Еще через секунду 'Эсперанса' стояла на колёсах, мы быстро-быстро удалялись от броневиков сеньора Кампоса-младшего.
Сапоги её блестели влажными разводами.
Глава 4. Катарина
— Ты специально это устроила, да? — нарушил я долгое молчание. Машина мчалась по городу с огромной скоростью. Такие вещи, как знаки и светофоры сеньору Катарину не слишком интересовали. Она мой вопрос проигнорировала, вглядываясь в визор панели с изображением карты района и обозначенными на ней какими-то точками и стрелочками.
— Ты приехала на крутой тачке, чтобы спровоцировать его и надрать задницу? — снова попробовал я навести мост. За что был удостоен беглым ответом:
— Соображаешь!
Я про себя хмыкнул. Ничего, сработаемся.
— Но зачем? И как ты узнала, что он поведётся на 'Эсперансу'?
— Почитала его личное дело. — Она скривилась. — Он обожает машины. И ненавидит тебя.
— В его деле написано, что он ненавидит меня?
— Нет, разумеется. Сопоставила факты. Ты что-нибудь слышал о такой вещи, как психологический портрет?
Я счёл за лучшее промолчать.
— Следуя ему, он делает не очень умные вещи, преследуя одну единственную цель — уничтожить морально некого Хуана Шимановского. Не избить, не убить, сунув заточку меж рёбер (кстати, он это может). Ему надо поставить тебя на колени.
— Но зачем?
— Ты у меня спрашиваешь? — она картинно округлила глаза.
Дальше нас остановили. Несколько гвардейцев, вооружённых рельсотронами и 'кайманами', с самыми решительными физиономиями под открытыми забралами шлемов
Катарина небрежным жестом высунула руку в окно, протягивая одному из стражей какую-то бумажку. Вид у неё был такой, будто гвардейцы — надоедливые мухи, не стоящие её высокого внимания.
Гвардеец несколько раз прочитал написанное, бессильно зыркнул, нехотя вернул документ и взял под козырёк.
— Я не думала, что вариант с 'Эсперансой' сработает. Не думала, что с первого раза, — вдруг разоткровенничалась моя нынешняя куратор. — К счастью, он клюнул. Просто повезло, что у меня есть такая машина, стечение обстоятельств.
'Такая машина' в этот момент резко развернулась и дала по газам на разделительной, оставляя далеко позади коллег справа. Эдак мы через весь купол за несколько минут промчимся!
— Вчера вечером мне сообщили, — продолжила она, — что кто-то интересовался этой машиной и копнул первое дно. Я поняла, клиент клюнул, это хороший шанс, и приехала снова на ней.
— Какое дно? — не понял я.
— Дно биографии. — Она глянула, как воспитательница на маленького. Дескать, такой банальщины не знаешь. — У меня несколько уровней биографии. Первый — я гонщица Катарина де ла Фуэнте, 'Сумасшедшая Идальга'. Очень наглая, но везучая. Второй — я при этом сотрудник ИГ. Ничего собой не представляю, сплю с начальником, использую ИГ как крышу, занимаясь своими любимыми гонками. Третье дно — я действительный, реальный сотрудник контрразведки. Гонки либо моё прикрытие, либо хобби, либо часть работы. Те, кто знают это дно, с удовольствием гоняют со мной... На не совсем разрешенных трассах.
— Почему?
— Потому. Они точно знают, что не являются объектом интереса контрразведки, я не по их душу. Но как у оперативника у меня 'крыша', и где бы и как бы мы ни гоняли, нас не повяжут. Во всяком случае, когда я рядом.
— Да уж! — усмехнулся я.
— Знающие люди, которым 'слили' третье дно, относятся ко мне с уважением. Стараются не бросаться в глаза, держат дистанцию, но и не светят это дно другим. Золотое дно, как видишь! Для них. — Она хрипло рассмеялась.
— А на самом деле ты — офицер корпуса телохранителей, и тебе наплевать на всех них. Для тебя гонки — всего лишь хобби. Так?
Довольный кивок.
