| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Он параноик? Возможно. Или — нет.
— Прекрасно, — голос Сержа безмятежен.
— Вы встречаетесь?
— Да, — он старается отвечать коротко, чтобы показать, что не расположен говорить на эту тему. Но Амандин его намеки игнорирует.
— Она славная. Такая миленькая... и, кажется, не глупа, — смотрит на Сержа выжидательно, но он никак не комментирует. — Ты увлечен ею?
— Возможно, — пожимает плечами.
— Ты так странно немногословен. Это не похоже на тебя, — Амандин демонстрирует несвойственную ей настойчивость. Обычно она тонко чувствует, когда стоит остановиться. Девушка тянется за сигаретами на столике рядом, закуривает. — Будешь?
Серж уже несколько лет не курит. Ну, если не считать того, что хранится в тумбочке под телевизором в серебристой спальне. Но сейчас...
— Буду.
— Одну на двоих? — если это и был вопрос, то ответить Серж не успел — в губы ему ткнулся сигаретный фильтр со следами темно-бордовой помады. Пришлось затянуться.
— Согласись, в это есть что-то... интимное? Курить одну на двоих сигарету? Как... поцелуй?
Он мысленно застонал. Только не это! Затянулся еще раз из ее рук. Выдохнул резко дым.
— Спасибо, больше не хочу. Отвык... от сигарет.
— Хорошо, — она делает вид, что ее ничего не задело в его реакции на ее слова. Затянулась, выдохнула резко, как и он. — Неужели она тебя всерьез зацепила?
Какой-то бес противоречия заставляет его ответить.
— Может быть.
— Чем?
— Она красивая. Умная. Мне с ней интересно.
— И чем она отличается от предыдущих красивых и умных? Чтобы у вас стало все всерьез?
Отличный вопрос. Он и сам не знает. А про "всерьез"... Нет, это не "всерьез". С Софи у него не всерьез. А в сумасшедший дом!
_________
После того раза, когда он сорвался с катушек в машине, они встречались еще раз. И... и все снова повторилось! Он понятия не имел, чего ждал от следующей встречи, но стоило повернуть ключ в замке зажигания, глуша мотор... Стоило обернутся к ней... Он даже не понял, кто дернулся первым. Но в следующий миг они уже целовались — до искр под закрытыми веками, до укусов во вспухшие губы, до хриплых и жалобных стонов. Руки жили своей жизнью. Руки помнили, что может их так идеально и сладостно наполнить. Он снова не сдержался. Она снова его остановила. Он снова чуть не умер от этого!
Ему почти тридцать, он богат, смазлив и избалован женским вниманием до невозможности. И он второй раз подряд возвращается со свидания с адским стояком, так, что больно. Ну как он так умудрился вляпаться?! И с другой уже то ли не мог, то ли не хотел по-другому, с другой. С упрямством, достойным лучшего применения, Серж решил, что следующая, кого он трахнет, будет иметь имя Софи, миниатюрное идеальное тело и невозможные синие глаза. Он так решил! Он дождется ее. Добьется. Перетерпит. Переиграет. Он это умеет. Но как же это... Чертова девчонка!
_________
— Серж, — из состояния задумчивости его вывел голос Амандин. Она наклонилась так низко, что можно без труда любоваться декольте. Господи, до чего Софи его довела — он смотрит в декольте Амандин! — Ты меня пугаешь, дорогой. Неужели она настолько хороша, что ты грезишь наяву?
— Неважно, — он резко махнул рукой. — Пойдем? А то Дамьен подумает что-нибудь нехорошее. Про нас.
— О, папа верит в твою... порядочность.
Единственный раз, когда Амандин позволила себе явный намек на то, что она хотела бы перевести их дружбу в область более интимную... намек такой, что проигнорировать Серж его просто не смог... тогда именно порядочностью и чувством уважения по отношению к Амандин и ее отцу Серж и мотивировал свой отказ. А она потом несколько недель плакала по ночам в подушку. Серж Бетанкур пренебрег ею. Впрочем, что тут удивительного — не она первая, не она последняя, мимо кого он прошел.
