Катастрофа джунглей

— Сейчас у всех дам губы красные, мажут чем попало. А я сделаю помаду любого цвета, да ещё с разным запахом, например, манговая помада или апельсиновая. Ооо! Да я тут развернусь на все джунгли!

— Ты знаешь, что? — возмущённо выпалил Тигон, у него даже когти невольно стали лезть на свободу. — Ты мне это... прекращай думать о помадах! Думай о повстанцах!

— Пока я больной, о повстанцах думать не буду, а вот когда выздоровею, тогда и поразмыслю!

Льву нечего было сказать, он недовольно хмыкнул и ушёл.

Целый день король джунглей размышлял, что же ему делать в этой ситуации, когда его смышлёный полководец болеет. Сам он ничего толкового придумать не мог, поэтому поразмышлял, поразмышлял, да и пошёл на рыбалку, благо Ёматай наделал ему несколько удочек. Вроде ничего сложного: костяной крючок, тонкая травяная верёвка да поплавок из куска ветки пробкового дерева, грузило. Ещё ровное удилище. Тигон пробовал сделать удочку сам, но ничего не получилось. Ёматай сказал, что у него лапы хоть и когтистые, но корявые.

Этим вечером у Тигона был неплохой улов, дальше всё как всегда: жареная рыбка на костре, закат и отдых.

Наступили сумерки, и король джунглей растянулся на мягкой подстилке, начал подрёмывать. Вспомнился охающий Ёматай. И ежу было понятно, что шимпанзе обиделся. Но... что сделано, то сделано. С этими мыслями Тигон и провалился в царство Морфея.

Он не видел и не слышал, как вверху тихо зашуршала листва. И через мгновение ему на переносицу упала большая земляная жаба. От шлепка по носу лев проснулся и поднял веки. Перед его глазами была огромная и страшная бородавчатая морда.

— Уууааа! — в ужасе заорал лев спросонья.

— Кууувааа! — жаба с перепугу орала ещё громче короля джунглей, её хватил ступор, бородавчатая морда перекосилась, и она крепко вжалась всеми четырьмя лапами в морду льва.

— Уууааа! — Лев инстинктивно вскочил и с перепугу побежал. Но разгонялся он недолго, его кто-то сильно дёрнул за хвост, казалось, он оторвался. От страха лев ещё усерднее погрёб лапами так, что вылетали куски земли. Сколько бы это продолжалось, неизвестно, но жаба была не спросонья, и опомнившись, спрыгнула на землю и резво поскакала в темноту. Лев так грёб по земле, что наконец вырвался. Он отскочил и развернулся, уже готовый к бою. Но никого не было, лишь на земле валялась оборванная травяная верёвка, привязанная к дереву и освещённая луной.

На шум сбежался весь прайд, даже любопытные обезьяны повисли на ветвях, несмотря на ночь.

— Что случилось, мой король? — испуганно спросила Матасика, ведь она была старшей львицей.

Тигон просто хватал пастью воздух, не мог ничего сказать, настолько он был шокирован случившимся.

— Мой король, почему у тебя на хвосте верёвка?

— Г...Г...Где? — лев обернулся, на хвосте болтался кусок верёвки, закрепленный петлёй.

Он заморгал, а потом выкрикнул изо всех сил: Ёматай!

— Что Ёматай, мой король? Позвать?

— Ну уж нет, — Тигон шумно выдохнул через нос. — Я сам к нему пойду!

На обезьяньей поляне царили тишина и покой. С десяток макак развалились вокруг тлеющего кострища и безмятежно спали. Тигон крался медленно и бесшумно, осматриваясь вокруг. Он искал шимпанзе. Если это он сделал пакость, то ещё не должен спать. А если лежит в шалаше, значит притворяется, будто спит. Не такой он глупый, чтобы не понимать, что король придёт мстить. Лев ещё не знал, как он будет расправляться с шимпанзе, но одно понимал точно: он хочет крови. Тихо подкравшись к шалашу, полог которого был откинут, Тигон увидел деревянную голову Ёматая. И ещё у шалаша стояла его дубинка. Вот он, шанс отомстить за шишки и за всё остальное сразу. Тихонько лев взял дубину, с удовольствием замахнулся и изо всех сил врезал по шлему.

