Испуганная Кэти вначале замерла, а потом бросилась вверх по тропинке к виднеющимся каменным стенам древней обители.
Добежав до них, Кэти принялась стучать в ворота. Через некоторое время в огромных дубовых воротах, обитых железом, отворилось маленькое окошечко, и чей-то голос спросил:
— Что надо?
— Отца-настоятеля! — на одном дыхании выпалила Кэти.
— Не принимает он... к тому же служба скоро... подожди, служба закончится, и монахини примут тебя и дадут ночлег...
— Мне он нужен! Он! Она умирает! Она не может ждать! Она хочет увидеть его перед смертью! Вот... вот это ему передайте... он должен узнать! Позовите его! — громко прокричала Кэти, и стала одной рукой испуганно совать в маленькое окошечко крестик герцогини, а другой снова стучать в ворота.
— Не кричи так и не стучи! Я хорошо слышу... — раздался голос. — Сейчас отворю...
Ворота медленно приоткрылись, и на пороге показался седой и согбенный монах.
— Кто умирает? — спросил он, беря из протянутых рук Кэти крестик, и вдруг, охнув, схватился рукой за сердце. — Жди... сейчас позову.
Он поспешно скрылся за воротами. Минуты ожидания показались Кэти вечностью. Наконец из ворот быстро вышел высокий монах с красивыми удлиненными чертами лица и пронзительным взглядом ясных, голубых глаз, у него была седая борода и седые волосы, однако, старым он не выглядел. Кэти поняла, что это и есть отец настоятель.
— Где она?
— Там, — Кэти махнула рукой, указывая вниз, — она хотела дойти, но не смогла...
— Веди.
Кэти послушно устремилась вниз по тропинке. Некоторое время отец-настоятель шел за ней, а потом, видимо разглядев лежащую у тропинки герцогиню, взяв за плечо, придержал Кэти и обогнал ее.
В вечерних сумерках, идущая за ним Кэти, увидела, как он наклонился над герцогиней и приподнял ей голову.
— Девочка моя любимая... радость моя... как же так... — прошептал он.
— Отче... — герцогиня открыла глаза, и легкая улыбка озарила ее лицо, а в глазах засветилась любовь, — я знала, что дождусь Вас.
— Ты хочешь исповедоваться, девочка моя? — он осторожно надел ее крестик ей на шею.
— Это потом... — герцогиня едва заметно качнула головой, — если силы останутся... сначала я хочу, чтобы Вы поклялись мне, Отче, что спасете мою дочь... это моя предсмертная просьба... не отказывайте мне в ней... я знаю, лишь Вы можете спасти ее... Ее обвиняют в колдовстве, спасите ее!
— А разве это неправда? — тихо спросил он, глядя ей прямо в глаза.
— Она не знала, во что ввязывается и что это все серьезно... это было лишь по неведению... Это моя вина... я не уберегла ее от этого... по моей беспечности она оказалась в таких условиях и книгу, из которой все узнала, получила... Я виновата в этом, Отче, поэтому молю, спасите ее!
— Что она сделала?
— Это неважно, Отче... у меня нет сил рассказывать... поклянитесь!
— Что она сделала? — настойчиво повторил вопрос отец-настоятель.
— Не будьте столь жестоки, Вы все и так видите, я же знаю... дайте мне умереть спокойно, Отче... поклянитесь.
— А ты уверена, что до конца выполнила свой долг? Ты не догадываешься, какие события последуют за твоей смертью? Ты, конечно, уведешь того демона, которого она выпустила... но дверь осталась открытой, и он вернется... вернется за ней, как только представится возможность.
— Так закройте ее.
— Это не в моей власти.
— Значит, научите ее, пусть она сама закроет. У меня уже нет сил, я и так сделала все, что могла и даже больше.
— Нет, радость моя... можешь проклинать меня перед смертью... но помочь ей в этом я не смогу... это можешь сделать лишь ты.
— Но как? Как, Отче?
— Не умирай, — спокойно, будто разговор шел о том, чтобы отказаться от обеда, произнес отец настоятель.
