Битва за небеса

— На самом деле вы ничего о них не знаете. Наш пленник, Клевенски, изъявил желание сотрудничать и, во многом, прояснил ситуацию с этим... сообществом. Рудольф, помнишь наш разговор насчёт кантовцев и гегельянцев?

— Конечно. У нас Кант, индивидуальность и права личности, а у них Гегель и интересы общества — два полюса, непримиримых. Благодаря гению фюрера и национал-социализму нам удалось синтезировать новое качество общества, которое...

— Точно так. А теперь усвойте, запомните и детям передайте — они не народ, тем более не нация в нашем понимании. Совсем недавно, по историческим меркам, появилась германская нация, объединившая наши разрозненные народы в едином государстве. Мы, немцы, всегда считали и считаем себя единой нацией, но бережно храним и культивируем наши различия. Эти различия в единстве прусаков и баварцев, саксонцев, гессенцев, и прочих наших братьев мы называем извилинами на мозге нации.

У московитов обратная ситуация — их вывели селекционными методами из потомственных ордынских рабов, одинаковых как штампованные изделия. Главным экспортным товаром Московии всегда были именно "породистые" рабы. Царь Пётр повелел им именоваться русскими, сейчас они сменили название на советских, но суть их не изменилась — они видят смысл существования в том, чтобы "русско-советским" стал весь мир. Их вывели исключительно для уничтожения других наций и народов. Они лишь прилагательное к московскому Кремлю, инструмент расширения империи. Там нет личности, есть лишь интересы общества — их общества. Находясь в кремлёвском рабстве, живя как последний скот, натурально по-свински, воспитанные в вечном страхе, они догадываются о собственной ущербности и ненавидят жизнь настолько, что не боятся смерти — она для них избавление. А наивысшее для них наслаждение — это когда хозяин решается на очередное расширение империи рабов, снимает строгий ошейник и командует "фас", разрешая урождённым скотам опустить соседний народ до своего уровня, пополнив ряды "русских". Помните, что под какими-бы именами и флагами они не выступали, в делах проявляется их сущность — они убийцы народов.

Закончив речь, Беккер ещё раз оглядел примолкнувших камерадов и скороговоркой закончил.

— После Хельсинки и атаки их аэродромов под Ленинградом, возвращаемся сюда.

Беккер знал, что пока он говорит эти слова, немецкие войска высаживаются в Виндаве. А по возвращению им придется прикрыть десант на Ригу. Красные будут драпать через неё, поэтому следующая задача — способствовать тому, чтобы как можно меньшее их количество добежало до второй столицы и закрепилось в промышленной застройке. Но разглашать это все подчиненным он естественно не стал.

Глава 10

Скомканное завершение утренней "летучки" имело причиной фигуру Дитера, который наполовину высунулся из-за закрытого пологом дальнего выхода и, вращая глазами, излучал флюиды о сверхважности гиперсрочного тет-а-тет. Выйдя через ближний вход, Беккер обошёл укрытую масксетью палатку на полсотни человек, встретил камрада и вопросительно изогнул бровь.

— Сюда летит Геринг.

— Время?

— Двадцать минут, тридцать хорошо — если ветер за нас.

— Техника?

— Готова к перелёту, нутро забито, дело за подвесами.

— Увидишь Кони, пусть мчит на локатор. Связь запрашивала его участие на притирку антенны к местности, поэтому он в служебной командировке, бумагами я займусь. Летишь стрелком.

— Подвесы?

— Штурманский расчёт — Руди, на подвесы спаржу всем сколько тянем в номинале, движки не жечь, взлёт на форсаже запрещаю, полоса продлена под "кондоров", как-никак, на железных листах с дырками, но с сегодня запасная полоса Девау! *(первый в Европе гражданский аэропорт Кёнигсберга. 1919г). Выполнять.

