Я иногда пояснял какие-то моменты: хоть она язык себе скопировала, но часть понятий осталась без аналогов. Но иногда даже я попадал впросак — дело в том, что есть такие песни, не имеющие вообще никакого смысла, но мне нравятся чисто в эстетическом смысле.
— Удивительная музыка! — в который раз восхитилась Олграна. — Очень необычно. Не то что наша... как ты сказал: что вижу, о том и пою? Вот-вот, именно так.
Я действительно выразился подобным образом о творчестве орков, попросив как-то Олграну спеть что-нибудь на выбор. Типа сельский рэп или техно, даже ритмичность схожая.
Ну а как это еще воспринимать, если все их творчество сводится к тому, как один воин положил других в неравной схватке? Типа: вот первому гаду я ятаганом по черепу врезал, второму яйца в горло вогнал ударом ноги, а третьему снес челюсть ударом правой руки, четвертому ударом кинжала вывалил кишки...
Муть нудная.
— У людей тоже ничего подобного нет...
— Откуда тебе знать?
— У нас был раб-менестрель, пел песни, потому как ни на что другое не был способен, пока его не прибил мой брат, — попался под горячую руку... Я уже молчу про гномьи вопли, где ни музыки, ни такта, ни вокала, один ор!
— Тоже в рабстве гномий менестрель был? — поинтересовался я.
— Ха-ха! Гномий менестрель!!! Ну ты насмешил меня, Кэррэл! Да гнома, который больше ничем другим не занимается, свои в самой глубокой штольне замуруют, чтобы не позорил гномий народ такой профессией! Нет, просто через степь иногда ходят караваны гномов, и наши воины за плату охраняют их...
— От самих себя?
— Что?
— От кого охраняют? От самих себя?
— Ох-хо-хо! — вновь засмеялась орчанка, да так, что чуть не выпала из седла. — Ты меня уморишь! Можно и так сказать! — наконец выдавила она из себя, смахивая выступившие слезы.
— Рэкетиры...
— Так вот, на вечерних привалах они любили поорать на всю степь свои кричалки, потому как песнями это назвать невозможно.
— А эльфы?
— Немногим лучше, чем у людей. Хотя, может, все дело в грубости перевода с эльфийского на общий? По сути все людские песни — это подражание эльфийским произведениям. Они считаются верхом музыкального и стихотворного искусства. Ну как же, эльфы... — Олграна аж сплюнула.
— Понятно.
У орков с эльфами какие-то терки. Но подробностями интересоваться не стал. Не до отвлеченной информации сейчас.
Конечно же я не мог обойти вопроса заработка с халявы, как и в случае с кино. Собственно, и с кино тоже, наверное, что-то можно поиметь.
— Слушай, Олграна, а вообще есть какие-то средства записи звука и тем более изображения? Я не про бумагу...
— Конечно, — кивнула она. — Но это очень дорого. Особенно те, что передают изображения. У отца было несколько таких камней, на них записывают важные сообщения. Воспроизвести можно, только имея специальный амулет и плетение-ключ.
— Насколько дорого?
— Один золотой — самый простенький камень для записи звука, способный хранить всего минут тридцать времени. Эти амулеты делаются из драгоценных камней.
— Но это камень уже с записью или чистый?
— Чистый.
— Мм... А сколько стоит записать звук?
— Не знаю... и зачем оценивать?
— Но тебе, скажем, это будет очень трудно сделать? — продолжал я настаивать, не обращая внимания на ее вопросы.
— Ну, в принципе не очень... сил только отнимет довольно много.
— И во сколько бы ты оценила свои затраты силы?
— Не знаю...
— В серебряный оценила бы? Или в десять? — продолжал я настаивать.
— Скорее в десять... — неуверенно ответила Олграна.
— Нормально. По объему памяти как раз на небольшой альбом хватит, а по цене в два золотых можно толкнуть. Чистая прибыль девяносто серебряных... — пробормотал я. — А из полудрагоценных или вовсе простых нельзя?
