— Я говорю о том, что политика как таковая — это уже плохо. Когда правитель, защитник и кормилец, становится политиком, он перестает быть защитником и становится кормлением. Такие люди играют в политику как в шахматы с государствами вместо фигур. И думают прежде всего о самих себе. Но, как известно, развращение властью не доводит до добра. Вспомните Явление. Поэтому я предпочту быть скромным педагогом.

— Но ведь политика — неизбежная часть существования государства, — Фудзиеси потерла переносицу. — Если не вести политическую жизнь, всякая страна...

— А кто придумал политическую жизнь? Людишки, которым хотелось нарастить живот как у меня за счет остальных. И вот уже два племени вместо разграничения территорий и обмена женщинами идут друг на друга войной за власть над прериями. Вот кому это надо? Мало им половины мира, который они за всю жизнь не обойдут? Или же на гребне недовольства войной в одном племени вождю пробивают голову камнем и ставят на его место другого. Или же приближенные покойного добровольно сдаются соседям, надеясь выгадать сколько-то мамонтовых шкур себе лично. Все эти фокусы стары, как кости кроманьонцев.

— Но ведь разграничение территорий и обмен... Э, обмен женщинами — это тоже политика! — воскликнул Куниобу, решивший, что поймал собеседника на противоречии. — Как же тогда?

— Не путайте самурая с ниндзя, — Сэм прищурился так, что напоминал Клинта Иствуда в старинных вестернах. — Подобные вещи — это уже цивилизованность и культура, но еще не политика. Политика начинается с войн и обмана, а заканчивается смертями. В этом разница. Политиканами становятся те, кому не нравится текущая цивилизованность.

— Что-то я вас не понимаю, Ватанабэ, — развел руками Куниобу. — Вы говорите, как малолетний анархист.

— Помилуй Боже, — замотал головой Сэм. — Никакого анархизма. Я просто говорю, что не люблю усложняющих то, что и так неплохо работает, политиков. Вместо них я люблю женщин.

Учительницы захихикали. Раздосадованный неудачей в проявлении умственного превосходства физрук насупился:

— Как по мне, так всякий, кто живет за счет политиков, считает своим долгом...

— Знаете, а я согласен с господином Ватанабэ.

Все четверо обернулись. Перед ними предстал Сато, облаченный в свой коричневый пиджак, бывший настолько объемистым, что учитель напоминал ребенка в папиной одежде. Наверное, из-за этой детскости он предпочитал каждое утро вешать пиджак на стул в учительской и вел занятия в рубашке и старомодном жилете без рукавов. Очков Акио не носил, и всякий мог разглядеть его ровное, словно высеченное кропотливым скульптором, лицо. На высокий лоб интеллектуала падала короткая челка, венчавшая аккуратно уложенную шевелюру. Молодой учитель улыбался.

— Простите, что врываюсь в разговор, но я невольно его услышал. Так вот, я, кажется, понял, о чем говорил господин Ватанабэ. Излишняя политизированность и государственные игрища и впрямь вещи не слишком хорошие.

— А, господин Сато, — воскликнул физрук. — Хотите присоединиться к беседе?

— Нет, я уже ухожу, но спасибо за предложение, — снова улыбнулся Акио.— Только вот мне надо домой.

Молодой человек снов улыбнулся и зашагал к выходу.

— Кстати! — хором воскликнули обе женщины, синхронно глянув на часы.

— О Боже, мне пора в галерею! — с извинениями откланялась Кавахара.

— А мне надо зайти в парикмахерскую, так что я побежала! Чао! — проследовала за ней Фудзиеси.

Нечто неестественное было в столь поспешном уходе учительниц, вздрогнувших при осознании того, что наступил вечер, и солнце закатывалось за край горизонта. Эта деталь не ускользнула от внимания Сэма, оставшегося наедине с физруком, тоже судорожно посмотревшим на часы и засуетившимся.

— Что это народ так резко разбежался? — спросил Ватанабэ у спины Куниобу, согнувшегося над своим столом.

— Вам бы тоже лучше поспешить, Ватанабэ! — ответил физрук, собирая какие-то бумажки с распечатанными нормативами. — В такой час здесь оставаться не рекомендуется.

— Это почему? — вновь прищурился Сэм. — Вон даже детишки еще в секциях занимаются.