— Это хорошо, что хоть кто-то в меня верит, — Серж резко встал, подал руку Амандин. — Пойдем. Мы еще не пробовали десерт.
Амандин берет его под руку. Она не первая. И не последняя. Она — единственная. Только Серж этого еще не понимает.
_________
Больше он в это не вляпается. Ему не шестнадцать лет, чтобы целоваться до помутнения сознания в машине и этим ограничиваться. К черту! Никаких поцелуев сегодня. А в следующий раз она пригласит его к себе и... Петтинг? Легкий? Да это смешно! Единственное, что ему нужно — это оказаться с ней наедине. И не в машине, а в четырех стенах. И все, сладкая Софи, никуда не денешься, и к черту все договоренности. Сама потом спасибо скажешь.
В следующую встречу она будет под ним! Она сама будет стонать и умолять, чтобы он взял ее. И он возьмет. Два. Нет, три раза. Нет, не думать об том! Не сейчас. Еще не сейчас, еще не сегодня. Он подождет. Хищник лег в засаду. Ждать. Притаиться и ждать. Одна чертова неделя.
_________
Она решила максимально усложнить ему задачу. Она решила свести его с ума! Довести до нервного срыва. Или просто — до срыва. На ней снова платье-футляр — наступившее лето способствует. И она ясно представляет, как хороша именно в таком платье. Расцветка в этот раз пестрая, как раз летняя — пальмы, закаты, вперемежку с какими-то геометрическими черно-белыми узорами. Босоножки на высокой платформе делают стройные ноги, тронутые легким загаром, просто бесконечными. Серж опытным глазом приметил длинную, от верха до низа, молнию на спине. Но вряд ли это знание пригодится ему сегодня. Это было скорее способом хоть как-то компенсировать невозможность закинуть эти дивные ножки себе на плечи уже сегодня.
__________
Софья ни разу в жизни не была в таком раздрае. И это просто бесило, выводило из себя. Лишало уверенности в себе и пугало — вся эта противоречивость собственных желаний. В некоторые моменты ей остро хотелось, чтобы он наплевал на все: на их уговор (нелепый — теперь она не могла уже это отрицать), на ее сопротивление — и... И — что? Взял бы ее прямо в машине? Она сама не знала, чего хочет. А иногда голова прояснялась, и она страстно желала отделаться от него. Ну, или, если быть честной — отодвинуть его от себя. Но чтобы он был рядом — только на безопасном расстоянии. Хотелось быть холодной стервой, дразнить, соблазнять и не даваться в руки. Мучить хотелось его. А он мучился, это видно. Он хорошо умел скрывать собственное раздражение, но оно прорывалось. И жидким медом текло на ее израненное эго.
Вот и сегодня. Она оделась провокационно — специально, чтобы достать его. Но в беседе предпочла держать дистанцию. И поэтому, когда изучала меню под внимательным взглядом Сержа, который он и не думал скрывать, продекламировала, не поднимая взгляда от листов:
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный.
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.
Цитата вышла на русском — потому что Софья не читала своего великого соотечественника в переводе. Бетанкур наморщил лоб.
— Объясни мне, Софи... Как пирог может быть... нетленным? Он же не живой в принципе.
— Это аллегория, Серж. Нельзя воспринимать поэзию буквально.
— Ну, если только так, — хмыкнул Серж. — А кто автор нетленного пирога?
Софья демонстративно прижала руки к груди. Да, она знала, что он туда посмотрит. Смотри, смотри. Смотри и мучайся!
— Я не верю, что ты не узнал цитату!
— А должен был?
— Это же Пушкин! Ты, что, не читал Пушкина?! Это из "Евгения Онегина".
Серж пожал плечами.
— Так, все, Бетанкур! Полный разрыв дипломатических отношений! Знать тебя не знаю и знать не хочу! Я не могу лечь в постель с человеком, который не читал "Евгения Онегина".