— Можно. Но зачем? Полудрагоценные покажут запись раз десять и разрушатся, а простых и вовсе на один раз хватит... я уже молчу по ограничению во времени. Минут десять на полудрагоценный камень и две-три минуты на простой. А зачем... — начала было орчанка, и тут ее наконец осенило: — Так ты хочешь свою музыку записать на камни и продавать?
— Угум, — кивнул я.
Чего скрывать очевидное? Хотя не знаю, стоило ли трепаться перед орчанкой. С ней все еще не ясно ничего. Но слово не воробей...
— Переведем песню, соберем музыкальную группу, что хоть изредка будет попадать в ноты, певца с певицей с хорошими голосами найдем, запишем это дело — и греби золотишко лопатой!
— А что! Может получиться!
Хотя, конечно, сложно представить, что местные музыкальные инструменты со струнами из кишки или жил смогут приблизиться по звучанию к электронным. Но кто знает? Это ведь мир магии, может, удастся что-нибудь придумать.
На худой конец, можно попробовать тупо отделить музыку от голоса, голос как-то затереть, а на его место записать дублирующий фон. В общем, надо думать и работать. Без труда, как известно, не выловишь даже рака из пруда.
— Не может, а должно, поскольку никаких других способов заработка я не знаю. Ни как булат варить, ни как стекло ковать...
— Получится! Обязательно получится!
Орчанка явно загорелась идеей такого простого заработка. Ох уж это волшебное слово — халява.
— А сколько стоит камень, способный записывать изображения?
— Это ты для своих фильмов?
Я только кивнул. На втором привале я показал им еще один фильм, про зомби — "Рассвет мертвецов". Эта тема аборигенам особенно близка. Здесь зомбаки не фантазия, а реальность. Особенно сильно пробрало Олграну — она как-то имела дело с ходячими жмурами, так что мысль о том, что весь мир заполонили зомби, ее ужаснул.
— Под десять золотых минимум. Тоже минут на тридцать каждый.
— Ничего, разобьем на серии по полчаса. Но, конечно, дороговато... По пятнадцать золотых можно отдавать. А он пишет одновременно и звук?
— Увы, слишком сложное плетение...
— Ничего. Если кто-то сможет позволить себе купить три камня с изображениями по пятнадцать золотых, то уж шесть золотых за звук всяко-разно найдет.
— Это точно.
— А к некоторым звук и не нужен, — добавил я, тихо фыркнув.
Я уже витал в облаках с бриллиантовым блеском, как Киса из "Двенадцати стульев". Да я же в золоте купаться буду, как Скрудж!
— Будем с вами на три голоса озвучкой заниматься. А можно и самим что-нибудь снять...
Меня вдруг осенило, что еще ни один попаданец, насколько мне известно, не занимался кинематографом. Да я оригинал! Буду местным Ханжонковым-Лукасом, воспроизводить местные исторические события. Побольше соплей, то бишь романтики, сражений — и все довольны. А то собственных фильмов немного, всего десяток, и большинство киношедевров аборигены просто не поймут. Если "Храброе сердце" и про мертвяков еще туда-сюда, то вот "Матрица" уже пролетит мимо кассы.
Хотя не факт, что фильмы пойдут. Любовные наверняка покатят, а вот военные, с батальными сценами... Аборигены, как я понял, тут регулярно железяками острыми машут, все это на своей шкуре прочувствовали, своими глазками видели, так что игра их не удовлетворит. А спецэффектов я обеспечить не смогу. Разве что опять-таки магией заменить?
Ну и черт. На любови-моркови можно хорошо подняться. Экранизировать местных Ромео и Джульетту, он — светлый эльф, она — дроу... или наоборот, впрочем, не так важно, в любом случае всем кирдык в финале.
Думаю, прокатит.
Стоп-стоп-стоп! Я вообще-то домой собирался, к мягкой туалетной бумаге! К теплому сортиру, ванне с горячей водой! Ну да, все так, но никто бесплатно меня домой не вернет, так что надо денег прилично зашибить, значит, все правильно. Не по Проклятым же землям ползать, собирая всякие артефакты, рискуя в любой момент сдохнуть, а то и вовсе превратиться в нежить! Риск — оно, конечно, дело благородное, но в данном случае я лучше предпочту остаться плебеем, зато живым.