— Вы считаете, это в моей власти?
— Я постараюсь помочь... но и ты должна захотеть.
— Я не хочу больше жить... у меня больше нет сил, так жить, — в глазах герцогини сверкнули слезы.
— Я знаю, поэтому и говорю, что ты должна тоже этого захотеть. А то что получается... ты решила уйти и переложить на меня все свои земные заботы... Ну разве так можно? Каждый должен сам нести свой крест, моя хорошая... Я знаю, что тебе нелегко, но ты у меня сильная... ты все сможешь... — он вдруг легко, словно пушинку, подхватил герцогиню на руки, прижал к себе и, не переставая говорить, понес ее в сторону монастыря. — Ты еще нужна здесь и нужна ей в первую очередь. Никто кроме тебя не сможет помочь ей...
Кэти шла позади отца настоятеля, и в голове ее беспорядочно метались мысли: "Кто он, если без слов понял, что она натворила? Неужели он действительно может не дать умереть герцогине, если только та захочет этого? И что теперь будет с ней, если он отказывается ей помочь?"
Они вошли в ворота монастыря и их тут же окружили несколько монахов и монахинь.
— Алиночка... голубушка наша... Горе-то, какое... Отче, что с ней? Чем помочь-то? Вот, беда... — раздалось со всех сторон.
Какая-то монахиня всхлипнула.
— Нечего причитать, не умер еще никто, — сурово проронил отец-настоятель, и повернулся к согбенному монаху у ворот: — Ворота запри покрепче, отец Стефан, и с рассветом гостей жди, только отпирать не торопись.
Потом обернулся к собравшимся:
— Я хочу помолиться над ней в часовне, так что службу в храме без меня проведите... отец Марк, ты, проведи... да и о здравие ее не забудьте помолиться...
Потом повернулся и зашагал по двору, а Кэти, боясь потеряться и остаться одна в незнакомом месте, поспешила за ним.
Они вошли в небольшую каменную часовню, отец-настоятель опустил герцогиню на пол, зажег от нескольких горевших лампадок свечи и, опустившись рядом с лежащей герцогиней на колени, стал что-то тихо говорить.
Кэти, замершая рядом с дверью, внимательно вслушивалась, но понять не могла ничего. Наконец она поняла, что отец-настоятель молится на неизвестном ей языке. Блики света от свечей и лампад играли на лицах святых мрачно взирающих на Кэти со всех сторон, и ей казалось, что они все про нее знают и молча укоряют ее. От этого ей было очень стыдно и страшно и очень хотелось уйти или спрятаться, но выйти ночью во двор незнакомой обители было еще страшнее, а спрятаться было негде.
Час следовал за часом, а в часовне не происходило ничего. Герцогиня неподвижно лежала на полу, отец-настоятель монотонно и непонятно молился, стоя над ней на коленях, утомленная Кэти сначала прислонилась спиной к стене, потом села на пол, а затем и вовсе легла, свернувшись клубочком, и заснула.
Проснулась она от громкого возгласа: "Благодарю тебя, Господи!". Она испуганно приподнялась и увидела, как отец-настоятель поднимается с колен.
— Что с ней? Она не умрет? — бросилась она к нему.
— А ты теперь хочешь, чтобы она выжила? — глядя ей прямо в глаза, спросил он.
— Очень хочу... она совсем не такая, как я думала раньше... я бы все сейчас отдала, чтобы только все обратно вернуть... пусть бы меня отец всю жизнь в башне держал... только не было бы всего этого.
— А если бы была такая, как ты думала, тогда что, не хотела бы все вернуть?
— Наверное, все равно бы хотела...
— Из-за того, что страшно на костре оказаться?
— Да, — кивнула Кэти.
— А душу свою на вечную муку обречь не страшно? Это ведь пострашнее будет. Ты так не считаешь?
Кэти ничего не ответила, она стояла, испуганно съежившись, губы ее дрожали, а из глаз текли слезы.