— Детишки через полчаса разбегутся как миленькие, — сглотнул Куниобу. — Вы разве не в курсе? Наша школа иногда пустеет раньше других.

— Интересно, однако... — прищуру Сэма могли позавидовать все когда-либо щурившиеся герои киноэкрана вместе взятые. — А не расскажете ли вы мне, уважаемый коллега, почему так обстоят дела? Я ведь и впрямь не в курсе.

— Нет, не расскажу! И простите, мне тоже пора! — с этими словами Куниобу покинул помещение учительской.

— Спасибо, спасибо, Отоко-кун! — радостно пищала предводительница школьной артистической богемы, разглядывая окончательно изготовленные, подлатанные и установленные как надо декорации. Странновато было бы вообразить себе сколько-нибудь серьезную работу с обстановкой в таком примитивном виде творчества, как школьная постановка, если бы речь не шла о деспотическом театральном сообществе этой школы. Президент клуба была просто одержима своей внеклассной деятельностью. Настолько одержима, что не только сама закручивалась в штопор, трудясь над каждым спектаклем, но и остальных энтузиастов вязала в узлы. И такой деспотизм давал результаты, хотя и не способствовал сохранению того самого энтузиазма в выжимаемых насухо школьниках.

— Да, пожалуйста... — пожал плечами Учики, внутренне радуясь, что наконец-то закончил с этой ерундой. — Я пойду тогда...

— Ага, иди, — ответила предводительница. — Приходи на выступление!

— Обязательно.

С немалым облегчением он покинул каморку-гримерку-склад, отведенную драматистам. Плотно прикрыв за собой дверь, развернулся. И едва удержался от того, чтобы дико завопить. Учики практически уткнулся носом в Ватанабэ, радостно ухмылявшегося и тянущего к школьнику свои бревнеобразные ручищи. Проворно поднырнув под конечности нового учителя, юноша вздумал броситься наутек, но и Сэм был не так прост. Молниеносно ухватив Отоко за воротник, как в прошлый раз, он затормозил прыткого юнца.

— Куды?!

— Пустите!

— Ага, разумеется, а еще я куплю тебе мороженного и покатаю на колесе обозрения.

— Уйдите, а то орать буду! — Учики в тщетной попытке убежать дернулся так, что его форма затрещала по швам в руках учителя. Пытаясь вывернуться, молодой человек принялся отплясывать вокруг Ватанабэ подобие танца, смешавшего в себе краковяк, гопак и ритуальные пляски австралийских аборигенов. Учитель, в свою очередь, крепко держал его за шкирку и двигался следом, не позволяя жертве ускользнуть. — Чего вам надо?!

— Мне?! — непритворно обиделся Ватанабэ. — И это ты говоришь?! Мне что-то надо?! — он хорошенько тряхнул Учики за ворот, а затем, чувствуя скорую кончину школьной куртки в своих руках, отпустил вышеозначенный предмет одежды. Не ожидавший освобождения в этот момент, Отоко помедлил всего долю секунды. Этого хватило, чтобы Сэм успел ухватить школьника за ухо.

— А-а-ай! Что вы делаете?! — возопил Учики. Вопль его, однако, разбился о стены коридора и остался не услышанным, так как артистическая богема сейчас уже репетировала в готовых декорациях в спортзале, к которому примыкала каморка.

— Значит, так! Слушай сюда! — потянув юношу за плененный орган слуха, Ватанабэ заставил Учики посмотреть на себя, а не вертеться в разные стороны. — У тебя следы на теле появились?

— Что?! — Учики опешил. — Откуда...

— Оттуда же, откуда и моя должность учителя! — рявкнул Сэм. — Так что давай пропустим прелюдии со всеми этими "Да вы кто и откуда", и ты ответишь мне на вопросы. А потом я тебе. Итак, я спросил, появились ли после того случая у тебя следы на теле. Ну так?

— Д... Да.

— Фух! — радостно выдохнул Сэм. — Это радует. Ты кому-нибудь рассказывал про то, что случилось?

— Нет.

— Уверен?

— Да...

— Точно уверен?!

— Да!

— Хорошо. Пойдешь со мной.

— Куда?!

— Да не боись ты! Теперь я буду отвечать на твои вопросы. Но не в коридоре же...