— Ооох! Тише! Етику разбудишь... — раздался еле слышный голос шимпанзе (на самом деле он притаился сбоку шалаша, а на его месте лежало бревно, обмотанное пальмовыми листьями).

Тигон растерялся, повыше занёс дубину и с силой опустил её дальше шлема, там, где плечо.

— Ооох! Я же просил, не шуми, Етику разбудишь!

Тигону стало страшно. Он не понимал, что происходит, что это за странный шимпанзе, которому дубина нипочём. Он аккуратно поставил её на место и бесшумно растворился во тьме.

Убедившись, что лев далеко, Ёматай вышел из-за шалаша.

— Вот так, Тигон, будешь знать, как Етику и меня за хвост таскать, — прошептал он. — О! Песня получается. — Затем вытащил бревно, бросил его за шалаш, надел шлем и улёгся спать.

Тигон не сомкнул глаз до утра. Какой тут сон, когда тебе что-нибудь страшное на морду может упасть, да и успокоиться после такого шока он никак не мог. И ещё не терпелось узнать, как там себя чувствует Ёматай после оприходования дубиной. Он еле дотерпел, пока солнце наполовину вышло из-за горизонта, и отправился на обезьянью поляну. А там уже Ёматай с макаками разбирали шалаш и навес, собирая жерди в кучу.

— Ты что, уходишь? — лев остановился растерянный.

— А... ты про песню, что ли?

— Про что?

— Ну, про песню, которую я сочинил. Прошу меня простить, я очень тороплюсь! Не буду я вас злить, я больше не вернусь! — Ёматай был доволен собой. — Ты уже слышал её? В джунглях уже многие поют.

— Да нет, я про то, что ты вещи собираешь.

— Ааа... так мне на этой поляне тесно стало, мне огромная нужна. Я уже нашёл такую, далековато правда.

— И насколько это далековато? — подозрительно спросил Тигон.

— Не настолько уж и далеко, в твоих владениях. Да ты не бойся, как же я могу вас бросить? Вы мне как родные стали.

— А когда ты будешь думать о повстанцах?

— Как поправлюсь, сам к тебе приду.

— А как ты себя чувствуешь? — лев всё хотел узнать результат ночного избиения дубиной.

— Да нормально, я ведь закалённый стал, три битвы прошёл.

— А ночью, ночью как ты себя чувствовал? — Тигон был растерян.

— А что ночью? Я, когда сплю, вообще ничего не помню.

Тигон в удивлении развёл лапами и удалился восвояси. Конечно другой обезьяне он бы хвост выдрал, но Ёматай ему был нужен, очень.

Прошло семь дней, Ёматай не появлялся, повстанцы тоже не давали о себе знать. Полосун так и болел. Казалось, что война закончилась, но король джунглей понимал, что мелкие их в покое не оставят.

Солнце уже миновало зенит, Тигон лежал возле ручья и любовался красотой природы и жизнью вокруг. Невдалеке журчала вода на перекате, стрекоза прилетела на ветку камыша. Бабочки порхали между орхидей и других цветов. Рядом муравьи сновали по протоптанной дорожке.

К Тигону, виляя бёдрами, подошла на задних лапах Матасика. Король взглянул на любимицу и у него отвисла челюсть: на львице была юбка их пальмовых листьев, а на шее ожерелье из речных ракушек. Губы набиты и накрашены.

— Мой король, — ласково промурлыкала любимая львица. — Нам нужно двадцать плодов манго, сто связок бананов и тридцать апельсинов.

— Чтооо? — Тигон вскочил на задние лапы, как ужаленный. — Это ещё зачем?

— Чего ты злишься? — наигранно обиженным тоном проговорила Матасика. — На увеличение губ, эпиляцию нижних лап и на блохомассаж. А ещё на танцы!

— Какие такие танцы? — раздражённо воскликнул лев и взялся в отчаянии за голову.

— А вот такие! — Матасика немного потанцевала.

— А что, чтобы вилять бёдрами, нужны апельсины?

— Нет! — уже капризно ответила Матасика, вход на танцы — один манго. Всего один! И заметь, я прошу не только для меня, а для всех львиц прайда!