Машина вдруг резко затормозила. Если бы не ремни, я бы вылетел. Нас вновь остановили.
На сей раз, гвардейцы попались более жёсткие. В полной броне, с закрытыми шлемами, окружили машину, наставив на нее весь имеющийся немалый арсенал, в котором я разглядел пару деструкторов. Один залп, и машина превратится в маленький гробик с двумя обугленными шашлычками внутри.
Катарина так же, молча, протянула опасливо приблизившемуся стражу бумагу, напрочь игнорируя тот факт, что мы под прицелом. Этот страж рассматривал бумагу ещё дольше. Несколько раз связывался со своими, с базой, вертел её и так, и эдак, подносил какой-то прибор. Но в итоге дал стрелкам 'отбой', вернул бумагу и нехотя козырнул.
— Что там? — поинтересовался я.
— Очень хорошая штука. Нас не могут проверять или досматривать, даже документы попросить не могут. Выдаётся только особо важным сотрудникам при исполнении. Максимум их возможностей — доложить моему начальству, фиктивному, конечно, что я нарушила правила движения, если я их нарушу. Даже если я кого-нибудь собью или убью, они надо мною не властны.
— Круто! — я присвистнул. — Такое выдают всем офицерам корпуса?
Сеньора майор отрицательно покачала головой.
— Только группам при исполнении. В моей машине может находиться охраняемый объект, сам понимаешь.
— А ты при исполнении?
— А ты как думаешь? — она повернула голову и иронично улыбнулась. В самом деле, глупый вопрос.
Я попробовал привести мысли в порядок. После финта с Кампосом они разбегались в разные стороны, не больно-то меня слушаясь.
— Давай по порядку. Тебя ко мне приставили?
Кивок.
— Для того чтобы... Mierda, для чего тебя приставили-то? Какой смысл для корпуса в твоем... Нападении на Кампоса?
Катарина очень грустно улыбнулась, затем машина резко повернула, и мы оказались в маленьком узком проезде. Она припарковалась и включила какие-то приборы. На схеме тут же начали отражаться новые точки, вокруг которых во все стороны расходились цветные пятна. Эти точки разлетались по окружности в разные стороны от нас в радиусе ста-двухсот метров, почти полностью покрывая закрашенным цветом круг внутри радиуса. Дроны.
— Шимановский, слушай сюда. Внимательно слушай, очень внимательно. — Она обречённо вздохнула. — Я — офицер, отвечающий за кадры. В понедельник дежурила, но была на подмене. Основная моя задача — работа с новобранцами. Если конкретно — их анализ и отсев. Сейчас мне приказано изучить и прощупать тебя, назначить соответствующие тесты, чтобы знать о тебе всё-всё, даже то, что ты сам о себе не знаешь. Но это преамбула.
Теперь амбула. В корпусе не просто плохо, малыш. В корпусе ужасно. Ужасно тем, что новобранцев там ломают, ломают психологически. У нас не зомбируют, как многие считают, но чтобы добиться должного послушания и отдачи, необходимой в нашей работе, требуется ломка. Что ты знаешь о ломке?
Я пожал плечами.
— Мало что.
— Плохо. Ломка — это когда с тебя срывают всю внешнюю шелуху. Все твои мысли, чувства, желания, представления о мире и вещах в нём. Оставляют лишь голый стержень, девственную ничем не омрачённую психику. А затем медленно и методично нанизывают на неё кольцо за кольцом то, что нужно корпусу. Этап за этапом, день за днём.
Это долгий процесс, болезненный и опасный. Кто не ломается в силу несгибаемого внутреннего стержня — гибнет, не выдержав. У оставшихся же особая психология, особый менталитет, его искусственно насадили всем нам. Ты ещё не понял, почему я здесь?
Я отрицательно покачал головой.
— Ломка рассчитана на девочек двенадцати-четырнадцати лет. Только на девочек и только этого возраста. В ином она бесполезна: раньше — рано, а позже — поздно, у них уже формируется достаточно стойкое мировоззрение, которое почти невозможно сломать. Теперь понял?
— То есть... И меня ломать будут? Но сеньора полковник говорила...
