— Что теперь, архинаварх? — спросил Пнитагор.
— Грузим на корабли все ценное, — приказал Филота, — идём на Родос, как условлено с Неархом.
— Ты золото считаешь ценным? — мрачно поинтересовался Никанор.
— Чтобы золото и не ценное! — возмутился Адар-Мелек, — я вас умоляю!
— Ты построишь из золота город? — повернулся Никанор к финикийцу, — выкуешь мечи и доспехи?
— Куплю, — пообещал Адар-Мелек.
— У кого? У египтян? Так они тебе и продали. Нахера им золото, Лагид вон, говорил, что этого добра у них — хоть жопой ешь.
— У хеттов куплю.
— Ага, если царь им подобное не устроит, — обвёл рукой Никанор.
То, что царь к этому времени уже решил хеттский вопрос, они ещё не знали.
— Что ты считаешь ценным? — спросил Филота, — эти глиняные трубы, по которым смывают дерьмо? Ну и забирай их, если сможешь утащить.
Никанор, надувшись, промолчал.
— Идём на Родос, — повторил приказ Филота.
После трёхдневного грабежа и насилия, корабли вышли в море. Позади царила мёртвая тишина. В разорённой Тере некому было плакать...
4
От быстрых звёзд к незыблемым
Остров Та-Херу, Пунт
Сколько раз Ипи возвращался мыслями к этому разговору? Не сосчитать... Тогда, за день до отплытия посла, они вели неспешную расслабленную беседу. Напряжённые переговоры завершились и Птолемей, насмотревшись на диковины Страны Реки, получив немало впечатлений, решил отплатить тем же. Хотя бы только на словах.
— У нас суровая родина, почтенный Ранефер. Кругом горы, почва не слишком плодородна. Чтобы вырастить урожай, нужно сначала удалить с поля камни, натаскать плодородной земли. Но это ещё не все — необходимо укрепить её подпорными стенками, иначе зимние дожди смоют все труды. Земля бедна водой, а рыть колодцы очень трудно. Поэтому некоторым источникам воздаются божественные почести.
Не очень привычно беседовать за чашей вина, сидя в кресле, но Ранефер, в свою очередь, не мог себе представить, как вообще можно есть и пить, лёжа возле стола. Птолемей пил гранатовое вино. Ранефер — пиво. Лагид золотистый напиток из любопытства попробовал, покатал во рту языком. Необычно.
— Афины — очень многолюдный город, — продолжил рассказ посол, — своего хлеба им всегда не хватает, поэтому постоянно завозят. Из Эвксинского Понта, из Египта, с Сицилии. Только зерновоз войдёт в гавань, уже кричат: "Разгружайся, купец, все продано!"
Птолемей помолчал немного. Ипи терпеливо ждал продолжения.
— Эллины — очень предприимчивый народ. Они уже очень давно стали искать новую родину. На севере, на западе. Все побережье моря, которое вы называете Великой Зеленью в эллинских колониях. Эллины любят море и не заходят далеко вглубь суши. Мы, македоняне — не таковы. Мы — горцы. Александр собирался идти вглубь Азии, в самое сердце царства Дария. И нас, его соратников это не пугало. А вот для эллинов подобное предприятие поистине небывалое. Походом "десяти тысяч" восторгаются, как небывалым подвигом.
— Государство, верно, вынуждено постоянно защищать колонии от противодействия местных жителей? — предположил Ипи, — полагаю, мало кому нравится, что некие пришельцы селятся на их земле? Разве это не требует огромного напряжения сил?
— Я ведь говорил тебе, почтенный Ранефер, что единого государства у эллинов нет. Каждый полис сам по себе. Иногда они заключают союзы, действуют сообща, но все эти объединения недолговечны. И довольно часто колония отрывается от метрополии, живёт своим умом. Что же касается противодействия варваров... Не без этого, да. Но знаешь, варварам от соседства с эллинами гораздо больше выгоды, чем убытка. И многие давно это уже осознали. Чуть ли не в любом уголке Срединного моря всегда найдётся кто-нибудь, понимающий язык эллинов. И в нашем войске все говорят на нём, общем языке[40], поскольку Александру подчиняются не только македоняне.