Где-то в глубине сознания Учики вертелась юркой мышкой испуганная мысль: не дурак ли он, раз позволил толстяку Ватанабэ увести себя непонятно куда? Однако все его опасения по поводу загадочного учителя были загнаны в угол напором Сэма и собственным любопытством юноши. Только в тот момент, когда Ватанабэ сказал, что ответит на вопросы Отоко, не сомневаясь, что они есть, парень понял, как сильно снедает его желание узнать, что же случилось той ночью. Что же случилось с ним. И даже вся бесцеремонность нового знакомца не могла оттолкнуть Учики от желания понять.

Снаружи солидный круглобокий диск солнца уже наполовину погрузился куда-то за горизонт, и токийские улицы окончательно приобрели оранжевую подсветку, медленно уступающую место длинным чернеющим теням. Выйдя за пределы школы, Сэм шумно потянул носом воздух, утягивая Учики к автомобильной стоянке.

— Красиво, правда?

— Что? — не понял Учики.

— Вечернее небо, — Сэм поднял глаза и мотнул головой вверх. — В Токио небо красивое.

— Не знаю... — удивленный парнишка пожал плечами. — Никогда не обращал вни...

— Врешь, — прищурил левый глаз Сэм, перебивая юнца.

— Отку... — тот запнулся. — С чего вы взяли?

— Когда ты вышел на улицу, ты первым делом глянул наверх. Не по сторонам, не обернулся, а именно глянул наверх. По привычке.

— Хм... — Учики задумался. Ватанабэ был, в общем-то, прав. Он действительно привычно глянул в небо при выходе из-под крыши. — Но при чем?..

— Да это я так, обстановку разрядить, — снова ухмыльнулся Сэм. — Чтобы не нервничал ты, подопечный мой. Подыши вечерним воздухом, посмотри на закат, приведи пульс в норму. Разговор будет долгий и увлекательный.

— Разговор? О чем? Вы кто такой вообще, а? — задал юноша вопрос, мучивший его весь день.

Ватанабэ добрался до светло-серого легкового автомобиля смутно знакомой Отоко марки. Бибикнув сигнализацией, он открыл водительскую дверь и, сев за руль, приглашающе распахнул соседнюю дверцу. Помедлив, Учики сел на место пассажира. Сэм сноровисто затянул у юноши на груди ремень безопасности.

— Меня зовут Сэм, если ты еще не понял. И я наблюдал за тобой неделю прежде, чем пристроиться учителем в твою школу.

— Вы... наблюдали за мной?! — Учики чуть не подпрыгнул. Хорошо, что чуть — о крышу биться было бы больно.

— Ну а как ты думал? Да, я наблюдал за тобой, твоей матерью и отцом. Я знаю о тебе все. Уж, по крайней мере, намного больше, чем ты сам.

— О чем вы?

— Да все о том же, дуралей, — Сэм завел мотор и тронулся с места, выезжая на дорогу. — О том, почему и отчего с тобой случилось то, что случилось. Ты ведь не будешь отрицать, что это ты пятнадцатого числа шарахнул напавшего на женщину... э, человека?

— Нет, не буду. Вы же знаете, что это был я, — мрачно ответил юноша. — Но если вы думаете, что я хоть что-то понимаю, вы ошибаетесь.

— Именно это я и имел в виду, когда говорил, что знаю о тебе больше, чем ты сам, — вырулив на проезжую часть, Ватанабэ принялся неторопливо вести машину, кося взглядом на пассажира. — Откровение первое: тот тип не был, в нормальном понимании, человеком. Откровение второе: с тобой почти та же история.

— Что?! — распахнул глаза Учики.

Он сам удивился тому, как сильно и агрессивно звучал его голос. Похоже, вечная скромность и тихость Отоко медленно растворялась под воздействием новых, непонятных сил, ворвавшихся в его жизнь. И еще парнишку начал доставать этот толстый кривляка с его вечной ухмылкой и стремлением нести чепуху вместо разговора.

— То самое, нетерпеливый ты наш, — осклабился Сэм. — Но нужно углубиться в дебри, знаешь ли. Скажи, ты христианин?

— Ну... — вопрос был неожиданным. — Да.

— А когда ты им стал? Наверняка крещен во младенчестве?

