Дециан крякнул с досады. Пароль ежедневно должен был выдавать тессерариям[36] дежурный трибун. Двое сопливых юнцов, оставшиеся в лагере, действительно по данной части не блистали остроумием.
[36] Тессерарий — должность одного из младших офицеров легиона, в обязанности которого входило проверка постов, информирование часовых о паролях, менявшихся каждый день.
— Погоди-ка... Ты стоял перед часовыми, угадывал пароль, и они тебя пропустили? Бошки поотрываю тупым баранам...
— Не сердись на них, — хохотнул Квадригарий, — я там немножко пошумел, метал громы и молнии...
— Поотрываю бошки тупым трусливым баранам, — уточнил Дециан, — а если бы это были серторианцы? Почему мне вообще ничего не известно о том, что к нам отправили еще одну когорту?
— Зато мне известно, — сказал Лидон и кивнул Квадригарию, — привет, Марк.
— Тебе? — оторопело повернулся к Тиберию Дециан.
— Ну да. Чему удивляешься? — Лидон снова посмотрел на Квадригария и спросил, — Марк, в сообщении было сказано, что старшим в этой когорте назначен трибун.
— Да, Клавдий на марше, послал меня вперед. Я опережаю его на один переход.
— То есть он сегодня уже не появится? — спросил Дециан.
Квадригарий вдруг поморщился, покосился на Севера с Аристидом (те вместе с шестью охранниками до сих пор торчали здесь), причем на Квинта глядел особенно долго, слегка нахмурившись.
— Это кто такие?
— Не обращай внимания, — сказал Дециан, — пойманные пираты, мы их допрашиваем.
Квадригарий посмотрел на Лидона, тот усмехнулся и развел руками. Тит Варий спохватился и рявкнул:
— Ну, чего встали?! Увести их!
Легионеры словно очнулись от оцепенения и поспешили исполнить приказ. Когда пленных увели, Квадригарий кашлянул.
— Н-да... Похоже, Серторий действительно сбежал от вас дальше края света, раз вы так расслабились. Охрана пропускает, секретные сведения арестованным пиратам выбалтывают прямо возле претория... Будь здесь Сулла, я даже не берусь угадать, чью голову оторвали бы раньше, тех олухов у ворот, или твою, Тит.
— Это ты, значит, так проверил дисциплину? — набычился Дециан.
— Ладно, успокойся. Ничего я не проверял. Пойдем лучше, выпьем за встречу.
— Марк, ты же сам только что ратовал за дисциплину в лагере, — насмешливо напомнил Лидон.
— А-а... — махнул рукой Квадригарий, — завтра Клавдий вас всех построит, он назначен заместителем Луска.
— Да, нам сообщили, — подтвердил Лидон, посмотрел на Тита Вария и усмехнулся, — а вот тебе, как-то забыли. Видать решили, что докладывать об этом всем центурионам не обязательно.
Дециан хмыкнул, всем своим видом изображая, что ему на это наплевать. Потом почесал переносицу и спросил:
— Клавдий... Это который Клавдий?
— Гай Клавдий Глабр, — Лидон опередил с ответом Квадригария, — из рода Клавдиев Пульхров.
— Глабр? — переспросил Дециан.
— Знаешь его?
— Да что-то слышал краем уха.
— Я служил с ним бок о бок в Митридатову войну, — сказал Квадригарий, — и на фракийцев вместе ходили под знаменами Базилла...
Марк вдруг замолчал и посмотрел в сторону, куда увели Квинта с Аристидом.
— Кстати, к вопросу о фракийцах... Где-то эту рожу я раньше видел...
— Чью? — спросил Лидон.
— Да фракийца же. Не могу вспомнить, где...
— Уверен? — навострил уши Тиберий.
— Да нет... Смутное какое-то ощущение.
Приметной шапки на Квинте в тот момент уже не было, слетела в драке и никто, естественно, не удосужился поднять. Более ничего в облике Севера, не позволяло с точностью определить его происхождение. Вроде бы варвар, но фракиец ли? Совсем не обязательно. Тем сильнее заинтересовали Лидона слова Марка Квадригария.
— А с чего ты взял, будто это фракиец?