[40] Койне (греч.) — "общий". Язык, возникший, как сплав четырёх основных диалектов греческого во время похода Александра и впоследствии окончательно оформившийся на эллинистическом пространстве. Иногда назывался "александрийским диалектом".
— Значит, эллины, живущие в дальних землях, не растворяются со временем среди местных племён? — спросил Ипи.
— Скорее наоборот, — усмехнулся Птолемей, — даже горстка колонистов постепенно эллинизирует варваров. Вот взять агриан. Ты ведь хорошо успел познакомиться с ними?
Ипи улыбнулся уголком рта и кивнул. Пленных агриан он обещал вернуть. Только один человек пожелал остаться — Аттал. Он опасался, что царь расправится с ним. То, что в Та-Кем остаётся ещё один эллин, Ранефер скрыл от Птолемея. Аристомен был ему нужен.
— Много различий между Атталом и его людьми?
— Да, — признал Ипи, — по правде, я был удивлён. В некотором смысле, Аттал более походит на тебя, достойный сын Лага. Не характером и манерами, конечно, но есть что-то такое... неуловимое.
— Вот именно. Ещё пару поколений назад агриане были дремучими варварами, но теперь почти вся их знать уже носит эллинские и македонские имена. Они и в богов теперь верят в наших. Не все, конечно. Чем дальше к северу от границ Македонии, тем темнее народ. Но это лишь до поры. Все дальше эллинские обычаи и уклад забирается вглубь суши, даже без участия самих эллинов.
Ипи долго обдумывал его слова. Акайвашта уже сейчас занимают в Уасите обширный квартал. А, по словам Лагида, в его времени эллины переселились в Страну Реки в великом множестве. Птолемей рассказал, будто бы по сообщениям некоего Геродота, Величайший Амасис (Ипи предположил в этом исковерканном имени рен Йахумосе) позволил иностранцам заселить уже не один квартал, а целый город. Эллины называли его Навкратисом. Они переиначили на свой лад вообще все города. Сначала Навкратис был единственным портом для иностранцев, но потом переселенцев становилось все больше. На западе они основали большую многолюдную колонию, которую звали Киреной.
И при этом Птолемей утверждал, что поселенцы не растворились среди ремту, не приняли обычаи хозяев. Так и живут по-своему.
Интересно. Ипи знал, что многовековое тесное соседство различных племён может привести к двум противоположным результатам. Например, нехси и та-неху охотно вливаются в ряды настоящих ремту. Иных нехси только цветом кожи и можно отличить. Закрой глаза да заговори с одним из них — не угадаешь, свой или чужой. Принять образ жизни сильного, богатого соседа, разве не привлекательно? Особенно, когда оный сосед такое только приветствует.
С другой стороны, фенех, каких бы усилий не прилагал он, Ранефер, лично, не торопятся отказываться от поклонения тварям Дуата. Живут, как жили, несмотря на все возведённые в Тисури храмы Нетеру. Всех успехов — лишь дети Йаххурима, воспитанные в Та-Кем. Ну и ещё кое-кто из высокородных. Капля вина в чаше воды не превратит её в хмельной напиток.
А эллины, если верить Лагиду, умудряются превращать. При том далеко не всегда силой. Не господами пришли в чужие земли. И не стремятся навязать свой образ жизни варварам. Тем перенимают его сами. Удивительно. Что же в их укладе такого привлекательного?
Почему получилось с нехси и не получается с "пурпурными"? Нужно время? Надо думать и соседи эллинов не все и не сразу принимают чужие обычаи. Однако Лагид уверен, что рано или поздно это произойдёт.
Было в рассказах Птолемея и ещё кое-что, заставившее Ранефера крепко задуматься. Лагид не говорил о том прямо, но цепкий ум Ипи приметил, выделил из речей посланника важную деталь: народ эллинов не уничтожить, даже покорив. Скажем, захватили персы Милаванду, но град сей не стал градом персов, как и соседи его. А пройди захватчики дальше, в самое сердце Эллады, даже сожги там все дотла — останутся сотни колоний с их способностью не тонуть в море окружающих варваров.
