Эра жаворонка

Он бодро преодолел одну горку и почти осилил второй холм на плато, когда перед глазами его возникло то, ради чего он сорвался в страну солнца, истории, любви и вина. Стадо овец.

— Эгей! — прокричал Вук и помахал рукой. Мальчишка-пастушок, лет двенадцати-тринадцати, не более, радостно помахал ему в ответ. Прибавив ходу, срывая по пути пахучие травинки и растирая их ладонях, Вук понёсся навстречу пацанёнку.

Мальчик, важно засунув руки в глубокие карманы, с любопытством наблюдал за вуковым марш-броском. Вместе с ним также уставились на гостя, прекратив жевать, три десятка овец.

— Привет, — сказал парнишка, едва Вук поравнялся с ним.

— Привет. — Вук вытер ладонью пот. Несколько крохотных лиловых цветочков прилипли от этого жеста к переносице, уподобляя Вука индийской женщине. Мальчик прыснул со смеху. Стряхнув цветы, Янко запустил нейроподстройку к чужому языку и поинтересовался, — Можешь мне помочь?

Итальянский у Вука был не на высоте, но пастушок, кажется, вполне понимал его.

— Пять евро, — хитро прищурившись, сообщил мальчик.

— Идёт. — Вук протянул пастушку мелочь, и тот важно произнёс:

— Я вас слушаю.

— Три года назад здесь была авария...

— Здесь всё время аварии.

— Но меня интересует та, что была три года назад. В ней погиб известный космонавт.

— А! Горовиц! С Тенеры! — обрадовался парнишка. — Знаю.

Вука слегка покоробила его неприкрытая радость, но возмущаться он не стал, рассудив, что забав в глухой деревушке у местных жителей не так уж и много, и что даже чья-то смерть может в такой ситуации быть интересным событием.

— Ты видел, как это было?

— Ну, видел. Только не всё. Мой брат пас стадо, а я так, рядом гулял, я ещё мелкий был.

— А брат видел?

— Не. Он продрых и всё пропустил.

— Ну, и работнички, — рассмеялся Янко. — А ты сам-то что видел?

— Десять евро, — покрутив загорелым носом, сказал пацан.

— Жадина.

— У вас много. Я вас узнал. Вы тоже космонавт. Вас по тридику показывали.

— Всё равно жадина.

Мелочи у Вука больше не осталось, поэтому он протянул собеседнику двадцатку.

— Я не видел, как они приехали. И как машина полетела. А остальное видел.

— Они?! Кто они? Горовиц был не один?

— С девушкой. С белыми волосами. Высокая. Вся размалёванная и в плаще таком, как у артисток. Она приезжая, у нас таких высоких, белых и размалёванных не водится.

— А у артисток какие плащи?

— Ну, такие... — Парнишка помахал рукой, изображая цыганку, взмётывающую подол многоярусной юбки.

— Вот как!

— Ага. Они остановились на повороте, дурачки.

— Почему дурачки?

Мальчишка снисходительно смерил Вука глазами.

— Опасно же. Влетит им кто-то в жопу, и конец. Я ещё подумал — это не местные. И машина красивая, и встали, где нельзя.

— А потом?

— Потом они вышли, стали любоваться на горы, а я отвернулся. Тут много парочек катается, что мне — на всех таращиться? Делать мне нечего? У нас Капо намылился удрать.

— Капо?

— Наш баран. Полный придурок. Вон он. — Пастушок кивнул на мрачное животное с недобрым тупым взглядом, пристально изучающего пришельца. — Я его пригнал обратно, смотрю, а машины уже нет. А девушка бежит вверх по дороге. Долго бежала. Туфли сняла и босиком. Я подумал, что парень в машине её выставил, а сам слинял. Ну, я лёг, полежал, в мультилинк поиграл. А потом встал, гляжу, а ограждение сломано. Я сразу не заметил.

— А потом?

— Потом грузовик какой-то остановился, шофёр посмотрел и полицию вызвал. А потом еще куча машин остановилась. А потом нам домой уже надо было. Я брата разбудил, мы по очереди сгоняли вниз, позырили, ну и домой пошли.