— Мишель плевать на тебя хотела! Из рубки линкора! — повысила голос сеньора. — Ты учил военную стратегию?
Я неопределенно пожал плечами.
— Немного.
— Знаешь термин 'планируемые потери'?
Я кивнул.
— Ты — её планируемые потери для захвата стратегической позиции, проверки старых методик относительно воспитания мальчиков. Тебе не тринадцать, потому ломать будут иначе. Но будут. Без ломки ты никому не нужен. Ты должен стать абсолютно преданным, только в этом случае тебе можно будет доверять. Либо — утилизация.
— Ты думаешь... — я ощутил, как по спине стекает холодный пот. Она кивком подтвердила мои мысли.
— Тебя нельзя сломать. Время упущено. В результате твоей обработки мы получим инвалида, психа. Если сам до того не наложишь на себя руки, и это не самый плохой вариант. Я здесь именно для того, чтобы помешать тебе совершить ошибку. Это не моё задание, это моё право, как человека, и я им пользуюсь. Забудь о корпусе, Шимановский. Откажись от этой дурацкой затеи.
* * *
— То есть, ситуация с Кампосом — это подстава. Подстава для Кампоса. С целью отвадить его от меня. — Это стало моей первой членораздельной фразой, когда я пришёл в себя. — Но зачем? Он же вроде от меня отстал.
На что получил презрительную усмешку.
— Ты не знаешь таких, как он, мальчик. Он не отстал бы от тебя никогда, не отстанет до конца жизни. Твоей или его. Такой уж тип людей, им НУЖНО одержать победу. После 'школьного' дела он 'в заднице', но всего лишь выжидает. Любое послабление — и ударит. Больно ударит!
Кажется, сеньора ничего не знает о нападении на меня вместе с Бэль. Можно сказать, уже ударил. Причём ехал мимо, увидел нас и...
Все сходится. Mierda!
— То, что я сделала — отсрочка. Но я нажму на нужных людей в нужных местах, и те объяснят Кампосу старшему, что его сыну тебя лучше не трогать. Серьезно объяснят. Надолго. Доучиться тебе хватит.
— Ты... — от удивления я даже подавился словами, — Так ты решила, что я подался к вам из-за Кампоса? Потому что он меня избивает?
Она ответила с еще большим ехидством:
— Уж не думает ли твоя персона, что я такая дура, не понимаю элементарных вещей? Он отомстит за фонтан при первой же возможности!
Я не нашёлся с ответом.
'А ведь она права, Хуанито. Толстый отомстит. Обязательно. Когда все успокоится'
'Придурок, и ты доселе не понял такую простую вещь? Она — офицер корпуса, занимается тобой всего ничего, и поняла, а ты, мой дорогой мыслитель, сел в лужу'!
Следующая мысль стала ожидаемой.
'Пацан, ты попал'!
'Так, стоп-стоп! — одернул я сам себя. — Проанализируем заново, сначала. Надо мною висит Дамоклов меч. Я, не зная этого, иду к Восточным воротам и набиваюсь кадетом в уникальное подразделение планеты, о котором легенды ходят. Я делаю это из собственных побуждений, а именно, с целью изменить свою жизнь. Там и только там, не ранее, я понимаю и другие выгоды обучения — вассал ее величества может спокойно жениться на аристократке, без ущерба для её семьи. Мыслей о Кампосе у меня нет. Сеньора полковник говорит, что может меня защитить, но о бандитах не упоминает.
Два вывода. Первый — ты дурак, Шимановский. И второй. Катарина ведет собственное расследование. За истекшие сутки она поняла о тебе, твоих врагах, твоей жизни и её хитросплетениях больше тебя, несмотря на то, что ты занимаешься этой жизнью восемнадцать лет, а она — сутки.
И теперь, узнав про меч под названием 'Месть Кампоса', что предпринять? С одной стороны, там ломают. Но с другой, что ждёт меня на 'гражданке'? Её 'нужные' люди с Кампосом поговорят. Тот на ус намотает. Я заживу обычной жизнью...