Ипи особенно дотошно расспрашивал Птолемея о всевозможных нашествиях варваров на Элладу. Лагид отвечал со снисходительной улыбкой, предполагая, что Верховный Хранитель пытается нащупать слабые стороны эллинов и, в конце концов, выдал фразу:
— Персы сожгли Афины, но город восстал из пепла краше и могущественнее прежнего. Да пусть бы персы спалили все полисы — Сиракузы, Тарент и прочие заморские колонии никуда бы не делись. Из них бы возродилась Эллада. Из искры — пламя.
Ипи прикрыл глаза, задумчиво покачивая полупустую чашу. Не в том ли весь замысел Прекраснейшей — донести до него эту мысль? Но ведь было ему Откровение: Безумец не смог до конца потушить тот огонь, что был средоточием силы ремту. Да, Эх-Не-Итан принесёт неисчислимые бедствия, но за ним суждено прийти новому Избавителю, именем Херу-Ем-Геб, его, Ипи Ранефера, прямому потомку, его Стреле Истины. Почему же упадок оказался неостановим?
Потому что ремту так и не вышли из долины Хапи? И даже победив далёкие страны, не остались там жить? А ведь стоило обратиться к простой обыденной мудрости простолюдинов:
"Не клади все яйца в одну корзину".
Так просто.
Но и сложно одновременно. Весь уклад жизни Та-Кем, все могущество Чёрной Земли основано на щедрых дарах, что приносит Хапи. На скудной почве колония станет слишком зависима от Та-Кем и рано или поздно зачахнет.
Страна Рек, Текущих Обратно, может сравниться в плодородии. Но место занято. Воинство Бабили можно разбить в сражении, но отнять их землю — это куда как непросто будет.
Где же ещё есть земля, да ещё и свободная от людей, где ремту чувствовали бы себя, как дома и не боролись бы за выживание, а процветали?
Ответ напрашивался сам собой — Та-Нетер.
Эта мысль зародилась, сформировалась, окрепла и полностью подчинила себе разум Ипи. Он заразил идеей и Величайшего, и начал подготовку к небывалому предприятию тотчас, как уехал посол. Строился огромный флот. Тутимосе, который с большим нетерпением предвкушал возможность заняться своими любимыми игрушками, поддался напору побратима и согласился, что выгоднее стоить грузовые ладьи, а не боевые.
И вот, истекли уже четыре месяца с тех пор, как отряды Ипи и Панехси, Знаменосца Синих Вод причалили к берегам огромного острова, названного Та-Херу. Это имя ему дали первооткрыватели, Знаменосцы великого Хакаура[41].
[41] Фараон XII династии Сенусерт III.
Четыре месяца назад место это было диким и безлюдным, теперь же на берегу раскинулся город.
Да, именно город! Он ещё строится, возводится крепость, портовые сооружения, уже закончены фундаменты двух храмов — Амена-Ра и Тетнут. До завершения строительства ещё долго, но размах замысла уже сейчас способен впечатлить кого угодно.
На строительстве заняты двенадцать тысяч человек. В основном — обедневшие крестьяне. Есть даже преступники, осуждённые за мелкое воровство, которым даровали не только свободу, но и землю, и подъёмные золотом и медью. Зодчие, кузнецы, каменщики, плотники. Три тысячи воинов, большей частью "младших", кетет-аха, но есть и Храбрейшие, лучники.
Нападать на остров некому, не бабили же подгребут сюда, на край света, на своих неповоротливых корытах, так что воины привезены на случай беспорядков, бунтов среди строителей. Дабы не доводить до бунтов, пресекать их на корню, имеется ещё и сотня Хранителей.
Остров совершенно безлюден, изобилен дичью и плодородной землёй, орошаемой частыми дождями. Благословенная земля, не зря раньше её называли Та-Нетер.
Однако двенадцати тысяч рабочих недостаточно. Их хватало, пока возводили лагерь, окружали его частоколом и деревянными башенками, пока закладывали фундаменты, но потом потребовались ещё люди. И тогда Ипи, оставив за главного Панехси, отправился в Страну Пунт. Недалеко.