— Всего один? — зашумел лев, казалось из ноздрей сейчас пойдёт дым. — Я сейчас увеличу вам всем губы колотушкой, а потом под колотушку вы все будете танцевать!

— Ёматай бьёт колотушкой! Ёматай бьёт колотушкой! — затараторил с ветки попугай.

— Вход на танцы — один плод манго! Увеличение губ всего одна связка бананов! — ответили ему с соседнего дерева.

— Ёматай, это всё Ёматай! — лев так и держался за голову. — В общем так, никаких бананов! Если хотите, танцуйте здесь. Набивайте губы тоже здесь!

— Ты вообще? — Матасика постучала себя по голове лапой. — Набивать больно, а там пчёлку на губу посадили и всё! И танцевать под колотушку плохо, а интересно под музыку!

— Какую такую музыку?

— Живую! Когда вживую играют и поют! — Матасика не отступала. — Раз ты так с нами поступаешь, с сегодняшнего дня будешь спать вон под тем кустом! И один! И рыбу сам себе будешь жарить! И заруби себе на носу, если не одумаешься, мы уйдём в прайд Полосуна, а со львятами сам будешь нянчиться!

Матасика театрально хмыкнула напоследок и ушла, виляя бёдрами.

— Ну, Ёматай! — лев растерянно потёр лапами голову. — Интересно, где это его новая поляна?

— Мы знаем, но тебе не скажем! — издали сказала Тамасика, — Забирай свою подстилку и вон, под куст...

Злой Тигон пошёл искать обезьянью поляну. Макаки с веток указывали направление и скоро он уже слышал шум, какого в джунглях никогда не было: несколько макак пели песню под странные звуки, но они были приятны. Ещё можно было различить звуки барабана. Лев уже стал различать слова:

Прошу меня простить

я очень тороплюсь!

Не буду я вас злить

я больше не вернусь!

— Интересно, очень интересно, что же этот шимпазе там творит, пробормотал лев, злость уже проходила. Он подходил ближе, песня слышалась всё отчётливей:

Прости меня, что я ушёл

И обо мне не вспоминай

Я счастья с вами не нашёл

Хоть имя мне... и Ёматай!

Тигон вышел на открытое пространство и чуть не уронил челюсть на землю: на огромной поляне высилось округлое заграждение из бамбука, такое высокое, что даже не перепрыгнуть и ягуару. В одном месте был проход, возле него толпились макаки и лисицы. Все они были в юбках из листьев. В лапах держали бананы, апельсины и плоды манго.

— Ах вы плутовки, — пробормотал лев, — как воевать, так лисиц нету, а тут их полно.

Когда лев подошёл и хотел пройти, все обернулись и одна макака спросила:

— Куда без очереди?

— Я король джунглей!

— Это ты там король, а тут очередь общая, живая, так сказать!

— Если нет манго, значит вход три связки бананов или пять апельсин! — раздался голос макаки, сидящей на пропуске.

Лев остановился в растерянности. А песня всё набирала обороты:

Меня ты не жалей

прощаясь, обнимай

не надо тут соплей

ведь я же Ёматай!

Немного постояв, лев решил уточнить:

— А как это... очередь?

— Занимай за последним, и последним будешь ты, — ответила макака с самыми большими и густо накрашенными губами. И с пустыми лапами тебя не пустят, мой король. Надо ма...

— Я последним? Да яяя! — лев одним движением лап разгрёб всех в стороны и оказался у входа, но он был перегорожен жердью, сбоку сидела макака.

— Мой король, хоть и без очереди, но с пустыми лапами нельзя! Тут надо платить!

— Я тебе заплачу! — прорычал лев и попытался поймать лапой макаку. Но жердь мешала, и макака ловко увернулась.

— Охрана! — заверещала она.

Тут, как из-под земли, появился Джумха с шестью макаками. Впереди себя они уверенно держали дубинки.

— Что случилось, мой король? — нагло спросил Джумха. — Бесплатно тут не пройдёт, так сказать, танцев не будет.

— Тут всё моё! — лев хотел грозно рыкнуть, но тут зачесалась шишка на лбу, сигнализируя о множестве дубинок перед хозяином, а макаки держали их умело.

