Похмельное утро

Второй проморгался, чувствуя, как уходят запахи вчерашней пьянки. Сам он валялся на полу. Напротив, на узенькой кровати, которой Второй так вчера и не достиг, сидел кругленький седой дяденька. Расстегнув пуховую стеганку, дяденька этот проявил из бесчисленных карманов жилета бутылочку воды, которую и протягивал страдальцу.

Хмель слетел, как слетает с члена чужая жена, заслышав стук в дверь.

Второй видел уже этот синий облезлый жилет!

Внизу на три голоса заорали Первый, Третий и Четвертый. Первый рычал и скулил, Третий огрызался и тявкал, Четвертый ревел — но вовсе не победно, ревел от боли и отчаяния. В промежутках между воплями трещал, кажется, электрошокер. А еще время от времени раздавался стук — Второму прекрасно знакомый. Когда, например, Пятый злостного неплательщика долгов прикладывал головой о столешницу, стучало точно так же.

Стуку дядечка усмехнулся:

— Похмельное утро — время жестокой мести. Вы готовы меня слушать?

Второй кивнул, попытался сглотнуть. Горло продрало острой болью. Сколько же он вчера выпил? Ведь не ящик же! Схватив, наконец, протянутую бутылку воды, Второй свернул ей пробку одним движением и всосал воду быстрее, чем валится винда.

— Вы, кажется, в свойстве с госпожой Ивахара Дзюнко?

— Д-да… — Второй мог пока только хрипеть.

Пухлый дядечка театрально развел пухлые руки:

— Госпожа Ивахара соседка моего нанимателя. Если вас арестовать, выйдет, что через вас госпожа Ивахара причастна к смерти господина Мацуи. Косвенно. И тем не менее, в селении возникнет ненужное напряжение. Наш наниматель окажется в неловкой ситуации.

— Они же говорили, не будут убивать! Лишь припугнут!

Второй понял, что выболтал, прикинул, на сколько лет это тянет по действующему Уголовному Кодексу и буквально сполз на пол, потому что ноги внезапно затряслись.

— Ну-ну. Не надо так переживать.

Господин Жилетка вздохнул.

— Я вот, сколько ни переживал, мне ни разу не помогло. Еще воды?

Второй помотал головой. Вдохнуть у него получилось на третьей попытке. Но его ведь пока не вяжут, как тех, внизу. Значит?

— Все верно, — господин Жилетка кивнул. — Вы представитель более… Интеллектуальной профессии. Вы правильно поняли.

Второй сгреб с пола прямоугольничек брошенной визитки. Вчитался.

— А… Я знаю, это здесь неподалеку, на Киэй. Транспортная фирма.

— Я очень старый, — господин Жилетка подмигнул. — Но признавать этого не хочу. Гордый такой, да… Вот, я переоценил свои силы. А вы молодой и дерзкий хангурэ. Балкон открыт, с него уже прыгал ваш предводитель, и потому второго прыжка оттуда никто не ждет. Ну и там невысоко. Вы знаете.

Прыгал… Предводитель?

А! Пятый. Хитрая сволочь. Ночевал всегда в спальне напротив. Там выход на балкон, почему та спальня самая холодная, самая неуютная в маленьком снятом домике. Но глянь-ка ты: помогло! Получается, сбежал Пятый?

Пятый неожиданно обострившимся слухом поймал скрип тормозов точно перед входом в домик. Спал он одетым, как всегда, и потому, не тратя ни сил, ни времени на прояснение ситуации, выскочил на балкон. С балкона второго этажа перескочил жалкие пару метров на крышу сарайчика — точно! Под сарайчиком белый микроавтобус, тонированные стекла, из откатившейся дверцы как раз выпрыгивают круглые от бронежилетов чьи-то боевики… Нет надписи “полиция” на спинах!

Пятый окинул взглядом округу. На той стороне, за речкой, перед ковром одноэтажных домиков, стоял привычный по Филиппинам “тук-тук”: трехколесный мотороллер с закрытым кузовом. Вроде бы за рулем никого. Дальше, за “тук-туком”, на треноге здоровенная зрительная труба, окуляр блестит выпуклым шпионским глазом… Надо же, как серьезно за ними пришли, со снайпером!

Снайпер и напарник там, двое минимум…

Видать, господин кумите перестал терпеть их самодеятельность и решил начать со старого доброго ультранасилия…

Снайперы обычно в рукопашной не сильны, подумал Пятый, прыгая с крыши вагончика прямо на откос речки и молясь ками и каппам, чтобы там под снегом никто не забыл грабли или какую острую железку.

Или во дворы? Но квартал небольшой, перекрыть выходы несложно. По широкой улице Хакуриндай наверняка, патруль катается или фургончик стоит — ради таких вот ловких парней. Нет, все верно: за речкой будет хотя бы шанс!

Ками и каппы вняли: Пятый сберег колени и ноги. С низкого старта он рванул поперек неширокого откоса, исполинским броском тренированного тела перелетел замерзшую Обихиро так быстро, что лед под коваными носками берцев не успел треснуть.

Взбежал на противоположный берег. Странная труба на треноге за “тук-туком”, ни к чему не прикручена. Стульчик, термос… Где же сам снайпер?

А! Пятый упал на левый бок, неистово крутанулся блинчиком. Над ним свистнула бейсбольная бита, потом еще какая-то блестящая хрень; боги и будды, да это же настоящая катана!

Националистам, что ли, они где-то перешли дорогу?

Пятый выпрямился. Пинком в живот заставил согнуться рубаку; где напарник?