— Да...

— Родители стали христианами? После Явления?

— Да, а... что?

— Да то самое, — Сэм вынул руки из карманов и ткнул в молодого человека указательным пальцем, словно в чем-то изобличая. — Ты не задумывался о том, почему за последние двенадцать лет девяносто три процента населения нашего грязного синенького шарика вдруг стали приверженцами новой христианской церкви? Почему вдруг хиреющая мировая религия сменила лицо и вывеску, а потом начала такую мощную экспансию, что к настоящему моменту мы имеем почти что стопроцентный монотеизм? Конечно, не задумывался. Ведь ответ, как ты знаешь, написан в каждом учебнике истории.

— Явление.

— Совершенно верно... Только не говори мне, что тоже испытываешь священный трепет при слове "Явление"! — издевательски взмахнул на весь салон руками Сэм, глянув на серьезную мину, украсившую лицо Учики. — Чуфырь-чуфырь! Большой и страшный мессия идет отобрать у нас ядерное оружие и заставить старые атомные реакторы медленно умирать, пока мы судорожно ищем новые источники энергии, скребя по донышкам нефтехранилищ! Давайте все дружно сожжем синагоги и пойдем покупать крестики!

— Но ведь... — запнулся Учики. — Ведь это правда. Пришел Спаситель и остановил ядерные ракеты, уже летевшие к целям! И потом он...

— Да знаю я, знаю, — отмахнулся Сэм, вновь расслабленно положив руки на руль. — Воскрешение мертвых, хождение по воде и прочие штуки. Я, знаешь ли, тогда был в твоем возрасте и все это видел по телевизору. Более того, я подобные чудеса едва ли не руками трогал. А некоторые и на самом деле трогал.

— Почему же вы тогда ерничаете? И вообще, при чем здесь Явление?

— Да при том, сынок, что ты у нас самый что ни на есть продукт Божьей воли, — внезапно Сэм стал очень серьезным. Усмешка пропала с лица, и карие глаза остановили строгий взгляд на лице юноши. — Ты, парниша, местечковый мессия.

— Ч-что? — Учики показалось, что он ослышался — настолько диким и непонятным было услышанное. — Что вы сказали?

— Ну не надо только глаза круглить, — повернулся обратно к лобовому стеклу Сэм. — Ты, шкет, бюджетная версия того самого парня, что вышел однажды на улицу в республике Бангладеш и мановением руки заставил ядерные ракеты на орбите упасть наземь безобидными железками. Только ничего божественного в этом нет.

Ватанабэ вырулил на соседнюю улицу.

— В тот день мир засвидетельствовал применение не божьей силы, а вполне реальной, не мифической технологии, которую определенные личности хранили давно. Очень давно. Ты будешь шокирован, но воспеваемый в мире мессия — не более чем накачанный кое-чем интересным подопытный. Понимаешь ли, парень, на свете существует особый вид людей, чьи биологические показатели, определенные наследственностью, позволяют применять так называемую нео-терапию. Это подразумевает накачивание таких вот, как ты, наномашинами. Ага, ими, крохотными разумными механизмами, существование которых отвергается со времен Явления. Технология наномашин известна около двух с половиной тысяч лет. Весело, правда? Не спрашивай, что и как, все равно не расскажу. Для большинства ее не существовало до последних годов двадцатого века, когда начались первые шажки в области нанотехнологий. Однако лица заинтересованные да-а-авно имели все эти инструменты при себе. И мастерили всякое, позволяющее разное. Вспомни того парня, с которым мы дрались той ночью. Или вот на меня глянь. Если успел заметить, я тоже не очень тяну на простого человека. Иначе бы меня этот Фрэнки оскопил при встрече. Однако не всякий может успешно пройти вызываемые нео-терапией мутации. Люди с подходящим генокодом, свойствами организма, нормальной психикой — такие встречаются крайне редко. Все они — латентные мессии вроде того самого, что так весело вверг мир в кризис. Избранные, так сказать. Но избранность их определяется не свыше, а предначертана биологизмом крови. И таких вот сырых сверхчеловеков заинтересованные группы лиц отыскивают и подвергают процедурам с наномашинами. Охота на вас, курепчиков, ведется без устали. Уж мне ли не знать...