— Кстати, чем местный народ задницу вытирает? — вспомнил я первопричину разговора, уехавшего совсем не в ту степь с этой кино— и звукозаписывающей студией. — А то у меня туалетная бумага закончилась...
— Туалетная бумага?!
— Угум. У нас целая отрасль работает на то, чтобы... ну ты поняла.
— Ну и мир у вас! — подивилась орчанка.
— Да уж непростой, — так что там?
— Вот, — порывшись в седельной сумке, со смехом показала мне шаманка комок светло-серого мягкого волокнистого материала.
Как я понял, это было что-то вроде хлопка, а может, он и есть, только почему-то серый. Или просто запылился?
Я порылся в седельной сумке, доставшейся мне от прежнего хозяина, и нашел аналогичный подтирочный материал. Как я на него раньше внимания не обратил? Что ж, на какое-то время проблема решена. Но гоблинке все равно завидую...
Впереди показалась речка — не ручей в два шага шириной и полметра глубиной с кристально чистой водой, а нормальная речушка десяти метров в ширину и в пару метров глубиной. Можно не просто помыться, а нормально искупаться и даже поплавать. Я вообще старался не пропускать ни одной возможности вымыться как следует, не стал этого делать и сейчас.
— Привал. С ночевкой.
Со мной спорить никто не стал. Никто никуда не торопился — ни Олграна, ни тем более Зеленоглазка. Ну а мне один день задержки погоды не сделает. Так что встаем в рощице.
Расседлав Зайчика, привязал его к деревцу, а сам полез в воду смывать с себя пыль и пот, а также постираться. Хорошо!
Зеленушки от меня не отставали и нисколько не смущались — что Зеленоглазка (но она ладно, дикарка), что Олграна (тоже, по сути, недалеко ушла), — также с визгом полезли купаться. Ничто человеческое нелюдям не чуждо...
Я, немного задубев — водичка, несмотря на лето, далека от состояния парного молока, — вылез на галечный бережок обсыхать. Рука сама потянулась за видеокамерой. Ну а почему бы и нет? Чем я хуже некоторых... хе-хе.
Снимаю зеленушек — потом порадую их собственным изображением на компе, а сам думаю о странном... Что я что-то забыл сделать. Вроде как спросить что-то важное... у орчанки, уже второй день. А вот что — хоть убей, не помню. Про туалетную бумагу узнал, а чего еще хотел?
"Да у вас, батенька, склероз? Не слишком ли молод для такого диагноза? Всякое, конечно, бывает, но раньше ты на память не жаловался", — вновь вылезло откуда-то мое второе "я" со своими комментариями.
И вообще, со мной в последнее время какие-то странности творятся, неправильности. Есть такое смутное ощущение — и все тут.
"Да вот хоть сейчас, например, тоже что-то явно не то творится, а ты и не чешешься", — охотно согласилось мое второе "я".
Верно. Итак, если не можем вспомнить или понять, то идем логическим путем. Даже если у меня склероз, то логики ему не обломать, она железобетонная и несокрушимая. Итак, чего странного со мной происходит?
Я снимаю орчанку и гоблинку. Ситуация, конечно, для меня нетривиальная, но в целом за пределы допустимого в нынешних обстоятельствах не выходит. Не то.
Идем дальше...
А Зеленоглазка-то располнела... Вон животик появился, под майкой-то незаметно, и вообще... Неудивительно — ведь жрем в три горла и почти не занимаемся физическим трудом. Раньше пешочком топали да вечерком... Надеюсь, она не превратится в бочку на ножках? Жаль, если так.
Я ведь других гоблинов и не видел, кроме нее. Может, они как раз такие вот неповоротливые тушки? Да нет, они охотники и должны быть поджарыми... Но это мужчины. А если верить нашим археологам, то в дикие времена женщины были как раз-таки очень... пышными, мягко говоря. Но это человеческие женщины, а то — гоблинки...
