Многие из них были очень привлекательными. С пропорциональными телами и развитой мускулатурой; в джинсах и футболках, классических брюках и рубашках с золотыми запонками. Казалось, что маргинальная богема устроила встречу с менеджерами высшего звена.

Я взобрался на стул и заказал еще пива. Бармен кивнул и зазвенел

чистыми бокалами.

Из колонок рвалась песня Джорджа Майкла "Freeek!!!" Кто-то наверняка

принимал её на свой счёт, и даже умудрялся кичиться собственной необычностью. Другим просто нравилась хорошая электронная аранжировка и мощные низы. Через минуту Майкла сменила Мадонна со своим клубным хитом "Get Together".

Бармен поставил передо мной пиво и принялся выполнять другие заказы. Как же много людей было вокруг! Поговорка про то, что Москва не резиновая, казалась очевидной глупостью. Каждый год в столицу приезжали новые люди, устраивались на работу, снимали квартиры, знакомились, рожали детей, перетаскивали своих родственников, друзей. И всё начиналось сначала. По всем законам, тут уже не должно было остаться места. Москва должна была лопнуть, но этого не происходило. Место находилось для всех. Точнее, для тех, кто сумел пройти все испытания.

Я пил пиво и вспоминал, как приехал в Москву ещё школьником. Тогда этот город испугал меня. Я всё время боялся потеряться, заблудиться в бесконечных переплетениях улиц, сесть не на ту ветку метро. Сама подземка была для меня сущим издевательством. Турникеты казались орудием пыток. Помню, как я панически боялся проходить через них, в любой момент ожидая, как схлопнутся их стальные челюсти.

Тогда я не понимал, как можно любить Москву. Как в ней можно жить...

Теперь понимаю.

Москва подарила мне свободу. Точнее, она помогла мне её обрести. В городе, где я родился, до сих пор висит душный смог консерватизма. Живущие там люди — заложники предрассудков и убогих стандартов, навязанных псевдотолерантным обществом. Не знаю, почему это так. Странно, как география может влиять на жизнь людей. Ведь они ничуть не отделены от прогресса. Интернет, телевидение, супермаркеты, даже лазерная хирургия — всё это уже дошло до самых захолустных городков России. Иногда даже смешно видеть, как над ветхим зданием сельского почтамта висит яркая табличка "Киберпочта". Но ведь эта киберпочта работает, мать вашу! И какая-нибудь продвинутая Маша может отправить электронное письмо любимому Ваньке, живущему в соседней деревне — быстрее и проще, чем все эти шариковые ручки, конверты и липкие марки.

Помню, как ещё в школе мне понравился один парень. Мой одноклассник. Я не понимал, что со мной происходит. Я списывал это на нехватку друзей. Хотя, по чести, друзей у меня хватало. Он был очень красивым. Самым красивым в нашем классе. Его перевели к нам из другой школы. Тёмноволосый, кареглазый, с накачанными, как у профессионального бегуна, ногами. Позже я выяснил, что он всерьез увлекался футболом.

Господи, как же я на него смотрел! Как собака, на человека, роющегося в

сумке в поисках завалящего куска колбасы. Он снился мне по ночам. А днём я

судорожно искал повод с ним поговорить. Хотя бы о домашнем задании. Мне было 15 лет, и я ничего не знал о гомосексуализме.

В одиннадцатом классе я не мог смеяться над анекдотами про голубых, хотя мои друзья ржали во весь голос. Это было, как предавать кого-то близкого. Я криво улыбался, но внутри всё сжималось. Это было настоящей пыткой.

Сейчас я могу смеяться над любыми анекдотами, если их рассказывают люди, которых знаю я, и которые знают меня. Всегда приходится чем-то жертвовать.

Кто-то толкнул меня в бок. Кружка звякнула о стол, всколыхнувшееся пиво едва не вылилось на стойку.

— Поаккуратнее нельзя? — Я повернулся, чтобы посмотреть на козла, прервавшего мою медитацию.