Пока Дитер "озвучивал информацию", Беккер нашёл командира связистов и договорился, что, в обмен на командировку ценного специалиста, ему прямо сейчас организуют тренировку личного состава по экстренному вызову на перехват. План последующего перелёта-учений предусматривал полёт плотным строем, в условиях минимально допустимых для грозового фронта интервалов-дистанции, использования противопрожекторных шторок и был рождён на свет под пулемётный стрёкот трёх пишмашинок за десять минут из вчерашнего дня. Времени хватило как раз на то, чтобы экипажи посдёргивали с самолётных антенн развешенное на просушку бельё, заняли место в кабинах, взгромоздив седалища на мех-коже-шерстяные комбезы поверх парашютов, и начали выруливание. К моменту, когда трёхмоторному юнкерсу Геринга открылась полоса, эскадрилья серо-коричневых церштёреров стелясь над волнами, растаяла в туманной дымке.

Гром и молнии, выплеснутые рейхсмаршалом в радиоэфир, за всю эскадрилью слушал только один ночной охотник, украшенный кровожадной ухмылкой какого-то океанского гада, остальные самолёты, несущие общую эмблему в виде силуэта четырёхмоторника, вид сверху, чёрного на синем фоне, "в обрамлении", общались через станции оптической связи, выстраивая плотную колонну. От операторов здесь требовалась очень точная "синхронизация направления антенн", поэтому им некогда было крутить верньерами и щёлкать тумблерами в поисках музыки для настроения. Когда рейхсмаршал начал сбиваться и повторяться, Дитер "дал запрос" тангентой внутренней связи.

— Да, отключай, — отозвался Краузе и в очередной раз фыркнул/хрюкнул, удерживая напрашивающиеся на язык ответы. — Выдохся толстяк, кое-где на третий круг пошёл.

— Дисбат, расстрел, повешу, сгною, не потерплю..., как всё мило и знакомо. Разница, что в росимперской армии он всё это мог бы сделать без особых последствий для себя. Ещё бы и семьи сгноил на каторгах-высылках.

— А семьи зачем?

— Чтоб порадоваться, — как о чём-то, само собой разумеющемся, ответил Дитер и надолго замолчал, заставив Рудольфа, в очередной раз глубоко недоумевать над логическим тупиком "загадочной русской души".

Согласно плану полёта, самолёт Краузе занял позицию "сзади-правее-выше", наблюдая за перестроениями четверых подопечных и командира-напарника, с которым они в бою общались, перемигиваясь аэроогнями, фразами вида "крути яйца/ножницы" и просто на интуиции, выполняя отрепетированную фигуру, встретиться и выйти самому/вывести камрада на огневое решение. Новички совсем "зелёные", сбитых ни у кого нет, да и быть не может, зато начинали с планеров, выпуск на учебном двухмоторнике Фоккера-Танка в школе бомбардировщиков, продолжили обучение ночными охотниками на сто десятых.

Полная загрузка делала самолёт тугим и валким, набор высоты шёл "в час по чайной ложке" и, через час после экстренного взлёта, Краузе откровенно заскучал. На четырёх тысячах над головой всё так же висели облачные острова-фигуры, мешая наслаждаться голубым небом во всю ширь, и Рудольф скомандовал.

— Включай боевую сеть, — "активированные" заранее лампы откликнулись практически сразу, контрольное овальное окошко полпальца размером, перечеркнула белая полыхнувшая полоса на зелёном фоне, к тому времени самолёт Краузе прошёл над колонной и встал крылом к крылу с командирской.

— Готово.

— Лютц, айда на семь тысяч, я там попутный ветер вижу — хороший такой.

— Да, вижу, — отвлекшись от наблюдения за эволюциями "подопечной группы", комэск тоже заметил возможность "оседлать попутку" и тут же его самолёт ухнул в воздушную яму, поставив "враскоряку" на левое крыло.

— Срань говённая, проклятье.... Мог бы предупредить, чуть оба в штопор не ушли.

— Сам поздно заметил, еле подготовился.

Самолёты шли в окружении множества мелких белесых облачков, оставляя за собой чётко различимый след, но внизу, практически закрывая "распашку" окрестностей Рижского залива, шла слоями низкая облачность, с частыми вкраплениями серо-тёмных грозовых шквалов, набирающих влагу для взбудораженной обильными пожарами земли.