Стоп, не о том думаю. К черту археологию и сравнительный анализ телес первобытных людей и гоблинов. Вертаемся назад...
Я снимаю зеленушек, они купаются обнаженные, и... и... что? И я как-то странно реагирую...
"Конечно, странно. Посмотри на грудь... особенно у орчанки. Посмотри, как она колышется, как с нее стекает вода... Жаль, остальное в воде скрыто. Но они вот-вот начнут выходить, так что не прозевай момента!" — опять встряло мое ехидно-пошлое дубль-"я".
Но он, точнее я, — прав. Я реагирую не так на привлекательные, к тому же обнаженные, тела. Совсем не так, как отреагировал бы раньше. Точнее, совсем не реагирую.
Не реагирую! Никак!
А должен! Должен, и еще как!!!
Е-о!
"Ну наконец-то догнал", — мерзко-подленько хихикнуло второе "я".
Заткнись!
А-а! Что со мной?!
"Я бы сказал, но ты сам знаешь, как это называется..."
Ну же! Рота, подъем!!!
Черт с этим склерозом! Лучше склероз, чем импотенция!
Подъем, я сказал!
Сами понимаете, мне в таком состоянии стало не до созерцания и съемки выхода прелестниц из воды. Я откровенно впал в панику — и не знаю, до чего бы дело дошло, но меня отвлекли.
— Кэррэл, что с тобой? — с обеспокоенным видом спросила меня орчанка.
— Вот это самое! — указал я обеими руками ниже пояса.
— Что? Тут ничего...
— Вот именно, что ничего! А должно быть, и о-го-го как!!!
Олграна. Шаманка-меломанка
Музыка иномирянина действительно завораживала своей необычностью. Правда, многое было непонятно, но, как ни странно, даже сам Кэррэл не всегда понимал, о чем поют, хоть и пели на его родном языке, а не иностранном. Когда спросила, зачем же он тогда это сохранил, Кэррэл ответил, что просто нравится общее звучание. Хмм, в каком-то смысле он прав.
Лично мне понравилось про степь — "Спят курганы", а этой лопоухой про ежиков, что песенки поют, бродя по лесу целым отрядом, именуемым полком. Ну, кому что ближе. А уж как бы эти песни понравились людям, а часть — гномам! Что неудивительно, если есть несколько песен, не уступающих эльфийским балладам, — тот же "Зимний сад".
Так что когда человек предложил копировать песни на амулеты, записывающие звук, я быстро поняла, какое это золотое дно.
А уж про кино и говорить нечего.
Сегодня он покажет что-нибудь еще на своем удивительном артефакте.
Потом мы остановились у речки и полезли купаться, и тут я осознала, что что-то неправильно. Мое поведение изменилось...
Вроде бы хотела что-то сделать, а что?
Что-то связанное с человеком... Вон он, взял в руки один из своих артефактов, направив на нас его блестящий глаз. Что он делает? Магии не чувствуется, впрочем, он сказал, что это технология, а значит, что-то он все-таки делает.
Но что это с ним? Кэррэл вдруг отложил в сторону артефакт — и на его лице появилось выражение, вместившее в себя озабоченность, непонимание, панику, откровенный страх.
— Кэррэл, что с тобой? — спросила я, выйдя из речки, даже забыв одеться.
Вслед за мной вышла лопоухая, тоже даже и не думая одеваться.
— Вот это самое! — показал он обеими руками на свою одежду под названием трусы.
— Что? — не поняла я его беспокойства. — Тут ничего...
— Вот именно, что ничего! А должно быть, и о-го-го как!!!
И тут до меня дошло! А также я наконец вспомнила, что хотела сделать с человеком — пособлазнять его, — и совершенно забыла. Но если мою забывчивость еще можно как-то объяснить новым интересом — музыкой, то вот отсутствие реакции у Кэррэла на мой вид — это уже не совпадение.