— Ошибаешься, мой король, — Джумха был уверен в себе. — Поляна как называется?

— Как?

— Обезьянья! А значит, она принадлежит обезьянам!

— Мне нужен Ёматай!

— Ааа... — понимающе проговорил Джумха. — Так бы сразу и сказал. Пропустить короля джунглей к Ёматаю! Хмаш, проведи его.

Войдя, Тигон увидел всё. Под заграждением красовалась сцена, на ней с десяток мартышек звуками создавали музыку. И она была приятной, ласкала слух. Одна обезьяна сидела на барабанах, другая трясла маракасами, сделанными их высушенных плодов.

А три макаки надрывали голоса:

Прости меня, что я ушёл

И обо мне не вспоминай

Я счастья с вами не нашёл

Хоть имя мне... и Ёматай!

Под сценой танцевало множество животных, тут были даже дикобразы, они пружинили на лапах и перебрасывали иглы из стороны в сторону. Особенно отжигали лисицы, поднимая хвостами пыль, макаки от них старались не отставать. Лев даже заметил несколько белок, танцующих в кругу с барсуками. Но львиц здесь пока не было.

— А теперь наша любимая! — объявила макака.

"Ооо!" — звери радостно зашумели. Зазвучала музыка, и солисты стали надрывать голоса. Песня оказалась заводная. Тигон остановился и заслушался...

В джунглях музыка играет,

что это, здесь каждый знает,

и у нас сегодня танцы,

не танцуют лишь повстанцы!

А припев грянул так дружно и весело, что разносился на всю округу, ведь его пели даже танцующие.

Как весело танцевать,

тарару да!

Лисицы метут хвостом,

тарару да!

И хочется вверх взмывать,

тарару да!

Ну а белки кувыркооом!

Куплет опять пели одни солисты, похоже зверям нравился именно припев.

В джунглях музыка играет,

И душа благоухает!

Музыка, любимая играй,

Спасибо тебе Ёматай!

Тигона так увлекла музыка и вид танцующих, что он невольно стал подтанцовывать. А припев опять пели все.

Как весело танцевать,

тарару да!

Лисицы метут хвостом,

тарару да!

И хочется вверх взмывать,

тарару да!

Ну а белки кувыркооом!

Когда песня затихла, лев опомнился, осмотрелся, никто ли не видел, как он подтанцовывал. Но все были заняты своими делами, кроме сопровождающего Хмаша.

Дальше за танцплощадкой стояли перегородки.

— А где же Ёматай?

— Вон туда иди, мой король! — Хмаш указал лапой на один из проходов. Песня умолкла, зазвучала медленная красивая музыка и звери стали танцевать парами.

Войдя в указанный проход, Тигон остановился, его чуть не хватил ступор: перед ним возвышалась огромная куча бананов, рядом навалы поменьше, апельсины и манго. За кучей бананов оказалась ещё и внушительная гора кокосов.

Ёматай валялся на лежаке, а несколько макак пересчитывали апельсины.

Увидев льва, Ёматай вскочил:

— О, мой король ты решил нас посетить?

— Ты что тут творишь? — Тигон чуть ли не хватал воздух ртом. — Какая ваша поляна? Здесь всё моё!

— Ошибаешься, — шимпанзе присел на лежак. — Тут твоя только земля. А вот все постройки и что в них происходит — моё!

— Но земля то моя! И подданные все мои, и ты тоже!

— Не, ну я шимпанзе вольный... Могу и уйти.

— Я тебе дам уйти! Ты мой полководец, а совсем забыл о повстанцах!

— Ну, во-первых, я ещё больной, а во-вторых больным сделал меня ты. А пока я больной, то могу заниматься чем захочу. А вот выздоровею, тогда стану полководцем.

— Это моя земля! И я наложу тут лапу на всё! Запрещу тут всё!

— Наложу лапу, наложу лапу, — забормотал Ёматай, приложив лапу к губе. — А как назвать это твоё наложу лапу? О! Придумал! Налог. Раз на твоей земле, я буду платить тебе налог. Каждый десятый банан твой. С другими плодами то же самое.