Напарник тиснется за руль. Уехать хочет. Вот это нет: уедет Пятый. Не зря же он год морозил задницу в самой неуютной комнате, под балконом. Пятый одним движением оказался за рулем “тук-тука”, плечом выбив лезущего на сиденье напарника, закутанного в пуховик до неразличимости пола и возраста.

Легонький “кто-то” улетел на обочину — видать, баба! — но, прежде, чем Пятый нашел кнопку стартера, сразу по всему лицу его плеснуло холодом, буквально жидким азотом. Лоб и виски заломило, как в ледяной воде, и только потом Пятый ощутил удар и понял: обрезком цепи поперек лица, по глазам. Сознание Пятого помутилось; он сполз на заснеженную обочину. Втроем приехали. Вот же продуманные твари! Знал бы…

— Знал бы, лучше бы взял у господина Отака ствол!

— Не стоило, — выдохнула Тошико. — Мог бы случайно влепить в дома на той стороне. Людям повредить.

— А так этот урод вытолкнул тебя из-за руля! Ты могла пораниться или удариться боком!

— Слышь, господин Бейсболист-Железнодорожник, меня на кэндо падать, вообще-то, учили тоже.

— Первая семейная ссора, — Оцунэ косилась на пару, опуская мотоциклетную цепь в разрез на боку длинной плиссированной юбки, той самой униформы сукэбан. — Как же мило вы смотритесь! Пожалуй, Фурукава-мелкая сказала истинную правду. Вам только надо ее признать.

Стажер и Тошико переглянулись, покраснели, отмахнулись одинаковыми жестами и сказали хором:

— Ну тебя вовсе, Мацуи-младшая!

После чего все трое нервно захихикали; спустя пару минут хихиканье переросло в настоящее ржание. Громкое, истеричное, из которого стажер богоподобным усилием вырвался лишь, когда с той стороны речки засвистел продавец апельсинов, а рядом с ним обеими руками замахал колобок в расстегнутом пуховике:

— Кончайте ржать! Сюда его везите!

Стажер заглянул в ящик мотороллера. Связанный “хангурэ” лежал вроде бы тихо, но стажер подергал шнуры, убедившись, что веревки не ослабли. Вязала, конечно, Оцунэ. Как настоящая тайчо уличной банды, она когда-то подошла к вопросу основательно и записалась на курсы шибари. Там ее научили разным узлам; больше, впрочем, для пущего эротизма, чем для оперативной работы — но главное-то в обоих случаях что? Чтобы мужик никуда не делся, а это благородное искусство вязания вполне обеспечивало.

Синдзи собрал телескоп в пластиковый кофр и поставил его направо к стенке кузова. Оцунэ, толкнувшись о спину стажера, заскочила прямо на лежащего; тот задергался от веса крепкой девушки. Госпожа Мацуи наклонилась к самому уху бандита и ласково проговорила:

— Кто-то из вас убивал моего брата. Может быть, и ты. Дай мне повод. Причин мне хватает и так. Повод! Я наложила петли тебе на горло и еще на разные места. Ты почувствуешь.

— Жарко воркуешь, — сказала Тошико. — Никак, понравился?

Оцунэ хмыкнула:

— Осмелела, южанка?

— Держитесь, воительницы, сейчас поедем, — Синдзи перекинул флажок стартера. Не успевший застыть мотор схватился быстро, затарахтел. Трехколесник медленно двинулся на разворот по скользкой дорожке. Минут пять объехать под эстакадой, да почти столько же по зимним улицам Обихиро. Господин Отака проводил их взглядом и снова уткнулся в телефон: есть время отослать сообщение.

Сообщение.

Отправитель: инспектор Фуджита Горо.

Получатель: Звук арфы.

Копия: Сегун.

Содержание: Как легко на душе, когда уже ничего не должен!

“Должен ли кабинет вмешаться в спор об островах Такэсима?”

“Совещание по урегулированию вопросов принадлежности островов Такэсима запланировано на второе февраля”.

Высокочтимый господин Танигути Шоичи отложил газеты. Второе февраля именно сегодня. Интересно, до чего они там дорегулируются? Положим, синкансэна им туда не продать, у китайцев свои поезда не хуже. Вьетнамцам просто не по деньгам. Филиппинцы, может, и хотели бы, но тоже все никак не соберут средства.

Сегун потер веки пальцами, подумал: холодные. С одной стороны, сезон “Большие холода”, дайкан. Самый конец, второе февраля, но все-таки холодно даже здесь, в Токио. С другой…

Мерзнет ли Аварийная там, в Северных Землях?

Высокочтимый господин Танигути подтянул телефон, открыл последнее сообщение. Инспектор Фуджита ничего не писал о холоде. Да и в целом, господин Фуджита Горо не разменивал канал связи на сводки погоды.

За плечом остановилась досточтимая госпожа Танигути, который раз перечитав кратенькое послание. На ее молчаливое “не возвращается?” муж беззлобно проворчал:

— Соскучилась?

— Конечно!

Высокочтимый господин Танигути медленно поднялся, тяжело развернулся, осторожно обнял супругу, стараясь дышать в сторону. Шепнул на ухо:

— Дети выросли. Потерпи. Я обещал ей: до Золотой Недели. Не хочу нарушать собственное слово.

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ

Краткие вести об искусстве вышивки тканей северных земель

Искусство поклона

Молния Ками-Сиратаки

Черный Демон

В НАЧАЛО ТЕКСТА

Уходящие во тьму

Четвертая песня