— Извини, — ответил хозяин коротко стриженой головы. Карие глаза блеснули в слабом освещении и тут же обратились на бармена.

Он был красивым. А еще он был похож на того, кто переспал со мной ради спортивного интереса. Те же черные волосы, те же карие глаза. Только в этих было меньше влажного блеска.

Меня передернуло от странной мысли. Я подумал, что судьба решила надо мной поиздеваться. И я бы с удовольствием посмеялся над её шуткой, но смеяться совсем не хотелось. Хотелось просто сидеть, пить пиво и ничего не чувствовать. Вокруг были люди, которые никогда не посмотрят на меня осуждающе. Среди них были натуралы, бисексуалы, гомосексуалисты. Какая к чёрту разница?! Им было плевать на ориентацию других. Казалось бы, что может быть проще? Живи и дай жить другим. Но за пределами этого клуба всё было по-другому. Даже в Москве. Даже в Нью-Йорке. Где угодно. Предрассудки. Устои. От них не дадут отмахнуться. Всегда найдутся слишком правильные люди. Ортодоксальные гомофобы, дрожащие за чистоту нации. Ничего не даётся просто так. Тем более свобода.

Я допил пиво. Заказал ещё. В клубе становилось тесно. Я посмотрел на часы. Половина второго. Теперь понятно. Клубный час-пик.

— Который час?

Это снова был он. Сначала толкнул, потом сидел рядом полчаса, попивая водку с апельсиновым соком, не замечая никого вокруг. Теперь вдруг заинтересовался временем.

— Полвторого, — ответил я. — Спать пора.

Не знаю, зачем я начал нести эту чепуху про сон. Но язык не

слушался.

— Кому как, — сказал он и указал на мою почти пустую кружку. — Еще будешь?

— Буду. — Я пожал плечами и сделал знак бармену. Он подошел, готовый

принять очередной заказ. — Мне виски, а ему... — я вопросительно посмотрел на

соседа. Он договорил за меня: — Водки. Без сока.

Через час мы раздевались у меня дома. Он был немного меньше меня, хотя почти такой же мускулистый. Я невольно сравнивал его с Лёхой. Красивое

загорелое тело, только не такое мощное.

Полупьяные, в одних брюках мы повалились на неразобранную кровать.

Поцелуи, тяжёлое дыхание, руки, скользящие по мускулистым телам, скрип расстёгиваемых молний. И снова поцелуи.

Он сполз вниз, исследуя губами мою грудь, живот, освободил напряженный член, обхватил его, нажимая большим пальцем на головку. Я почувствовал лёгкое давление и откинул голову назад. Некоторое время он просто дрочил мне, иногда касаясь головки языком. Я сжимал зубы, давясь восторженным сипением.

— Ты хочешь, чтобы я взял его в рот?

Бл$дь! Он еще и разговорчивый!

— Так хочешь?

— Да! Хочу.

Будто это и так не понятно?! С Лёхой не приходилось отвечать на нелепые

вопросы...

Наконец, мой член очутился в его рту. Возбуждение стало вязким, словно

мёд. Оно растекалось по телу, обволакивая его. Его рука сжимала мою поясницу, приподнимая и лаская ягодицы. Я метался на покрывале, иногда накрывая голову парня руками.

Он почувствовал, что я готов кончить, вынул член изо рта и завершил дело руками. Cлизал сперму с живота и груди. Потом аккуратно снял с меня

джинсы и трусы, разделся сам и лёг рядом, подперев голову рукой.

— Хочешь, я тебя трахну? — Он сделал паузу. — Или наоборот. Правда, сейчас это у тебя вряд ли получится.

Ну зачем говорить в такие моменты?!

— Давай второй вариант, — ответил я, тяжело дыша. — Подождешь десять минут?

От вида его крепкого тела возбуждение возвращалось с аномальной скоростью. Это было похоже на дешевый порнофильм, где эрекция была у всех и всегда, кто бы и сколько не кончал.

Естественно, он подождал.

Кончая, я вжался лицом в его спину. Открыл рот, чтобы втянуть воздуха.

