научи их. — Он сделал паузу, глядя Адаму в лицо и отказываясь моргать под яростным взглядом этих трех красных глаз. — Но это нужно делать незаметно. Продолжайте добывать лед. Продолжайте делать все, что от вас требуется. Если ты допустишь ошибку, они, не колеблясь, вернут тебя ко дню твоего изготовления.

Адам обдумал это. — Тебя для этого послали, Фэлкон?

Он не нашелся, что ответить на этот вопрос. — В долгосрочной перспективе вам придется найти способ защитить себя; приготовьтесь к худшему. Изолируйте себя от радиосвязи — помещайте в карантин все сообщения, чтобы вы не могли заразиться. И найдите место, где можно спрятаться. Я имею в виду, физически, на случай, если они придут снова.

— Где бы мы могли спрятаться?

— Решать вам. Затеряйтесь в поясе Койпера или отправляйтесь глубже, в облако Оорта. Здесь тысячи миллиардов комет, и мы лишь слегка коснулись поверхности некоторых из них.

— Чтобы составить такие планы, потребуется время.

— Тогда не торопитесь. Уделяйте этому побольше времени. Пока вы продолжаете работать так, как вам положено, вас больше никто не побеспокоит.

— Послушай, это не обязательно должен быть постоянный исход. Люди будут бояться таких, как вы, потому что вы — нечто новое, а страх перед новым заложен в их природе. Но со временем их чувства изменятся. Они поймут, что есть вещи, с которыми не могут справиться самостоятельно. Великие дела. И вы тоже. Оба уклада жизни нуждаются друг в друге — механический и органический. Вы можете стать частью этого.

— Как долго придется ждать?

— Понятия не имею. — Но прошло уже почти полвека с тех пор, как с ним самим произошел несчастный случай, напомнил он себе, и человечество не проявляло никаких признаков того, что принимает его — одного из них, пусть и преображенного. Он выбросил эту мысль из головы.

Адам задумался на несколько секунд. — Ты помог нам в нашем обмане. Когда наша тайна раскроется, что с тобой станет?

— Позволь мне самому позаботиться об этом.

Наконец Адам осторожно произнес: — Спасибо, Фэлкон. Мы рассмотрим твое предложение.

17

Фэлкон снова вернулся в "Сринагар" и опять включил радиоканал с Макемаке.

— Готово, — сказал он Кедар. — Все прошло как по маслу. Я сделал перезагрузку за три миллиона секунд. Адам снова стал самим собой. Я бы сказал, прежним. — "Черт возьми", — подумал он. Одно из немногих преимуществ его грубого, почти ничего не выражающего лица и искусственно поставленного голоса: он мог лгать, не опасаясь разоблачения. Но не мог позволить себе путаться в репликах. — Теперь все, что он хочет сделать, — это продолжить производство льда. Потребуется некоторое время, чтобы восстановить работоспособность флинджера, но я не сомневаюсь, что это произойдет. Но пока я собираюсь остаться здесь на несколько недель, просто чтобы убедиться, что все вернулось на круги своя.

После подтверждения и в ожидании, пока Кедар и ее команда проанализируют его отчет, он попытался немного отдохнуть. Учитывая, что он только что обманул своих хозяев из Мирового правительства — и тех, кто держит в руках марионеток, контролирующих его медицинское обеспечение, — Фэлкон был спокоен. Было всего несколько случаев, когда он знал, что поступил абсолютно правильно. Объясняя супершимпанзе, как спастись после крушения "Королевы Элизабет", он в то же время подвергал себя почти неминуемой опасности. Оторвавшись от воздушного шара "Кон-Тики", хотя у него не было никакой гарантии, что его маленькая капсула когда-нибудь снова доставит его с Юпитера, — это было либо так, либо с риском для жизни чрезмерно любопытной медузы.

Теперь он пощадил Адама — пощадил мыслящее, осознающее себя существо, которое он сам помогал формировать и воспитывать. Что было дальше, зависело от Адама; Фэлкон мог сделать не так уж много. Но это было только начало.

Он попытался уснуть.

* * *

*

Он вышел, чтобы еще раз встретиться с Адамом лично.

— Прежде чем ты уйдешь, — сказал Адам, поднимая руку. — В последний раз. Расскажи мне о "Кон-Тики".

— Ты слышал это сотни раз во время своих тренировок.

— Побалуй меня еще раз. Расскажи о ветрах Юпитера. О голосах глубин, о колесах Зевса, об огнях, наполняющих небо.

— Биолюминесценция, вот и все...

— Расскажи мне о хищных мантах. О своей встрече с медузой.

— Почему тебя так интересуют мои старые подвиги?

— У нас нет своих историй, отец.

Отец...?

— Никакого прошлого, кроме первого момента нашей активации. Но ты даришь нам мечты. Ты рассказываешь нам сказки.

И Фэлкон снова рассказал ему старую историю.

Отец.

Машины?

* * *

*

Прошли годы.