Серж сначала просто смотрел на нее. А потом губы его дрогнули, он явно пытался сдержать улыбку. Ничего не вышло, и он громко расхохотался.
— Софи, час от часу не легче! Какой еще "Евгений Онегин"? Так, стоп. В договоре никакого "Онегина" не было!
— Ну... — она задумчиво крутит в руках вилку. Даже не знает, к чему она это ляпнула.
— А, впрочем... — Серж перестает даже улыбаться. — Если это повлияет на сроки... Это большое произведение?
— Роман в стихах.
— Ничего, думаю, за неделю осилю, — самонадеянно заявляет Серж. — Так что через неделю я буду готов, Софи... к переводу дипломатических отношений... в иную плоскость.
Софье хочется стонать. Она сама виновата. Она сама направила разговор в эту сторону, и Серж ее переигрывает!
— Не думай, что все так просто, — она поводит плечами, с удовольствием замечая, как меняется его взгляд. — Я устрою тебе экзамен по прочитанному. И имей в виду — у меня сестра по "Евгению Онегину" большой специалист.
— Это как?
— Любаша у нас в литературном училась. Так что считай и меня экспертом заодно в этом вопросе. Хочешь поговорить о поэзии?
Он какое-то время смотрит молча на нее. А потом кивает, принимая ее предложение сменить скользкую тему.
— Давай о поэзии. Почему бы и нет. Только сначала заказ сделай. Правда, я не уверен, что в меню есть этот... пирог нетленный.
______
А разговор пошел о семье.
— Значит, одна из твоих сестер... как это называется... литературовед?
— Да.
— А другая?
— Юрист.
— А их мужья?
Интересно, что стоит за этим допросом? Но Соня решает ответить — никаких страшных тайн в ее семье нет.
— У одной сестры муж — врач, детский хирург. У другой — программист. Только не спрашивай меня про его специализацию — я в этом совершенно не разбираюсь, что-то, связанное с поисковыми системами. В общем, самые обыкновенные обыватели мы все.
— Вполне достойные и уважаемые профессии, — не соглашается Серж. — А родители? Чем занимаются твои родители?
— Мама — писатель. Она пишет детские книги.
— Известные?
— Вряд ли ты найдешь ее книги во Франции, — смеется Соня. — По-моему, на французский последние мамины книги не переводили. А вот у папы пару лет назад как раз в Париже была выставка.
— Выставка? Он... художник?
— Фотограф. Сейчас покажу, — Соня достает из сумочки телефон, пальцы скользят по экрану. — Смотри. Там несколько его работ, моих любимых. Полистай.
Серж берет в руки ее телефон. И ловит себя на мысли, что он бы с удовольствием поковырялся в этом аппарате — в отсутствии Софи. И плевать на тайну личной жизни — ему очень интересно, что за имена есть в ее списке контактов, какими она обменивается сообщениями, и что за фотографии, кроме тех, что ему демонстрируют, есть в ее альбоме. Но вместо этого послушно листает фотографии, сделанные отцом Софи. Неплохо. Очень даже. Нет, отлично даже. О, а это что такое?!
— Это работа твоего отца?!
— Да там все его, в этом альбоме. Какая? Покажи. А, это, да, его, очень мне нравится. Тебе тоже нравится?
Нравится ли ему? Хороший вопрос. Отличный просто.
— Эта работа висит у меня в приемной.
— Как?!
— Так, — пожимает плечами. — Моник в прошлом году притащила с какой-то выставки. Купила там. Сказала, что влюбилась в эту работу, несмотря на ее приличную стоимость.
Соня растеряна — так много непонятного в его словах. Но первое, на что она обращает внимание:
— Кто такая Моник?
— Секретарь мой. Проявила инициативу и купила работу с автографом автора за казенный счет. Сказала, что ей эта фотография меня напоминает.