Отец-настоятель грустно покачал головой и тихо произнес:
— Жаль, конечно, что ты этого не понимаешь... но может со временем... — потом тяжело вздохнул и продолжил: — Здесь костра можешь не бояться... здесь тебя не тронет никто. А если Алина вернется, то может и не только здесь...
— Так она не умрет?
— Надеюсь, что нет... — тихо произнес отец-настоятель.
— А за что Вы благодарили Господа?
— Он указал мне, как поступить с тобой.
— И как же?
— Пока ты останешься здесь... а потом посмотрим, как все дальше сложится. Тут многое от тебя зависеть будет. Не надо наперед загадывать.
— Меня будут искать отец и король... — тихо проговорила Кэти.
— Я знаю... они уже близко. Поэтому пойдем, я отведу тебя к привратнику, а сам пойду встречу их.
— Вы точно не отдадите им меня? — Кэти схватила его за руку и с мольбой взглянула ему в глаза.
— Ты покинешь монастырь лишь по собственной воле, и здесь тебе не угрожает ничего.
— Но Вы сказали герцогине, что спасти меня не в Вашей власти...
— Господь указал способ... Пойдем, — отец-настоятель взял ее за руку, и они вышли из часовни.
Как только они приблизились к воротам, к ним навстречу поспешил согбенный монах:
— Отче, что с нашей голубкой? Как она? Я всю ночь о ее здравии молился...
— Это хорошо, что молился... вот и дальше продолжай, — кивнул отец-настоятель и осторожным движением подтолкнул к нему Кэти. — Это дочь ее. Она просила присмотреть за ней. В сторожку свою отведи и обустрой ее там, у тебя она жить будет, да накорми еще, она больше суток не ела.
— Конечно, Отче... все сделаю... если уж Алина за нее просила... то что и говорить... как за родной приглядывать буду... А девочка надолго здесь?
— Да уж как сложится... но скоро не уедет это точно...
— Вот и славно... пусть живет... Даст Бог, может, и Алина поправится... и тоже присутствием своим порадует нас, голубка наша.
— Алину или тело ее в любом случае сейчас заберут... Гости на пороге уже. Так что, отвори ворота, выпусти меня, да запри за мной. Мне, перед тем как Алину им отдать, побеседовать с ними надо будет... Поэтому пока сам тебя не покличу, ворота не отворяй.
— Как же так, Отче? Зачем увозить ее отсюда? Ведь коли жива, то отлежаться ей надо... А коли нет, то отпеть здесь хотя бы...
— Не спорь, делай что говорю, — в тихом голосе отца-настоятеля была такая сила, что отец Стефан, не мешкая, отпер ворота, и выпустил его.
— Эх... что ж это делается? — горестно вздохнул он, вновь накладывая запор на ворота, — Что ж за беда-то такая приключилась с тобой, голубка моя, что он даже не словечка не молвит о тебе, и собирается отдавать тебя, то ли живую, то ли мертвую и без причастия и без отпевания?
Потом повернулся к Кэти: — Пойдем, деточка, покормлю тебя... У нас тут конечно изысков нет никаких, но голодная не останешься.
— А я могу попрощаться? Или хотя бы.... хотя бы посмотреть... посмотреть... как... — Кэти всхлипнула, — как ее забирать будут? Я ведь больше не увижу ее, да? — из ее глаз хлынули слезы.
— Ах ты, моя бедняжка... Даже не знаю, как поступить-то... не любит отец настоятель, когда своевольничают... Сказано было в сторожку отвести, да накормить, значит, я так исполнить и обязан... ну не плачь... не плачь... вот ведь беда какая... ох, беда... — он развернулся, прошел шагов пять вдоль стены и, нажав на какой-то выступ в стене, открыл небольшую неприметную дверку: — Иди вот сюда, вот по лесенке этой взбирайся, на самый верх стены попадешь. Там проход с бойницами, оттуда все видно как на ладони. Вот и увидишь все. Иди, забирайся.
