Судьба в наследство

— А с чего радоваться-то? — недовольно поинтересовалась я. — Есть много поводов для счастья?

— Нет, ну все равно, — пожала плечами та. — Мы еще не приехали, не выяснили, что на месте происходит, а ты уже за ранее себя похоронила.

— Ничего я себя не похоронила, — мне уже опротивел этот разговор, но срывать свое недовольство на сестрах я не стала. — Просто у меня предчувствия нехорошие.

— Вечно эти твои предчувствия, — теперь скривилась доселе молчавшая Юозапа. — У тебя на каждый чих предчувствия.

— Вот такая я особенная, — передразнила ее я, скривившись не менее. — Они меня во всяком разе еще ни разу не подводили.

— Можно подумать, что... — начала Юза, но тут, перебивая ее, к нам подошел хозяин трактира.

Он осторожно откашлялся и со всем уважением, чуть склонившись к нам, начал:

— Достопочтимые сестры, извините, что прерываю ваш разговор, но вас разыскивает какая-то селянка. Я уж и так ее пытался отвадить и эдак, говорил, что не стоит мешаться сестрам, но нет с ней никакого слада. Вы уж выслушайте ее, а то мало ли, вдруг у нее чего на самом деле важное.

— Зови, — махнула рукой Гертруда.

Я же тяжело выдохнула, мое паскудное чувство взвыло с новой силой. Ой, сейчас вляпаемся мы с этой селянкой!

Хозяин тем временем вел к нам некрупную женщину в очень великом ей стеганом мужском таперте, с головой замотанной по самые глаза в зимний платок, в войлочных башмаках усколлинен. Она, из-за неудобной обуви переваливаясь как утка, подошла к столу и, отогнув край платка, до жути знакомым голосом заявила:

— А вот и я. Вы чего меня бросили? Едва вас догнала.

Перед нами во всей красе стояла Агнесс. По лицу было видно, что она сильно обижена нашим тайным отъездом, но пытается это скрыть.

— Твою мать, ну ты и дура! — ошарашено протянула я, находясь в полной растерянности.

Девочки вообще не нашлись что сказать.

— — — — — — — —

1 Горжет — головной убор, закрывающий плечи, оставляет открытым только лицо, одевается под покров.

2 Покров — головной убор в виде платка длиной по колено.

3 Конфискация — [латин. confiscatio] — отобрание денег или имущества у кого-нибудь по постановлению государственной или церковной власти.

4 Манто — накидка, плащ без рукавов, на котором священники с левой стороны носят крест. У сестер манто застегивалось у горла.

5 Заготовка остывает. Испортишь!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Глава 5.

От моих слов девочка растерянно захлопала глазами, явно не понимая, почему мы так ошеломлены. Вот святая простота!

Кое-как справившись с потрясением, я ухватила Агнесс за руку и потащила в комнату, что мы сняли на третьем этаже этого же трактира. Девочки, подталкивая ее в спину, поспешили следом. Запихнув девушку первой в помещение, я пропустила сестер и напоследок, окинув коридор цепким взглядом, захлопнула дверь.

— Ты что здесь делаешь?! — напустилась я на нее, едва стараясь не срываться на крик. — Ополоумела сюда соваться?! Здесь церковник на церковнике сидит и церковником погоняет!

— Есфирь я...

Но я перебила ее:

— Как ты здесь оказалась?! Тебя же ищут!

Девочка насупилась, и было видно, что она сейчас заплачет. Она не понимала, почему я так ополчилась.

— Фиря, да не ори ты на нее! — осадила меня Герта, и обратилась к Агнесс: — Ты зачем сюда приехала? Тебя же специально везли к сподвижникам и там оставили.

Наконец та не выдержала и, рухнув на кровать, разрыдалась в голос. Она плакала и, сбиваясь, пыталась рассказать нам, что она очень обиделась, узнав про наш тайный отъезд. Сквозь ее рев мы разобрали, как она торопилась вслед за нами, боясь не успеть.

— Вы... Вы уехали, бросили меня... Почему-у-у? В чем я виновата? Зачем вы... Та-а-ак?!