— Теперь ещё плюс две карабкаться, течение может и уйти, отсюда не видать. Птенцы хорошо прошли зато. Сейчас передам им параметры климба и пойдём вместе на пятнадцати. Проконтролируем заодно как они по "два плюс два и три-один" схемы выучили. Встаём в горизонт, смотрим на заходы, корректируем пиф-паф.

— Жду, — во внутреннюю связь. — Дитер, нас подписали быть мишенями для школьников, когда я скажу в эфир "Ты горишь, у тебя шесть", влепи трассу заметную, только не переусердствуй.

— Сделаю. У трассеров баллистика другая, ими только если по земле помечать и вот так пополнение натаскивать, не жалко. Заодно пулемёт причина обслужить.

— Нравится?

— Натюрлих, — в голосе стрелка-оператора сквозило явное довольство, он наверняка был бы не прочь поговорить о типах пуль/цвете трассера/скорострельности и охлаждении, но в канал вернулся комэск.

— Поехали, — выставив триммера, сдержанно поинтересовался. — Боров лютовал?

— Грозился догнать и посбивать, — отозвался Рудольф.

— На пердячем пару, что ль?

— Отто Беренса стращал натравить. Из "команды сто девяносто"

— Новый истребитель Танка, обкатка в войсках. Так они пока ещё в Рогентине, от Ростока недалеко.

— Точно так. Общался с коллегой наземки оттуда, говорят, что умеючи, со сноровкой и удачей "спита" крутануть можно. Но пока в бой рановато, полгода на доводку, не меньше.

— Неудивительно. Первую модель даже церштёрер перекрутил, Курта взяло за живое, вот он и старается Вилли обойти. Ястреб с движком воздушного охлаждения — это его главный шанс. Курт сможет, уверен в этом, а то месс за четыреста скорость и доворачивает всё хуже, за пятьсот неуправляемый снаряд какой-то.

— "Фока" Танка на семистах управляется хорошо, с движком вот только надо сильно работать. Пока он ещё надёжность не тянет и ресурс мизерный. Между прочим Вилли тоже не лыком шит, он ещё осенью сорокового выкатил свой "месс" с воздушником — 801R в дуэль с куртовским прототипом. Разошлись на равных, Вилли однозначно ставит на водянку.

— У него свои резоны и сейчас Вилли, я уверен, в раздумьях над каким проектом сосредоточить конструкторов-инженеров-производство...

— Война моторов — она такая.

* * *

Для Мессершитта очередной раунд "войны моторов" принёс печальное известие. Гигантский транспортный планер ещё проходит испытания и "шлифуется" (модификация "321А-1" уже построена в количестве ста экземпляров для эскадры тяжёлых планеров), но для буксировки каждого необходима тройка церштёреров, а требования к их общей слётанности — запредельны. Попытка использовать ракетные ускорители обернулась гибелью планера, буксировщиков и 120 десантников. В качестве буксировщика этих революционных машин планируется пятимоторная спарка "близнецов Хейнкеля", вот только когда она ещё будет готова... Решением проблемы могли бы стать захваченные во Франции двигатели "Гном-Рон" — есть черновая проработка четырёх и шестимоторных вариантов, но это предложение отклонено. Моторы остаются пожирателям лягушек, ряд их машин признаны пригодными для нужд Райха. Ему же остаются работы по модернизации и ожидание "свободных" двигателей.

Работа на этом поприще предстоит немалая. Сейчас планер взлетает с транспортной тележки и приземляется на лыжи, для боевых операций изначально предполагается его одноразовость (предусмотрен заряд взрывчатки). Поэтому на первое место по важности выходит отработка шасси, способного выдержать невиданные доселе нагрузки — среднего танка или "ахт-ахта" с тягачом. В пассажирском же варианте грузовой отсек становится двухэтажным и вмещает до двухсот пехотинцев. Когда "выцарапать" двигатели удастся, надо подготовить для них вариант планера с двойным управлением под дальние перелёты, оборонительным вооружением из крупнокалиберных пулемётов и предусмотреть шкворневые установки для ведения огня десантом.