...А затем сеньора королевский телохранитель забудет о моём существовании, и я вновь окажусь один на один со своими проблемами. Только к фонтану и иглам охраны Бэль добавится новый эпизод, куда хуже и страшнее прежних — унижение. Да, она приказала выключить камеры, но когда Бенито вспомнит об этом случае, этот аргумент будет ему до марсианского Олимпа'.
'То есть, желая лучшего, сеньора подложила мне большую свинью, живую и хрюкающую. И очень-очень злую. Теперь вопрос на засыпку, отступлюсь ли я от идеи поступления в корпус, как она того хочет, или же напротив, вцеплюсь в него руками и ногами'?
Как думаете, что на моём месте выберет нормальный человек?
Может человеку, читающему эти строки, по моим прошлым приключениям покажется, что я смел и храбр до безумия? Такой принципиальный кабальеро, ничего не боится, и сам чёрт ему не брат?
Ничего подобного. Безусловно, я принципиальный. Иногда. Но когда дело запахнет жареным, я сбегу, как последний трус, вместе с остальными последними трусами. Храбрость нужна, но только умная храбрость. Выходить против кратно превосходящего противника, зная, что нет шансов? Увольте!
...Да, да, да, вы правы, выходил. Но тогда я знал, чем всё кончится. Разбитой рожей и несколькими синяками. Теперь же речь идёт о совершенно ином, ставки непомерно выросли.
Я подумаю. Не буду принимать решение в спешке и горячке, у меня есть время для этого. Пока есть.
Этой мыслью я и поделился с Катариной, несколько разочаровав её в благородном порыве.
— Как знаешь, Шимановский, — задумчиво покачала она головой. — Твое дело. Но смотри, больше помогать не буду.
Я усмехнулся.
— Именно поэтому я и не спешу, сеньора де ла Фуэнте. Ты и так не будешь мне помогать. Забудешь через полгода. Максимум год. Скажешь, не так? Запустишь свои связи в госбезопасности и умоешь руки. Или тоже не так?
Она задумалась, попыталась что-то ответить, но так ничего и не сказала.
Вместо этого с некой злостью тронула машину, выехала на соседнюю улицу и за секунды набрала скорость до отметки полторы сотни.
В шлюзовые ворота мы заскочили на той же скорости. Охраняющие их гвардейцы проводили нас недовольными взглядами — самих взглядов мы не видели под забралами шлемов, но догадаться труда не составило. Затем началась гонка.
Сеньора и вправду оказалась хорошей гонщицей. Мы спустились вниз, в подземную систему магистральных магнитных тоннелей, 'магнитку'. Я вновь увидел, как работает трансформер — реактивные дюзы задвинуты, магнитные возвращены на место, и когда машина оторвалась от земли, теперь уже благодаря специализированной городской магнитной магистрали, скорость наша возросла со ста пятидесяти сразу до четырех сотен.
Магнитка — классная вещь. На самом деле в Альфе проживает не тридцать миллионов, а почти пятьдесят. Ну, сорок уж точно! Тридцать — лишь официальное местное население. Кроме них есть ещё с десяток миллионов неместных, но тоже подданных короны, считать которых бесполезно. Жильё снимают, зачастую неофициально, без оформления договоров, а жёсткого паспортного контроля, как в государствах Земли, на Венере никогда и не было. Плюс, марсиане — число этих тоже счисляется миллионами, правда, не десятками. Ну и наконец туристы. Их много, со всех уголков Земли. Туризм на Венере вещь сезонная, зависит от графиков противостояний — то есть времени, когда время полёта (как и стоимость перелёта) между планетами оптимально. Однако даже в моменты соединений (когда планеты находятся на противоположных концах от Солнца) их число кратно миллионам. Просто вместо бедных лошар, прилетевших спустить последние деньги, тут резвятся и тратят денежки миллионеры и миллиардеры — люди, могущие поволить себе любой отдых в любое время и на любой срок. Ну и в конце списка по значимости, но не по количеству, стоят гастербайтеры. Те самые лошары со всех уголков Старушки, но прилетевшие не потратить, а зашибить деньгу.