Царь Пунта был уже очень стар, но помнил, как восемь лет назад бледнолицые Крокодильи боги в чешуе из драгоценной меди пришли с миром на громадных ладьях. И помнил язык ремту. Встречая старых знакомых, царь Имба принёс богатые дары. Ипи принял их, засомневавшись только в зелёном золоте. После разговора с царём. Попросил заменить на камень, именуемый "Слезами Нетеру", поскольку выяснил, что эллины ценят его наравне с синим и красным "Глазом Мефтета"[42].
[42] Алмаз, сапфир и рубин.
Однажды, во время пира, после колесничьей охоты, очень воодушевившей царя, да так, что одну упряжку пришлось ему подарить, старый Имба задал Верховному Хранителю странный вопрос:
— Почему вы носить себе так много-много золото, руки-ноги, грудь, палец? Вы, лжи нету, бессмертный, как много говорит?
— Просто, царственный Имба, в нашей Священной Стране золота не меньше, чем в вашей, народ не беден, а уж воины, особенно высокородные... Почему ты решил, что мы бессмертны? — удивился Ипи.
— Крокодил-бог Ипи, мы надевать золото, особенно тот, кто старый род, и из дома царственный, и великие шаман. Но нету часто, только в Священный дни, как ты говорить. Дух зелёной мамбы в нём заключён и его охраняет. Кто золото под земля глубоко копать или река мыть, ой... Три-пять лун добывай, дух зелёной мамбы гневаться. Можно с жёнам совсем ыть, — царь красноречивым жестом подтвердил свои слова, — можно жена туда-суда, а сын-дочь нет. Может тварь у жена родиться. А многие — вовсе ыть. Видно сам дух мамбы, хранящий золото, кусать. Больно-страшно умирать. Кто долго очень мучать, кто за новолунье ыть.
— Ты знаешь, царственный, — Ипи недоверчиво покачал головой, — великий народ ремту хорошо смыслит в металлах. Помнишь наши мечи, принесённые в дар тебе, которые медь рубят, как дерево? И тайну опасного золота мы разгадали. Ваш дух — воистину тварь Дуата, имя которому — Апоп. Тоже змея.
Царь Пунта понимающе закивал, а Ипи продолжил:
— Ваше золото, верно, соседствует с "прахом Апопа"[43], о том нам известно ещё со времён плаваний в Пунт моряков Величайшего Сенусерта. Иногда старатели и вправду лишаются потомства, или, как ты сказал, с возлюбленными "ыть", — Ипи улыбнулся, — но очень редко такое случается, кто работает даже больше десятка лет, с кузнецами золота, а уж, чтобы умирали в муках, и вовсе не было никогда.
[43] Урановая руда.
Он старался говорить уверенно, но из глубины души поднималось странное беспокойство, отчего последние слова Ипи произносил уже ощутимо дрожащим голосом.
— "Прах Апопа" не сильно ядовит. Будь в вашем золоте его в разы больше, оно всё равно не будет незримо жалить, как ты говоришь...
Верховный Хранитель осёкся и замолчал. Яд памяти превратил его кровь в огонь. Быть Видящим — воистину, нет большего дара... И большего проклятия...
— Береги Мерит-Амен, Величайший! Прошу тебя, — рука Мерит-Ра потянулась было к лицу фараона, но опустилась без сил, как плеть.
— Я сберегу твою дочь, Мерит.
Женщина попыталась улыбнуться, облизнув пересохшие губы. Белесая плёнка подёрнула её глаза цвета предзакатного неба.
Тварь поселилась в её голове ещё до того, как брат её, Ипи Ранефер утомился. Он заплатил за Избрание, подставив убийце спину, плата Мерит-Ра была куда выше. Она смотрела на воды Вечной Реки и пила вино с маковым соком, чтобы как-то заглушить боль. Она просила, чтобы лучшие из посвящённых Анпу вскрыли её голову и удалили зло. Но Менхеперра не согласился, ибо знал, что Мерит просто хочет достойно уйти. Кожа на хрупких её руках ссыхалась как корка пальмы, глаза вваливались с каждым днём. Под конец Мерит весила едва полтора хека и даже служанки могли переносить её. Всего тридцать девять разливов отпустила Маат Избраннице своей...