Несмотря на "подножку" с моторами для сверхтяжёлых планеров, нельзя не признать, что лягушатники весьма полезны. Заказ на учебные самолёты его конструкции они взяли на себя практически полностью. На авиазаводе в Ле-Мюро, неподалёку от Парижа, разворачивается выпуск доработанной модели "тайфуна" — Ме-108. Двигатели к ним делают чехи на заводах компании "Вальтер" под Прагой. На этих двигателях, разработанных "Хирт-моторен", "тайфун" (в рекордном исполнении) взобрался выше девяти километров. Новый серийный "тайфун" готовился уже после разработки истребителя, поэтому приборная доска и рычаги управления выполнены максимально идентичными. И по своим характеристикам управляемости "тайфун" очень близок к 109-му. Когда лётчик-курсант пересядет с "летающей парты" на истребитель, он будет чувствовать себя как дома. Помимо учебного, "тайфун" может использоваться как связной, как транспортная машина генералов и старших офицеров, в тренировках истребителей как буксировщик воздушных мишеней... и пятьсот машин заказа — это внушительное количество. Как ни крути, но французы весьма весомо разгружают собственное производство, что малость "подслащивает пилюлю" с отказом на получение их двигателей.

Из "горьких микстур" текущего момента особенно ярко выделяется положение дел вокруг двести десятого — наследника "церштёрера". По плану к концу года должно быть сдано более тысячи машин, а со сборочных линий Аугсбурга сходят только первые самолеты предсерийной партии. При этом четырнадцать опытных машин продолжают проходить лётные испытания, и на каждой из них проверяется какое-либо инженерно-конструкторское решение. Всё новейшее и лучшее вложено в этот самолет. Гладкие и круглые мотогондолы с DB-601F теперь выступают вперед за нос кабины экипажа. Более плотная компоновка позволила разместить под кабиной батарею пулеметов и пушек, и даже бомбоотсек. Исчезла носовая часть фюзеляжа, уменьшилась поверхность трения. Необыкновенна и форма остекления кабины. Для лучшего обзора вниз она выполнена выпуклой по бокам. Нашла применение и недавно разработанная компаниями "Рейнметалл-Борзинг" и АЕG система из двух вращающихся по бортам фюзеляжа, дистанционно управляемых стрелком-радистом турелей с крупнокалиберными пулеметами...

В итоге самолёт категорически отказывается летать, аварии и катастрофы следуют одна за другой. Для опытных машин, пилотируемых опытнейшими лётчиками-испытателями, такая ситуация выглядела ещё терпимой, они таки сумели "обуздать" своенравную машину, но когда самолёты стали осваивать строевые лётчики не столь высокой квалификации, разразилась настоящая катастрофа. Фотографии показывают взлетно-посадочную полосу учебного центра, вокруг которой лежат новенькие 210-е. Пятнадцать аварий одна за другой, практически все на режимах взлета и посадки и теперь под серьёзной угрозой переизбрание в Академии авиационных исследований на следующие пять лет. Если бы не фюрер, то, наверняка, пришлось бы задуматься об отказе от конструкторской деятельности и принять очередное предложение Мильха о переводе на преподавательскую работу.

Ранее наиболее высокопоставленным (в министерстве авиации) покровителем Мессершмитта был Удет, его самоубийство стало тяжелейшим ударом. Именно Удет "рационализировал распределение обязанностей", чтобы Хейнкель строил только бомбардировщики, а Мессершмитт только истребители, тем самым "выключив" Хе-100 из конкурентной борьбы. Отношение Мильха понятно и объяснимо — в катастрофах первых пассажирских самолётов тогда ещё начинающего конструктора он потерял несколько близких друзей, а гибель Ганса Хакмака сделала его настоящим врагом. Мильх везде и всюду старается намекнуть на его некомпетентность и легкомыслие, а проблемы с двести десятым стали бы ему настоящим подарком... если бы не фюрер...