— Вас кто-нибудь расспрашивал? Полиция знает об этом?

— Не-а. Полиция на пацанов никогда не смотрит.

— А родителям рассказывал?

— Ага.

— А они что?

— Ничего. Мамка поохала, и всё.

— Ну, спасибо. Ты мне очень помог. Мы с Горвицем дружили. Крепко дружили.

Мальчик вдруг покраснел, уткнулся взором в землю. Затем вытащил монету и банкноту:

— Нате. Я пошутил. Не надо мне денег.

Вук спокойно принял их обратно и погладил пастушка по курчавой головёнке.

— Я тут разберусь кое с какими делами, — пообещал Вук, — и возьму тебя на экскурсию на космодром. Который не для туристов.

— А можно? — Глаза мальчика загорелись.

— Можно. Мне — можно. Хочешь стать космонавтом?

— Нет, не хочу. Мне надо мамке помогать. Дом ей поднять надо, а то совсем старый. И овец стричь некому.

— А брат?

— Брат уехал. Я один тут мужчина.

Янко с чувством пожал юному мужчине руку и пошёл вниз, к скучающему на смотровом пятачке таксисту.

Рассказ мальчика озадачил его. Выходило так, что Джеки вовсе не летел с невообразимой скоростью и что направление в пропасть автомобилю было задано преднамеренно. Но кто? Сам Джеки? Или таинственная незнакомка с белыми волосами? Первое маловероятно. Джеки не мог. Слишком любил жизнь: своё дело, веселье, женщин. Он никак не мог. Значит — девушка? Высокая, белокурая... В точности по вкусу Джеки.

В кабине автомобиля пилот с мультилинка зашёл в пространство "Уфолога" и внёс новую запись: "Горовиц сначала остановился, потом упал в ущелье. С ним была высокая накрашенная блондинка".

— Скажите, — обратился вдруг Вук к таксисту, настоящему итальянцу, безуспешно пытающемуся разговорить молчаливого северянина то замечаниями о чудесной погоде, то навязчивым расхваливанием пиццерии, владельцем которой является его закадычный приятель, то расспросами о личной жизни клиента. Вука, к счастью, он не узнал. — Скажите, а много ли такси возит отсюда до Рима?

— Не очень, — обрадовался водитель долгожданному общению. — Моя фирма, да ещё парочка. Наши ребята конкуренции не потерпят. В сезон-то денежки хорошо текут, а зимой кукуем сидим, приходится крутиться, пока тепло.

— А три года назад те же ребята возили?

— Три года? В принципе, те же. Калабрезе был и Ди Григорио, но они больше по богатым, а как хелисайклы появились, кончили тут кататься, богатые на хелисайклах предпочитают.

— А можно узнать, кто вызывал такси три года назад? Семнадцатого августа.

Водитель перестал помахивать кистью, положил обе руки на руль и многозначительно замолчал.

— Я заплачу, — добавил Вук, глядя на его пышные усы — наверняка, предмет искренней гордости.

— Где заказывал? — подумав, спросил водитель.

— Первая или вторая деревня от того места, где вы меня ждали.

— Можно, отчего же нельзя. Только сеньор должен будет подъехать к нам в контору. Это по пути.

Сторговавшись по цене, они помчались дальше, и на подъезде к Вечному Городу сошли со скоростной трассы, чтобы въехать в тихий пригород с прекрасными виллами. Вид и архитектура домов убеждали в том, что жители их отнюдь не "кукуют", а очень даже процветают.

— Я сейчас, — быстро проговорил таксист, выпрыгивая из-за руля и кидаясь в один такой дом. — Ждите.

Спустя некоторое время он выбежал с пластиковой распечаткой в руках.

— После обеда там целая толпа была! — возбуждённо проговорил итальянец. — В этот день Горовиц погиб. Знаете его? Космонавт с Тенеры. Я-то не знал, мне эти космонавты-шмовтонавты и даром не нужны, я в тот день не работал, да парни сказали. А до обеда никого, кроме дамочки одной. Только она не на нашем автомобиле ехала, она "Супер Раццо" вызвала. Никогда не вызывайте "Супер Раццо", сеньор! Гоняют, как больные на голову! Его Валерио Пазини держит. Классный парень, бывший гонщик, но нельзя же так клиентов возить!