Зубы царапали кожу между лопаток. Я чувствовал её солоноватый привкус и

последним рывком входил в податливое тело.

Ночью он прижался к моей спине, обняв за талию и закинув бедро на мои

ноги. Теплое дыхание щекотало шею, сухая ладонь покоилась на животе. В

полудреме я, кажется, представил, что сплю с совсем другим человеком. Он не

отпускал меня даже на расстоянии в сотню километров. Я сильнее вжался спиной в рельефную грудь, обхватил его руку своей и уснул.

Утренняя прохлада забралась под одеяло, дразня обнаженную спину, заставила поежиться. Я натянул одеяло повыше и открыл

глаза. Он сидел на краю кровати. Смуглая спина блестела в слабом, словно просеянном через сито свете. Он натянул трусы и абсолютно бесшумно вышел из комнаты. Я залюбовался его грациозной походкой.

В мужском теле есть какая-то таинственная красота, особенно если несколько часов назад это тело полностью принадлежало тебе. Сломленная гордость заживает уже к утру, мужественная независимость снова наполняет тело недавнего покорного любовника. В этих метаморфозах — сладость обладания другим мужчиной. Быть сильным с становится слабым по доброй воле — только чтобы доставить удовольствие. И получить удовольствие самому.

Через двадцать минут из кухни начал распространятся запах кофе. Потом в ванной зашумела вода. От одной мысли, что я не один, что кто-то сейчас

стоит под моим душем, пользуется моим гелем, сделалось тепло и уютно.

Еще через пятнадцать минут он вошел в спальню с дымящейся кружкой в руках.

— Доброе утро, — Он сел на край кровати и протянул мне кофе. — Я, наверное, пойду.

— Спасибо, — сказал я, принимая горячую кружку из его рук.

— Тебе тоже, — ответил он и тепло улыбнулся.

Я улыбнулся в ответ. Пусть этот парень и любит поболтать во время секса, но после него он, кажется, становится вполне нормальным.

Одевшись, он вернулся в спальню. Видимо, чтобы проверить, не заснул ли я снова с кружкой в руках. Осмотрел меня внимательным взглядом, потом забрал недопитый кофе и поставил его на тумбочку. Я сидел, словно завороженный, наблюдая за его хозяйскими движениями. Как же это чертовски приятно, когда о тебе заботятся.

Он наклонился, обхватил мою шею и поцеловал в щёку, а когда отстранился, я невольно уперся руками в кровать, чтобы не потерять равновесие.

— Пока, — сказал он.

— Пока, — ответил я, не зная, что еще можно добавить. А он (это было заметно) явно ждал чего-то еще. Бог мне свидетель, будь на его месте другой человек, мысли о котором не покидали меня все это время, я бы придумал что-то еще. Что-то, чтобы удержать. Но он не был тем человеком.

Еще раз улыбнувшись (в этот раз как-то грустно), он вышел из спальни. Через секунду входная дверь жалобно хлопнула. Я упал на подушку и закрыл глаза.

Я даже не узнал, как его зовут...

12.

10 января, вторник

Чёрт! Стоит опоздать на работу — целый день вляпываюсь в неприятности. А ведь всего-то пришел на час позже. Но нет, Сан Санычу надо было это заметить. Будто я на дому мало работаю, или вообще никудышный сотрудник. Как сверхурочно вкалывать, так Волков у нас молодец, первый среди первых...

Пятно от пролитого кофе медленно подсыхает на любимой черной рубашке. Надеюсь, никто не заметит. Хотя кому тут вообще есть до меня дело? У девок только и дел, что обсуждать, кто сколько выпил и кто с кем переспал за десять дней. Конечно, каждому есть о чём рассказать, но почему Сан Саныч их не чехвостит? В общем, несправедливость в нашем коллективе — явление ординарное и оттого удручающее.

— Волков, зайди ко мне. — Шеф сегодня — вылитый рабовладелец. Такое

ощущение, будто мы живём за его счет и не работаем. — Есть два заказа. Один

справишься или Зотову отдать?