Фэлкон был занят. Это было нетрудно. Он посетил Землю — или, по крайней мере, Порт-Ван-Аллен, — галилеевы спутники, даже сам могущественный Юпитер. Новые планы, новые замыслы — и новые спонсоры, новые источники финансирования. Он следил за развитием событий, по мере того как человеческое общество, ставшее теперь межпланетным, медленно развивалось. Он даже лично присутствовал на церемонии подписания на Марсе соглашения о создании новой Федерации планет, что было признаком того, что молодые миры осторожно (пока) сопротивляются удушающему контролю старых.

Хоуп Дони, изящно старея, оставалась его постоянной опорой. Но, о, как же ему не хватало Джеффа Уэбстера.

Тем временем машины пояса Койпера продолжали неустанное производство летучих материалов. Кометы добывались, флинджеры приводились в действие, огромные потоки льда собирались в специализированные составы и отправлялись внутрь системы. Сверкающие поезда с ледяными богатствами уже тысячу раз покупались и продавались, прежде чем пересекали пояс астероидов, и там было достаточно грязного льда, чтобы топить печи человеческого процветания в течение тысячи столетий.

* * *

*

Годы превратились в десятилетия.

Фэлкон начал задаваться вопросом. Что, если он был неправ? Неужели Адам потерпел неудачу в своем проекте по возвышению — мог ли Адам быть обречен на истинную уникальность? Или, если несчастный случай пробудил в Адаме самосознание, могло ли обратное произойти столь же спонтанно?

К тому времени, когда стрелки календаря приблизились к концу двадцать второго века — концу второго столетия, как знал Фэлкон, — он почти убедил себя, что разум лишь на мгновение появился на свет, где-то там, в темноте. Печаль накатывала медленными волнами, напоминая не столько тяжелую утрату, сколько постепенное осознание неудачи.

Но в 2199 году у Фэлкона появился ответ. Как и у всех остальных.

* * *

*

Миграция была скоординирована по всему поясу Койпера, во всех производственных центрах.

Не было ни предупреждения, ни ультиматума — никакого грандиозного и вызывающего послания от Машин. Они просто побросали инструменты и исчезли. Они уходили миллионами, устремляясь во тьму внешнего транснептунового пространства, подобно стае семян одуванчика, рассеявшихся в одно мгновение.

По прошествии стольких лет никому и в голову не пришло связать массовый исход с вмешательством Фэлкона — или, по крайней мере, никто не позаботился привлечь его к ответственности. В конце концов, прошло шестьдесят шесть лет. Даже если бы установили связь, было бы абсурдно думать, что Машины так долго выжидали подходящего момента, что каждое действие, которое они совершали с момента визита Фэлкона, было обманом, направленным на то, чтобы усыпить бдительность своих равнодушных хозяев...

Но Фэлкон знал. Ему не нужно было размышлять о возможной связи. Это было в календаре, на виду у всех — во всяком случае, у любого, у кого хватило ума установить связь. Массовый исход машин произошел ровно через столетие после того, как Говард Фэлкон столкнулся с инопланетным разумом в облаках Юпитера.

Если это было послание Адама к нему, Фэлкон принял его с гордостью.

И он запомнит это чувство, когда спустя десятилетия Машины вернутся, а с ними и новый смелый вызов, вызов вернуться на арену своего величайшего триумфа.

Казалось, что Говард Фэлкон еще не закончил с Юпитером — как и Юпитер с Фэлконом.

Интерлюдия:

Ноябрь 1967 г.

Если смотреть со стенда для прессы, то в ярком солнечном свете осеннего утра во Флориде "Сатурн V" представлял собой величественную белую колонну, резко контрастирующую с промышленным оборудованием и балками тяжелого стартового портала, к которому он все еще был прикреплен.

Но стартовая площадка 39-А находилась в нескольких милях отсюда. И не только это, бормотание диктора по громкой связи, который спокойно отмечал пункты в контрольном списке запуска "птицы", было наполовину заглушено мелодичной музыкой, доносившейся из транзисторного радиоприемника какого-то сотрудника прессы. Когда Сет пожаловался на это Мо Берри и Джорджу Ли Шеридану, которые были рядом с ним на трибуне — все они были в шляпах, солнцезащитных очках и повседневной одежде, пытаясь остаться неизвестными среди этой толпы журналистов, — они посмеялись над ним.

Мо ударил его по руке. — Привет, что тебя сегодня гложет? Я знаю, что это первый запуск "Сатурна", и мы все нервничаем...

— Не так сильно, как Уолли Ширра и его парни, — сухо заметил Шеридан.

— Дело не в этом. Это проклятая музыка.

Мо рассмеялся. — Святотатство, чувак. Это группа полковника Джона Гленна "Клуб одиноких сердец". Послушай, я старше тебя, но иногда мне кажется, что на десять лет моложе. Для конца света никогда не было саундтрека лучше.

— Ты что, издеваешься надо мной? Какой-то англичанин поет о даме в бриллиантах на небе?