Вук опустил глаза в список и прочёл: "Инга Беккер, 13:45".

— Клиент назвал своё имя? — удивился он. Напротив прочих вызовов были обозначены только позывные мультилинка.

— Валерио сказал, что дамочка была без аппарата и ждала его в кафе. Шофёру было дано указание зайти в кафе и вызвать клиентку по имени.

Инга Беккер... И в "Мекке" — Ингрид Пеккер.

К оглавлению

Глава 9. Дом с пауком

— Уже не смешно. — Вук остановился возле куста, из-под которого торчали знакомые дырявые ботинки. — Снова вы!

— Снова? — кудлатая башка, вынырнувшая из зелёной гущи листвы, удивлённо уставилась на пилота. — Иди, парень, не мешай мне, я это... сплю уже.

— И поговорить не хочется?

— Людишки — говно, — сказал бездомец, прячась обратно. — Чего с ними разговаривать?

— И денег не попросишь?

— Мне сегодня не надо. Завтра приходи.

Янко в восхищении поцокал языком: как это по-царски — выдавать разрешение на подношение! Восхищение удалось ему не в полной мере, потому что опять начинала ныть голова. Крохотная бутылочка виски грела сквозь карман сердце Вука, но пить не хотелось. Нужна была ясная голова, чтобы поразмыслить над новой информацией о смерти Горовица, о загадочном артефакте, стремительно удалённом из базы знаний, о странной реакции бездомца. Алкоголь затуманивал разум и парализовывал волю. Вук привёл язык в боевую позицию остриём к макушке и потопал домой.

Он врубил тридик — по экрану метались взбаламученные репортёры и наперебой голосили о лихорадке в Африке. На другом канале важно обсуждали перспективы разработки "кротовых нор" в пределах Солнечной Системы с экономической точки зрения. На третьем шло тактиль-арома-шоу, и Вук моментально запутался в чём-то бархатном и гвоздично-коричном. Попрыгав по каналам, Вук остановился на фантастическом фильме с ужасными крокозябами, сурово склонившимися над картой звёздного неба. Карта сверкала, переливалась серебристым муаром галактических скоплений, и от этой цветомузыки сдавило виски. Вновь надвигалась боль, но Янко почувствовал вдруг, что за болью скрывается ещё кое-что — вызревшая и готовая прорваться догадка. Старший крокодилоид, самый злобный на вид, крутанул карту и озарение, нежившееся в подсознании, с визгом вырвалось на волю. Карта звёздного неба!

Янко вскочил с дивана и принялся нарезать круги по квартире. Он визуализировал холограмму каменного волчка, прибывшего с холодной Тенеры и сгинувшего в тайниках таможенной службы, мысленно завертел его. Точки и чёрточки по ободу диска снова отщёлкали быстрый мультфильм, в содержании которого Вук уже не сомневался. Для пущей наглядности пилот извлёк в простеньком сетевом "аквариуме" на кухне (обычно Вук просматривал по нему рецепты старинных натуральных блюд) карты созвездия Персей и вид окружающего космоса в системе планеты Ledoux 968 Cc. Количество точек по краю диска в точности совпадало с количеством планет в звёздной системе Тенеры, а их расположение соответствовало расположению, видимому с экватора — там, где не было эффекта Иисуса Наввина. Планеты, их кроме Тенеры было ещё четыре штуки, относительно Тенеры почти не вращались. Такая вот причудливая игра природы. Вернее, вращались, но крайне медленно, перемещаясь, как вычислили астрономы на один градус примерно за десять тысяч земных лет, и, значит, на протяжении тенерийской истории картина с поверхности планеты практически не менялась. Если, конечно, история была...