— Алексан Алексаныч, — захожу в его кабинет и аккуратно прикрываю дверь, — я справлюсь. Что за заказы?

Двадцать минут он внушает мне, как важны эти клиенты для нашей фирмы. Какая ответственная мне предстоит работа. Как он на меня надеется. Я киваю и стараюсь мимически выразить только одну мысль: "Я-то свое дело сделаю, как надо. Вы главное — заплатите по-человечески". Видимо, с мимикой у меня с утра не заладилось, и "читать" с лица у шефа не получается. А может, это он нарочно? Какая разница?! Хочется поскорее выйти из его кабинета и сбегать в кафе на шестой этаж. Уже два часа дня, и съеденная на завтрак яичница кажется чем-то эфемерным.

Весь день я работал, как честный и исполнительный таджик-строитель — в надежде на хорошую зарплату. Только вот никто не ждал меня дома, не нужно было кормить жену и семерых детей.

От эргономичной мышки ныло запястье. Глаза слезились, хотя монитор был жидкокристаллическим. В области затылка что-то тревожно пульсировало, грозясь взорваться острой головной болью. Я закрыл последнее приложение и откинулся на спинку стула. Его пластиковые суставы жалобно скрипнули. Очень хотелось курить.

За огромным окном в два человеческих роста разлилась густая темнота. Москва рассыпалась внизу светодиодами жёлтых, синих и зелёных огней.

Светящиеся точки поменьше медленно ползли по невидимым траекториям,

изредка останавливаясь и вновь трогаясь в путь.

Перефокусировав взгляд, я увидел свое отражение. Рука в кармане джинсов. Другая держит сигарету. Тонкая струйка поднимается вверх, путается в волосах и исчезает. В глазах — месячная усталость. Синяков не видно, но лёгкий фиолетовый оттенок заметен, если освещение совсем плохое и на лицо падают тяжелые тени. Правый угол губ приподнят в нервном подобии улыбки. Крылья носа тревожно раздуваются. Господи, во что я превратился!..

Окурок исчезает в урне. Ночью она наверняка переполнится. Захожу в офис, закрываю ноутбук. Говорю всем "пока" и ухожу.

Дом встречает теплыми батареями и холодной бутылкой виски. В темном углу спальни притаились воспоминания, но я не собираюсь спать. Толстый прозрачный стакан звякает о кухонный стол, кусочки льда преломляют желтый кухонный свет, потом становятся разноцветными — включенный телевизор, ночной кабельный канал и виски, толчками выходящий из узкого горлышка. Эстетика получночного пьянства уже не кажется предосудительной. У меня глубокое нервное потрясение. И одной работой его не вылечишь.

А чем вылечишь?

Он бы вылечил...

Секунд десять держу стакан в руках, пытаясь вытряхнуть его лицо из головы.

Глоток. Горло жжет, но это жжение приносит облегчение. Еще глоток. Уже ничего не чувствую.

Главное — не проспать на работу.

11 января, среда

Чёрт! Босс меня всё-таки вы$#ет...

13.

13 января, пятница

Кто бы знал, что неделя превратится в будни концлагеря. В среду босс снова заметил моё опоздание.

— Волков, — сказал он, вскидывая брови, — во-первых, уже двенадцать часов; во-вторых, выглядишь, как нищий из подземного перехода. Тебе по дороге никто подаяния не предлагал?

Это Сан Саныч так шутит. Знает, что я виноват, и шутит. Хрен с ним, что

работаю хорошо и клиенты в восторге. Это он в целях профилактики. Нашел повод — как не воспользоваться?

— Иди умойся и причешись. В час придут заказчики. Не хочу их пугать.

Он чертовски аккуратно хлопает дверью и исчезает в глубине кабинета.

Развалившись на кресле, вскидываю правую руку со средним пальцем. Такое

настроение, что хоть вешайся. Да еще эти заказчики! Если симпатичные, возьму

и прямо в кабинете босса кого-нибудь вы$%у. Конец карьере, конечно, зато хоть