Юозпа сунула ей в руки кусок чистой тряпицы, потому что девочка вытирала слезы грязным рукавом таперта, оставив разводы на лице.

— Утрись, успокойся, а потом послушай меня, — сурово начала она. Агнесс всхлипнула еще раз, высморкалась и вопросительно подняла на сестру зареванные глаза. — Тебя никто не бросил, тебя специально там оставили для твоей же безопасности.

— Зачем? — прерывисто вздохнула девочка, пытаясь унять все еще набегающие слезы. — Вы же сказали что все хорошо. Я думала, что весной мы вместе поедим обратно к тете, что все закончилось, и я смогу потом вернуться домой к папе...

— Господи Агнесс! — едва не взвыла я. — Какая же ты наивная! — и подскочив к ней, крепко прижала ее к себе. У меня язык не поворачивался сказать, что ее родителей больше нет; об этом мне сообщил настоятель Лемихарий в нашем последнем разговоре, когда я попросила передать весной вести настоятельнице. Как я могла сообщить ей такое?! — Понимаешь, девочка моя, — начала я, пока она, крепко обняла меня за талию и уткнулась лицом в живот. — Мы не хотели тебе многого говорить, не желали, чтоб ты знала... — и, собравшись с силами, на одном дыхании выпалила: — Твоего отца больше нет, и мамы тоже, — Агнесс вздрогнула и еще сильнее вцепилась в меня. — Тебя ищут. И все очень серьезно. Мы не хотели этого говорить, но у твоей тети большие неприятности. Ты должна была обязательно остаться в монастыре. Понимаешь?

— А вы? — глухо донеслось снизу. — Вы не остались...

— Мы не можем, — я принялась гладить ее по голове, стянув с нее ужасный платок. — У нас приказ и мы должны ехать. Твоя тетя приказала нам кое-что сделать.

— Тогда я с вами, — упрямо прозвучало в ответ.

Отцепив ее от себя, я заглянула ей в лицо.

— Ты что не понимаешь?! Тебя ищут, — я пыталась не сорваться. — Это очень опасно.

— Меня и тогда искали, — угрюмо бросила она, — но не нашли, и сейчас не найдут.

— Тебя ищут уже как боевую сестру, — попыталась объяснить я упрямице. Говорить совсем всю правду я не хотела; вдруг ей потом остаток жизни придется жить с осознанием вины. — Уже известно за кого ты себя выдаешь.

— Тогда давайте вернемся вместе, — предложила она. Меня иногда поражала ее детская упертость, но сейчас она переходила все мыслимые приделы. — Я скажу тете, и она все поймет.

— Нет, — отрезала я твердо. — У нас приказ. Мы едем в Лориль, предварительно возвращая тебя к сподвижникам.

— Я не поеду обратно, а отправляюсь с вами, — девочка поджала губы. — Ваши доводы на меня не действуют.

— Да нас на войну послали помирать, лишь бы никто не знал где ты! — рявкнула Гертруда, не выдержав ослиного упрямства Агнесс. — Серафима на многое пошла, чтобы ее драгоценная племянница была жива и здорова! А ты, заявляясь сюда, подставляешь все под угрозу!

— Тетя не могла такого сделать! — девочка побледнела от слов сестры. — Я не верю...

— А придется! — яда в словах Юозапы хватило бы на десяток кобр. — Ты разве не понимаешь, что Герта тебе сказала? Нас отправили только за тем, чтоб мы никогда не вернулись обратно. Это тебе понятно?!

Агнесс, спала с лица, став белее мела, и переводила взгляд с одной на другую, словно бы искала опровержения словам сестер, но не находила.

— Юза, — одернула ее я. — Зачем ты наговариваешь?! Мы точно не знаем, зачем нас направила туда настоятельница.

— А кто только за столом с похоронной рожей сидел?! Неужели я? Я вам с самого начала твердила, что девочка должна знать правду. А вы? Все тряслись над ней как над тепличным цветком. И что в итоге?! Теперь нам ее обратно везти, каким-то чудом протаскивая мимо стражников.