— Да ни с чего. Говорю же — смутно знакомая рожа. И Фракия почему-то вспомнилась.
— Ты, видать, во Фракии не одного фракийца видел, — глубокомысленно изрек Дециан.
Квадригарий рассмеялся, провел ладонью по лицу.
— Ты лучше про Глабра расскажи, — попросил Тит Варий, — каков он?
— Толковый парень. Засиделся в трибунах. Уже четыре года, как мог бы стать квестором, да мы все то в Греции торчим, то марианцев по Италии гоняем. Теперь вот и в Испанию занесло. Ну, ничего, скоро додавим эту гниду.
— Кстати, о марианцах... — Дециан легонько толкнул Марка кулаком в плечо, — ты, небось, и у Коллинских ворот дрался?
— Ну да, — принял гордую позу Квадригарий.
— Расскажи!
— А что? — удивился Марк, — тут никто не рассказал?
— Да как-то все бегом да мимоходом. Луск всех подгонял, некогда было языками чесать. А я жажду кровавых подробностей! Вообще, нам немедленно надо выпить!
— Тит... — укоризненно покачал головой Лидон.
— Да ладно... Я столько лет не видел старого друга! Придет Глабр, вытянемся по струнке, а сегодня наш день.
— Хорошая мысль, — поддержал Квадригарий, — но надо сначала моих ребят разместить. Надо определить, где ставить палатки, с провиантом решить...
— Все решим, — отмахнулся Дециан, — сейчас младших свистну. Тебе бы в баню надо, Марк.
— В баню? — почесал затылок Квадригарий, — это верно. Пропотеть, как следует, грязь соскрести. Чтобы раб толковый мышцы размял... Мотаемся по лагерям, день тут, день там, сарай с печкой некогда соорудить. Так скоро вши заведутся. Вы что, тут уже настоящую баню построили?
— В городе есть, — сказал Лидон.
— Хорошая?
— Неплохая, — уклончиво хмыкнул Тиберий.
— Он там еще не был, — хохотнул Дециан, — мы же все тут недавно. Не меньше твоего грязью заросли.
— Эх... Помню, в конце Союзнической, вошли мы в Помпеи, там я побывал в Стабиевых Банях, — мечтательно пропел Квадригарий, — вот это заведение! Целый квартал занимает. Все выложено мрамором, мозаика, статуи кругом. Даже палестра греческая есть!
— Значит, решено, — заявил Дециан, — Тиберий, ты с нами?
— Работы много, — покачал головой Лидон.
— Этих голодранцев опять будешь трясти? У тебя еще голова не опухла от их болтовни? С нами пойдешь. Знать ничего не хочу.
Жалование центуриона-примипила превышало солдатское в двадцать раз. Дециан получал чуть меньше, но и этих денег вполне хватило бы, чтобы регулярно посещать далеко не самые захудалые бани Тарракона.
Для посетителей здесь были созданы все удобства. В "холодном зале", фригидарии, бассейн с чистой проточной водой. В "теплом зале", тепидарии, стояли ложа, столики для игры в латрункули[37] и других подобных развлечений, рабы-массажисты всегда к услугам. Здесь пили некрепкое вино с медом, вели беседы. В банях покрупнее, особенно в помянутых Квадригарием знаменитых Стабиевых, что в Помпеях, посетители развлекались борьбой, поднятием тяжестей, играли в мяч. Последняя забава была особенно любима римлянами. Они считали ее одним из лучших средств для "борьбы со старостью".
[37] Латрункули — римские шашки.
Дециан и Квадригарий, прежде чем идти греться, разогнали кровь по жилам, постучав деревянными мечами. Лидон ограничился ролью зрителя.
— Размяк ты без драки, Тит, — насмешливо заявил Квадригарий, в третий раз выбив у Дециана меч и приставив кончик своей деревяшки к горлу друга, — скоро совсем превратишься в квашню. А ведь я старше тебя.
— Ну да... — проворчал Тит Варий, — я скоро забуду, когда последний раз меч из ножен доставал, все больше нерадивых бездельников палкой охаживаю. А ты, смотрю, бодр, как юноша.
— Еще бы, — приосанился Квадригарий, — ни Митридат, ни фракийцы, ни марианцы с самнитами, не давали крови застояться.