Кэти, вошла в дверку и, не мешкая, взобралась по крутой лесенке. С высокой монастырской стены действительно открывался прекрасный обзор и вид был великолепный. Восходящее солнце золотило верхушки ближайших гор, гордо возвышавшихся на фоне голубого неба. У ворот стоял отец настоятель, а по тропинке к монастырю приближался небольшой отряд всадников. Кэти разглядела, что впереди едет сам король, за ним ее отец, а сзади человек шесть стражников в сверкающих доспехах с королевскими эмблемами и штандартом и пеший человек в одежде сельского жителя, видимо проводник. Кони шли медленно, осторожно взбираясь по крутой каменистой тропинке.
Всадники остановились на небольшой площадке, немного не доезжая монастыря. Сначала спешились стражники, а затем спешились ее отец и король. Бросив поводья одному из стражников, они неторопливо поднялись по узкой тропинке и подошли к отцу-настоятелю.
О чем они говорили, Кэти не слышала, так как говорили они очень тихо. Разговор длился достаточно долго. А потом ее отец достал из кармана маленький сверток, развернул, и Кэти с ужасом поняла, что он показывает отцу-настоятелю изготовленную ей фигурку. Она прижалась к стене, с ужасом ожидая, что будет дальше. Однако фигурка не произвела на отца настоятеля никакого впечатления, а может, он уже знал о ней. В любом случае он лишь кивнул, потом забрал из рук ее отца сверток с фигуркой и, обернувшись, громко произнес:
— Отвори, отец Стефан.
Ворота тут же раскрылись, и отец-настоятель скрылся в монастыре. Ни король, ни ее отец в монастырь за ним не пошли. Они отошли в сторону и, тихо беседуя о чем-то, смотрели на горы, не проявляя при этом никаких признаков нетерпения. Не было отца настоятеля очень долго. Наконец он вышел, держа на руках герцогиню.
Кэти радостно заметила, что сейчас в отличие от вчерашнего вечера герцогиня сама держала отца настоятеля за шею. К ним тут же шагнул король и тихо спросил что-то. Осторожно поставив герцогиню на землю, но при этом продолжая ее придерживать за плечи, отец-настоятель что-то сказал в ответ. Герцогиня тоже что-то очень тихо сказала. Король подхватил ее руку, поднес к губам, а потом, качая головой, стал что-то долго говорить.
Кэти очень хотелось услышать, о чем они говорят, но все говорили очень тихо, и слов было не разобрать. Потом герцогиня, осторожно высвободив руку из рук короля, нежно провела ей по его щеке и, наклонив голову набок, что-то спросила, пристально смотря прямо ему в глаза. Король что-то ответил, клятвенно подняв руку, потом обернулся к ее отцу, все это время стоявшему за его спиной, и что-то произнес, тот тоже поднял руку и согласно кивнул. Герцогиня сделала шаг к нему, но покачнулась и возможно бы упала бы, если бы ее не поддержал отец-настоятель. Кэти увидела, как ее отец тут же сам шагнул ей навстречу и подхватил на руки. После чего и ее отец, и король склонили головы перед отцом настоятелем, который кивнул им в ответ и скрылся за монастырскими воротами, а затем они спустились к ожидающим их стражникам. Король сделал знак, и им тут же подвели лошадей, а ее отец опустил свою супругу на землю, чтобы сесть на коня. Герцогиню тут же сзади за плечи бережно обнял король, пока наклонившись, ее отец осторожным движением не подхватил ту к себе в седло. После чего король вскочил на коня сам и возглавил группу всадников, которая стала медленно спускаться по горной тропинке, все дальше и дальше удаляясь от монастыря, пока совсем не пропала из вида.
И тут у Кэти на глаза вновь навернулись слезы. Она осознала, что осталась совсем одна в совершенно чужом месте, и хотя теперь ее жизнь была вне опасности, вокруг не было ни одного близкого ей человека. Всхлипывая, Кэти стала спускаться вниз и увидела ждущего ее там отца Стефана.
— Ну что, нагляделась? — ласково спросил он ее и тут же удивленно добавил, — А плакать-то чего опять надумала? Ведь выжила она... хоть и отец-настоятель не очень-то в это верил... Тут радоваться надо. А ты плакать вздумала. Все, прекращай слезы лить, пойдем, покормлю тебя.