Сестра выговаривала нам с Гертой за малодушие, а Агнесс сидела ни жива, ни мертва.

— Ладно, все, покричали и будет, — попыталась остановить я наш бессмысленный ор. — Сейчас нам надо быстренько решить каким образом мы Агнесс мимо братьев на воротах обратно вывезем, — и, обратившись к девочке, уточнила: — Ты как в город-то попала? И вообще как нас умудрилась найти?!

На что она пожала плечами и потерянно стала рассказывать:

— Очень просто. В тот же день, когда я вернулась от Уты в обитель, узнала, что вы уехали. Я сильно расстроилась и побежала к отцу Лемихарию, чтобы он помог мне. С начала он не хотел меня никуда отпускать, говорил что пообещал вам... Но в конце концов я его уговорила. Мне дали все, что нужно для дороги, и даже братьев в сопровождение. Те почти до деревни проводили, а уже в самой деревне я напросилась в попутчики к одному крестьянину. Привязала своего жеребца к телеге и сидя вместе с ним на сене в город и въехала. Никто меня не проверял.

От этих слов я до хруста сжала пальцы и прошипела в полголоса:

— Вот паскуда! Ведь обещал святоша! Нет же, выпроводил девчонку за нами следом. За себя побоялся!..

— А что ты хотела?! — резонно заметила Герта. — Естественно, для настоятеля своя шкура дороже. Но ты тоже хороша! — она перевела взгляд на Агнесс. — Под самым носом проскочила! Хозяина запомнила? — Девочка кивнула. — Нужно спешно найти его и чтобы он, если будет уезжать до закрытия врат, тебя обратно вывез.

Будем надеяться, что никто из братьев не догадывался, что в одежде с чужого плеча, в замурзанном платке на телеге везущей фураж может ехать герцогская дочь.

— Я не... — попыталась сказать Агнесс. Но Юза, перебивая ее, прикрикнула:

— Молчи несчастная! От тебя и так одни проблемы! Сказано поедешь обратно — значит поедешь! Одевай обратно свой платок и пошли искать этого крестьянина.

С этими словами Юозапа с самым решительным видом достала свой зимний жакет1, и стала натягивать его прямо поверх поддоспешника. Из-за сильных холодов царивших на севере Лукерма мы вынуждены были помимо привычной для нас одежды надевать дополнительные вещи.

— Юза, — начала было я, но сестра глядя на меня весьма недовольно выдала.

— Все! Мне это надоело! Вы сейчас еще три часа воду в ступе толочь будете. Хватит! Я устала слушать ваши вопли. Сейчас отведу ее обратно к тому хозяину, а вы в это время собирайтесь. Потом встречаемся у ворот, — и, обратившись к Агнесс, уточнила: — Как ты там говоришь, называлась эта деревня?

— Айри, — сдавлено ответила девочка.

— Так вот встречаемся у ворот, а потом догоняем в деревне эту курицу и везем обратно к сподвижникам.

— А... — едва ли не шепотом попыталась что-то произнести Агнесс, но сестра ее одернула.

— Все, я сказала! Бегом!

Юозапа справившись с застежками на жакете, накинула поверх плащ и, вздернув девочку на ноги, потащила к выходу.

У-у-у! Как сестру-то понесло! Давненько она не проявляла свою хватку. Юза могла долго терпеть, зудеть и даже говорить гадости, но однажды, когда дело начинало принимать серьезный оборот, подскакивала и, не рассуждая, решала все за всех. Глядя на ее напористые действия, я до сих пор не понимала, как ее еще не сделали старшей сестрой и не дали свою боевую четверку. Такой командир зазря пропадает!..

Когда девочка с Юозапой вылетели за дверь я, обернувшись к старшей сестре, сказала:

— Ну что? Собираемся. Накрылся наш вольный день медным тазом.

Герта лишь зло рубанула рукой воздух и, бросив: 'Действительно, надо было сказать все, как есть, а не тихушничать', — принялась торопливо укладывать сумки.

Собираться нам было недолго, вновь распихали по сумкам то немногое, что успели достать с обеда, и уже стали натягивать зимние жакеты, как к нам постучали.