— Ладно, пошли погреемся.
Они прошли в кальдарий, "горячий зал". Здесь стоял такой жар, что человек уже через минуту обливался потом. Рабы и тут продолжали прислуживать, скребками счищая с хозяйских тел пот с грязью, масло, втертое в кожу сильными руками массажистов. Мнение рабов, не тяжело ли им, никто не спрашивал.
Половину кальдария занимала ванна с горячей водой, куда друзья и залезли. В другом конце стоял большой медный таз, в который из бронзовой трубы непрерывно лилась вода. Под потолком несколько маленьких окон для освещения и выпуска пара. Обогревался кальдарий горячим воздухом с помощью системы труб.
— Расскажи о Коллинской битве, — попросил Лидон.
Говорить в кальдарии непросто, но Марк не стал отказываться. В тепидарии было слишком много народу, а здесь сейчас они оказались одни.
— Ты же в Риме был в тот день.
— Был, — подтвердил Тиберий, — но внутри, а не снаружи. Мы с Титом, конечно, наслышаны о битве не от одного десятка людей, но мечтаем услышать твой рассказ.
— Почему именно мой?
— Ты же наш друг. Твой рассказ вдвойне ценен.
— Ну что сказать... — почесал затылок Квадригарий, немного помолчав, — страшное это было дело... Пожалуй, страшнее Орхомена, где конная лава Архелая смела наши ряды. Тоже, поди уже, слышали? Мы, значит, копаем ров, чтобы как раз атаке конницы воспрепятствовать, а хитрый каппадокиец просек и решил упредить. Вломили нам, мало не показалось... Если бы не Сулла...
— Я слышал разное о том деле, — осторожно заметил Лидон, — говорили, будто бы панику и бегство остановил Луций Базилл?
— Нет, — уверенно мотнул головой Квадригарий, — я сам видел Суллу в первых рядах с Орлом в руках.
— Он действительно кричал, что вы предали своего императора[38]?
[38] Император — во время Республики это слово еще не приобрело привычного значения и являлось неофициальным почетным титулом полководца-победителя (от лат. imperare — 'командовать').
— Не знаю. Кричал что-то. Все там что-то кричали. Жуткая была свалка...
Квадригарий немного помолчал, вытер со лба испарину и сказал:
— А вот под стенами Города никто не кричал. Ни мы, ни самниты. Все шли молча. Понимали — впереди противник, которого не напугать. А когда уже вертелась сеча, просто рычали, как звери. Но никто не кричал.
Он отпил из чаши, которую притащил в кальдарий, и теперь покачивал двумя пальцами, свесив руку над краем ванны, покатал во рту темно-красное терпкое испанское вино.
— Базилл и Гортензий обиделись было, что Сулла поставил их на левом крыле, а правое, почетное, отдал Крассу, который всю Митридатову войну просидел в какой-то дыре и вот теперь вылез почти на все готовенькое. Но вскоре им стало не до обиды, — Квадригарий снова вытер лоб и добавил еле слышно, — да, не до обиды... Сулла начал строить легионы прямо с марша. В качестве отдыха приказал соорудить лагерь. Шутник.
Марк невесело усмехнулся. Лидон и Дециан молчали.
— Манлий Торкват и Долабелла уговаривали его подождать, но он не внял. Солнце уже клонилось к закату, когда началась сеча. Против Красса встали марианцы, остатки консульской армии. Марк Лициний их уделал, разве что не одной левой. А против нас — самниты с луканами. Понтий Телезин и Марк Лампоний. Эти дрались так, словно их подгонял сам Орк. Мой опцион погиб в первые минуты после столкновения. Под Херонеей, Орхоменом — ни царапины. Как и во время фракийского похода, когда варвары половину моей центурии положили ударами из засад. А тут... Сразу же...
Марк невидящим взором смотрел прямо перед собой.
— Кому суждено повиснуть на кресте — не утонет, — мрачно вставил Дециан.