Истории не могло не быть. Кто-то же выбивал примитивным каменным зубилом эти точки на диске! И кто-то совершенно прямо указал, куда подевались аборигены. И кто-то поспособствовал их исчезновению, их вымиранию. Судя по стрелке напротив одной из точек и облакам вместо планет, Тенеру погубили те, кто пришёл с соседней планеты. Конечно же! Вот крупно выделена Тенера — она третья от солнца. Затем крупно выделена четвёртая планета. Затем вместо четвёртой планеты облачко, что Вук расценил как гибель, не в астрономическом смысле, но в биологическом. Затем от погибшей планеты идёт стрелка: жители гибнущей цивилизации перемещаются на Тенеру. Затем росчерки и пыль вместо самой Тенеры — смерть всего живого. И, похоже, то, что успели увидеть земляне — последние крохи тенерийской жизни, а та жаба, что сидела под силовым колпаком в укромной пещере, — последний представитель крупной фауны. Странно было то, что никто не заметил ни следов вторжения, ни каких-либо признаков разумного строительства. Ни разрушенных зданий, ни заражённых радиацией территорий, ни гниющей техники. Безмолвная пустота и круги на полях. Такие же круги, как вокруг жабы, только в сотню раз больше.

Кстати, под колпак жабы Вук проникнуть не смог — отбросило, как от магнита с тем же полюсом. Жаба словно сидела в доме. Персональном, на одного квартиранта доме, рассосавшемся после смерти владельца. Что если и разумные обитатели жили под такими же колпаками? К чему строить искусственные укрытия, тратить огромные средства, прикладывать гигантские усилия, если сама природа наделила тебя возможностью раскидывать силовые укрытия? Животные в природе практически не нуждаются ни в одежде, ни в жилищах — им достаточно того, чем они наделены. Основная трата энергии идёт на обеспечение питания и на выкармливание детёнышей. Человечество на Земле обросло городами и вещами только по той причине, что изначально человек слаб и неустойчив перед силами природы. Кто знает, как развивалась бы цивилизация, не нуждайся бы человек в защите от холода, в возможности быстрого перемещения и мгновенных коммуникаций. Представим, что силовые оболочки гарантируют тепло, спасают от радиации и природных катаклизмов. Представим, что генетически обусловленная способность к пересборке позволяет мгновенно очутиться в любой точке планеты вместе со своим домом. Представим, что телепатическая связь или что-то в таком роде молниеносно связывает одного индивида с другим. И в довесок представим, что у человека — избыток энергии, который, помимо добычи пропитания и поддержания социальной структуры, необходимо куда-то перенаправлять. Что в итоге получится? Получится такой тип цивилизации, при котором вмешательство в окружающую среду будет минимальным, по крайней мере, ровно до той поры, пока не захочется в космос, к далёким и, возможно, бесполезным звёздам.

Обратная сторона подобного сценария — отсутствие защиты перед внешней, инопланетной агрессией, действие которой принципиально отличается от возможных внутренних агрессий. А как может отличаться? Силовая оболочка, предположим, абсолютна. То есть, предположим, нет таких сил, которые позволят нарушить пространственные координаты особи. Что тогда могло погубить всё население Тенеры, включая неразумные животные формы типа жабы? А с учётом гипотетической способности быстро перемещаться из одной точки в другую — тем более непонятно... Только что-то существенно иное.

И, кстати, почему наличие артефакта тщательно скрывается? Что такого в том, что человечество узнает о смерти разумной жизни на исследуемой Тенере? Почему так нелепо погиб таможенник, регистрировавший артефакт? Почему погибла почти половина тенерийцев? Вук стиснул зубы — невидимая циркулярная пила вонзилась в голову и зажужжала, отсекая одно полушарие от другого.

— Язык к нёбу, — приказал себе Янко.

Боль отступила, но отступила с мыслью о странном бездомце, который вчера здоровался с Вуком как со старым знакомым, а сегодня его не узнал, открыла новые ворота, новые лазейки для нестерпимой рези. Вук осушил бокал с красным вином (алкоголь, но не такой убойный), посидел, тупо уставившись на оплавленную холограмму Милы, а когда заметил, что пальцы его дрожат, поднялся и вышел из дома.