На фото, о котором они говорят — ирбис, он же снежный барс. Редкий, дикий зверь лежит, царственно сложив лапы. Смотрит в камеру спокойно и даже чуточку презрительно. И глаза зверя, странного цвета, непонятного какого-то, неуловимого — синего? серого? голубого? — гармонируют с цветом крыльев бабочки, которая бесстрашно устроилась на кончике уха гигантской кошки. А Софья ловит себя на мысли, что неведомая Моник права — эти глаза чем-то напоминают глаза мужчины напротив.
— Да? Знаешь, как называется это фотография?
— Нет.
— "Морфо и Морфо". Морфо — это название бабочки. И кличка барса. Он живет в Московском зоопарке.
— Спасибо, — усмехается Серж. — Буду знать, как называется фото, что висит у меня в приемной.
— Знаешь, — Соня задумчиво наклоняет голову. — Я вот вспомнила. Мама говорила, что у нее это фото с отцом ассоциируется. Странно...
— В самом деле? А... я похож на твоего отца? Если уж мы вызываем схожие ассоциации у разных людей?
— По-моему, не очень, — пожимает плечами Соня. — Впрочем, суди сам.
Снова передает Сержу свой телефон, на экране которого фото ее отца. Бетанкур разглядывает, наклонив голову.
— Нет, не вижу никакого сходства. А вот ты... вы с сестрами очень похожи на отца.
— О, да, — смеется Соня. — Только нос, слава Богу, не фирменный папин.
— А что? Отличный у твоего отца нос, по-моему.
— Великоват, на мой скромный вкус. Меня и мой устраивает. Мой, Любин. Надин и мамин.
— У тебя очаровательный нос.
— Какой милый комплимент, — продолжает дурачиться Соня. — А ты на кого похож?
Серж перестает улыбаться. Но все-таки отвечает.
— На отца, — а потом резко меняет тему разговора. — Значит, у вас в семье много людей искусства, Софи? Ты, сестра, отец, мать? Почти все.
— Дедушку-скульптора забыл, — усмехается Софья. — Да, такая вот у меня семья.
— Хорошая семья. Ты... вы дружны? Скучаешь по своим?
— Очень! — с чувством отвечает Соня. — Я иногда думаю... и думала раньше... часто, когда училась. Кой черт меня понес сюда, во Францию? Очень не хватало сестер и родителей. Поначалу очень сильно. Папа выручал первые два курса, часто приезжал. Если бы не его приезды — не выдержала бы, наверное, бросила учебу тут и рванула обратно домой. Потом привыкла. Сейчас уже почти нормально. Тем более, сестры вышли замуж, у них уже есть свои семьи.
— Дети?
— Да, — улыбается Соня. — У меня есть племянник, Ванечка. Правда, я его видела всего два раза — по-настоящему. Но мне регулярно присылают фотографии. Очаровательный ребенок. Только похож на своего отца — кучерявый белокурый ангелочек с дьявольским характером.
Серж усмехается такой характеристике маленького ребенка.
— Значит, большая дружная семья, все друг друга любят и за своих горой?
— Ага, — соглашается Софья. А потом вдруг спрашивает — неожиданно, даже для себя: — А у тебя не так, да?
Он молчит какое-то время. Потом отворачивается в сторону. И так, отвернувшись, все же отвечает:
— Да. Не так. Совсем не так.
Софья не знает, что сказать. Она уже точно уверена: тема семьи — очень болезненная для Сержа. Но и в голову не приходит давить на это, доставать его в этой "болевой точке". Более того, как-то хочется... посочувствовать. Поддержать. Пожалеть. Только вот не представляет, как это все выразить, в какие слова и жесты облечь. Протягивает руку и касается его пальцев самыми кончиками своих. На большее не решается. А он поворачивается к ней лицом на этот жест. Спокоен. Безмятежен. Только глаза еще не успокоил — горчат они, почти осязаемо.
— Давай, пожалей меня. Я богат, смазлив как Брэд Питт, владею собственной компанией, имею все, что только захочу. Не правда ли, — белозубо усмехается, так что, кислотная фальшь этой улыбка тоже осязаема, — я достоин жалости?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