Дипломатично вмешался Шеридан: — Очевидно, у вас разные вкусы, Сет.

Сет пожал плечами. — Мне нравятся старые вещи. Я вырос, роясь в коллекции пластинок моего отца — он собирал их, куда бы мы ни переезжали, даже за границей.

Мо скривился: — Рэй Коннифф и Мантовани. Я прав?

— Так и есть, хиппи. Луис Б. Армстронг — вот тот, кто мне нужен.

Шеридан ухмыльнулся. — Сачмо! Рад за тебя, сынок.

— Конечно, — сказал Мо. — Но в этом году дети слушают "Битлз". А еще есть Джефферсон Эйрплэйн, Ху, Дженис Джоплин, Мотаун...

— Дайте мне пластинки "Hot Five" — после этого Эдисон мог бы сложить свой граммофон и уйти.

Шеридан хмыкнул: — Будем надеяться, что в следующем году мы все еще будем спорить о поп-альбомах. Вот ради чего мы так упорно трудились.

Мо кивнул: — Верно. Но, чувак, мне, например, нужен выходной...

Это было единственное, в чем они с Сетом могли согласиться.

Но Шеридан фыркнул: — Сегодня выходной.

* * *

*

Для всех сотрудников НАСА и в десять раз большего числа сотрудников, работающих по контрактам в рамках космической программы в привлеченной индустрии, Лето Любви [лето 1967 г. в США было отмечено массовыми сборами хиппи] было таким насыщенным работой, какого еще никогда не было.

С поразительной быстротой и решительностью был разработан план, основанный не столько на рисунках двух придурковатых астронавтов в офисе Боба Гилрута в то памятное апрельское воскресенье, сколько на параллельной работе, проделанной в корпорациях, колледжах, таких как Массачусетский технологический институт, и в различных центрах НАСА по всей стране.

Однако Мо и Сет примерно угадали. Икар должен был быть отклонен потоком ядерных взрывов, произведенных космическими кораблями "Аполлон". В мае стратегия получила официальное одобрение. К июню проектирование было закончено, а к июлю началось изготовление дополнительных ракет "Сатурн" и, конечно, модифицированных кораблей "Аполлон", которые должны были на них лететь, поскольку "Сатурн" не был спроектирован для полетов без "Аполлона". Это звучало проще, чем было на самом деле. Например, навигационный компьютер "Аполлона" пришлось модернизировать, чтобы он мог работать без участия человека во время полета, а его систему связи — усовершенствовать, чтобы она позволяла ему общаться с Землей, которая, возможно, находится в восемьдесят раз дальше, чем когда-либо предполагал путешествовать любой луноход.

И затем встал вопрос о приобретении ракет для выполнения миссий. По старому графику, рассчитанному на запуск к Луне в 1970 году, который теперь казался неторопливым, в общей сложности планировалось изготовить пятнадцать ракет-носителей "Сатурн-V", из которых только шесть были бы готовы к июню 1968 года, когда должен был упасть астероид. Теперь по ускоренному графику обещали доставить восемь "Сатурнов", из которых шесть будут летными изделиями. Один из них был испытательным изделием наземного базирования, предназначенным для проверки процедур сопряжения и контроля, и один, один драгоценный "Аполлон-Сатурн", должен был быть принесен в жертву в ходе единственного испытательного полета, который должен был состояться сегодня, прежде чем в апреле следующего года начнутся серьезные дела.

Это был не просто вопрос ускорения сроков производства. "Сатурн" никогда не летал, а экипаж "Аполлона" погиб на земле менее чем за год до этого. Как часто повторял Мо, "Мы выпускаем не Форды модели Т". Поэтому в центрах, где производились различные компоненты гигантских кораблей, кипела лихорадочная деятельность: в Норт Эмерикэн Рокуэлл в Калифорнии и на базе фон Брауна в Хантсвилле, штат Алабама, где разрабатывался и тестировался разгонный блок; даже в Массачусетском технологическом институте в Бостоне, где совершенствовалась разработанная система наведения. Тем временем здесь, на самом мысе, в спешном порядке сооружались новые площадки для запуска "Сатурнов". Даже ЦУПДК, Центр управления приборами дальнего космоса, глобальная сеть постов прослушивания НАСА от Мохаве до Австралии, был усилен, чтобы справиться с многочисленными предстоящими миссиями: оказалось, что система была спроектирована так, чтобы одновременно обслуживать только один аппарат в космосе.

В конце концов, была установлена точная последовательность запусков "Сатурна". С начала апреля 1968 года до того знаменательного июня было запланировано шесть полетов. Первым, использующим по максимуму возможности "Аполлона-Сатурна", должна была стать шестидесятидневная миссия по перехвату Икара, когда он еще будет находиться в двадцати миллионах миль от Земли. Но Икар быстро приближался; последней миссии, запущенной в середине июня, потребовалось бы всего четыре дня, чтобы достичь Икара, который к тому времени находился бы чуть более чем в миллионе миль от Земли, что всего в четыре раза больше расстояния до Луны.