— Я думал, эти ублюдки никогда не сдохнут. На место каждого убитого немедленно заступал другой. С такой же оскаленной рожей. Мне казалось, что они не мечами и копьями убивают. Ненависть обратилась сталью в их руках. Понтийцы дрались совсем не так. Не было в них такой злой воли, что напрочь искореняет страх. Самниты не щадили себя. Я видел, как один совсем молодой рвал зубами горло легионеру в двух шагах от меня.
Квадригарий посмотрел на собеседников.
— Не фигура речи. Действительно рвал. Зубами. Меня оглушили ударом по шлему, и я ползал на карачках, пытаясь встать. Мысль билась: "сейчас, вот сейчас... в спину, пока беспомощен". Пронесло. Знаешь, почему?
— Почему? — спросил Дециан.
— Потому что там никто не видел ничего вокруг. Солнце село и всю ночь друг друга резали едва не вслепую. Полная луна в небе, факелы то тут, то там рвут тьму в клочья, и чужие горящие глаза прямо перед тобой. Звериный оскал. А удалось свалить, тут же следующий на его место. Как уберег печень от самнитского копья — до сих пор удивляюсь.
— Сейчас рассказывают, что Сулла явился с правого крыла и спас вас всех.
— Явился, да, — усмехнулся Квадригарий, — такой весь в белом, на белой лошади, с золотой статуэткой Аполлона в руках. Рассказывали, сам не видел... Никого он не остановил тогда. Не получилось, как при Орхомене. Уже из моей центурии парни побежали, мои люди, мною выученные. Я подумал — все, конец. Только когда они поняли, что ворота Города закрыты и бежать некуда, сзади стена, спереди самниты, тогда взяли себя в руки. Вот тогда мы и переломили хребет Телезину.
Квадригарий помолчал немного, разглядывая свои ладони. Потом негромко добавил:
— Ну и Красс, конечно, помог. Когда опрокинул марианцев и зашел самнитам в тыл.
— Я слышал, когда после битвы нашли труп Понтия Телезина, у него на лице застыла маска, более подобающая не побежденному, но победителю, — задумчиво сказал Лидон.
— Не знаю, не видел. Может, брешут для красного словца. Хотя по правде, Телезин в тот раз умудрился выпить нашей крови едва ли не больше, чем за всю Союзническую. Почти ведь выполнил свое обещание "вырубить лес, где живут волки..."
— До него другие хорошо напились, — вставил Дециан, — он ведь встал во главе самнитов, когда всех остальных вождей перебили.
— Не всех, — возразил Лидон, — Папий Мутил еще жив. Я слышал, он бежал в Нолу.
Во время Союзнической войны самнит Гай Папий Мутил был провозглашен одним из консулов государства Италия, но из-за многих неудач остался в стороне от похода самнитов и луканов на Рим, где их армию, объединившуюся с марианцами, разбил Сулла в миле от Коллинских ворот Города. Эта вспышка всеиталийской войны против римлян, оказалась, хотя и чрезвычайно кровавой, но слишком краткой, и грозила сделаться последней. Мутил заперся в Ноле. Сил сопротивляться у него не было, об этом все знали, потому Дециан пренебрежительно хмыкнул:
— Видать Сулла сейчас слишком занят, чтобы прихлопнуть эту полузадушенную мышь. Хотя для этого даже когти выпускать не нужно.
— О да, — усмехнулся Квадригарий, — Сулла очень занят. По правде сказать, даже я содрогнулся, а ведь думал, что меня уже ничем не проймешь. Я готов последовать за Луцием Корнелием хоть к Орку в пасть. И так каждый ветеран, кто помнит его с залитым кровью Орлом под Орхоменом. Но такой резни мы не ожидали...
— Кто-то возмутился? — спросил Дециан.
— Конечно, нет, — вместо Марка ответил Тиберий, — скорее наоборот. Вот пока в Городе сидели марианцы, я продолжал ловить себе фальшивомонетчиков. Когда одним из преторов был Марк Гратидиан, он особенно сему предприятию способствовал. Простой люд его боготворил. Он, как родственник Мария, естественно, оказался в самом первом проскрипционном списке. Его зарезал Сергий Катилина. Поочередно выколол глаза, отрезал уши, вырвал язык и отрубил руки. А знаете, в честь чего Катилина проявил столь завидное рвение и выдумку? Он ведь прежде не состоял с покойным ни в каких терках.