— Да? — поинтересовалась я, осматривая пуговицу — не оторвалась ли? А то когда я последний раз надевала жакет, она болталась на ниточках.

Дверь отворилась, и в комнату зашло пятеро одоспешеных братьев из ордена Пустынных Земель, и еще парочка маячила в коридоре.

— Сестры ордена Святой Великомученицы Софии Костелийской, — утвердительно произнес один из братьев — их командир. — К вам есть пара вопросов у Ищущего инквизитора города. Прошу проследовать с нами в магистратуру, — и демонстративно положил руку на рукоять фальшиона.

Я растерялась и не знала, что сказать или сделать, но тут к командиру торопливо подошел один из братьев, находившихся в коридоре и, склонившись, что-то прошептал ему на ухо.

— С вами была еще одна сестра. Где она? — тут же спросил возглавлявший пустынников брат.

— Фураж закупать пошла, — наконец-то сориентировалась я. — Я как командир боевой четверки прошу ответить мне — в чем собственно дело.

— Вам в магистрате2 ответят, — оборвал меня брат и поторопил: — На выход. Поживее.

— Тогда позвольте нам одеться, как полагается, — тут же нашлась Гертруда. — Мы же не можем в таком виде. Нам по уставу не положено.

Командир кинул подозрительный взгляд на сестру и разрешил:

— Одевайтесь, — однако не сдвинулся с места.

— Но не при вас же! — деланно возмутилась я. Нам просто жизненно необходимо было остаться хоть пару минут одним. — Неужели вы откажите сестрам по Вере в уважении, а так же соблюдении уставных правил?

Брат поиграл желваками в недолгом раздумье и согласился:

— Хорошо, но быстро.

Едва за пустынниками закрылась дверь, я метнулась к окну; будь благословенна теснота города, из-за которой под окнами более высоких зданий, начинались крыши более низких.

— Давай, живо! — прошипела я Герте, распахивая створки окна.

— Куда?! Сумки! — так же шепотом возмутилась она, но подтащила наши баулы к окну. — С ними не побегаешь!

— Я увожу, ты прячешься, — пояснила я только что пришедшую на ум идею. — Ждешь Юзу и тихо уходишь. Я же громко потяну всех за собой.

— Может я? — предложила сестра, уже скидывая первую сумку на крышу пристройки.

Мотнув головой, я бросила:

— Я легче и Пятый быстрее, — и дернув рукой горловину, сорвала с шеи шнурок с проездной биркой. — Пластину держи, поедите тихо и нормально!

— Ага... — сестра сунула ее в поясной кошель и, глянув на меня, спросила: — Кольчужку накинешь?

— Долго!

— Тогда жакет сверху и щит на спину, — предложила она. — И щит мой возьми, он прочнее.

Натянув на голову подшлемник, я только кивнула и принялась застегивать через пуговицу толстый жакет, а после, подхватив с пола ее щит, закинула за спину вверх тормашками, чтобы не рассадить острым концом спину жеребцу и застегнула ремень через грудь. Пока я возилась с приготовлениями, Гертруда успела поскидывать вниз переметные сумки и стала вылезать сама.

— Живее! — поторопила я ее, натягивая перчатки и цепляя на пояс отложенный в сторону фальшион. Едва сестра спрыгнула вниз, полезла следом.

Соломенная крыша прогибалась под нашим весом и при неудачном шаге грозила обрушиться, но было не до того.

— Прячься, где хочешь, только не внизу! — бросила я и перепрыгнула на навес, прикрывающий поленницу, во внутреннем дворе трактира.

— Встречаемся где, — услышала я сдавленный вскрик напоследок.

— В Айри, — ответила я, и чуть осмотрелась.

С высоты поленицы через забор мне было видно, что двое братьев с гвизармами3 стояли на улице у входа в трактир. 'Твою мать! Как плохо! Хоть бы Пятого не попортили', — мелькнуло у меня в голове и я спрыгнула вниз. Судя по звукам, сестра все еще оставалась на верху, но усилено пыталась попасть куда-то прямо через соломенную крышу. Бог ей в помощь!