| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она была черной. В ней был мир, которому некогда довелось быть столицей галактики. Он назывался Корускант, и представлял собой город величиной с целую планету, протянувшийся от полюса до полюса и на километры вглубь. Это была холодная планета с четырьмя спутниками, расположенная вдали от своего бело-голубого солнца, окруженная зеркальными платформами, которые перераспределяли свет, чтобы обезопасить ее от замерзания.
Все изменилось.
Нагретый солнечными лучами, жаркий, тропический, этот планетарный город теперь — планетарные развалины с морями, образовавшимися на месте жилых башен и правительственных учреждений. Три луны превратили орбитальное кольцо в радужный мост. А в вышине над этим миром, бывшим столицей, этой столицей, бывшей целым миром, вспыхнул метеор: огромный шар из йорик-коралла ворвался в атмосферу под острым углом, неся планете метеоритный дождь из частиц и обломков самого себя, и расцвел огненным цветом. Ударяясь о землю, обломки укоренялись и начинали расти.
Планета навсегда перестала быть Корускантом; она стала Йуужань'таром. Но столицей галактики она прекратила быть лишь на недолгое время.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЕЩЕРА
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ДОМ
Тысячи лет прошли, прежде чем Джейсен снова открыл глаза. Он провел эти тысячелетия в одном бесконечном клаустрофобном кошмаре: ему снилось, что он схвачен, связан, обернут коконом — неспособный двигаться, неспособный говорить. Он не мог видеть, потому что глаза не слушались его. Он не мог глотать.
Джейсен не мог дышать. Тысячу лет он беспомощно задыхался. Потом он почувствовал, как на его спине дернулся мускул. Он потратил столетие, но отыскал этот мускул, и добился, чтобы тот сократился и расслабился снова.
Десятилетия превратились еще в одну сотню лет, и он обнаружил, что может контролировать остальные мышцы. Потом он смог сжать бедра и напрячь мышцы плеча — и его кошмар стал просто сном, наполненным скорее неопределенностью, чем страхами. И в этом сне он каким-то образом был уверен, что кокон скоро треснет, и в конце концов Джейсен будет способен расправить свои новые крылья и слушать их совершенное звучание, взлетая к небу с четырьмя лунами…
Когда он открыл глаза и понял, что это был всего лишь сон, его захлестнула волна облегчения: на мгновение он подумал, что сном было все — Детская, Объятия Боли, королева воксина, Анакин… Дуро. Белкадан. Все, что случилось на Сернпидале. Либо все это было сном, либо он спит сейчас, потому что боль покинула его. Он лежал на чем-то мягком, закругленном, безумно приятном, похожем на кушетку в антиперегрузочном отсеке, покрытую алым живым мхом, который пахнет цветами и спелыми фруктами. Вокруг гудели невидимые насекомые, скрытые легко покачивающимися папоротниками вдвое выше его роста; по этим папоротникам гирляндой вилась тонкая лоза, усыпанная фантастически нежной россыпью сверкающих желтых, синих и ярко-оранжевых цветов. Вдалеке раздалось эхо долгого, жалобного воя стаи хищников. Где-то над головой невидимое животное возвысило свой голос в волнующей песне, такой же прекрасной, как и песни мануллианских птиц, призывающих друг друга в материнских джунглях Итора.
"Итор", подумал Джейсен со слепым ожесточением. Он вспомнил, что йуужань-вонги сделали с Итором.
"Где, во имя девяти кореллианских преисподних, я нахожусь?" У солнечного света, пробивавшегося сквозь папоротники, был привычный цвет: то, как очертания теней расплывались в красном мареве…ммм, вот оно что. Этот свет был точно такого же цвета, что и ядерная искра, которая горела в Детской.
— О, — ошеломленно пробормотал Джейсен. — О. Теперь понятно.
Этого следовало ожидать — конечно, йуужань-вонги настроили излучение искусственного солнца в том же самом спектре, который был присущ естественному, освещающему мир, где предстояло развиваться жизненным формам с корабля-сеятеля.
Он находился на Йуужань'таре. И все же, что-то такое было в этом свете, от чего у него внутри все сжималось. Это было так непохоже на освещение в Детской — возможно, из-за плотных туманов, плававших там, а возможно — из-за насыщенной лиловато-синей глубины этого неба…
Нет двух планет с одинаковым небом; солнечный свет зависит от многих составляющих, начиная от спектра солнечного излучения и заканчивая составом атмосферы. Джейсен не мог побороть чувство, что уже видел это раньше. Или что-то очень похожее. Цвет неба зацепил что-то в его памяти, но этого было недостаточно, чтобы вспомнить название планеты. Джейсен сел прямо и вынужден был подавить стон; он был с головы до пят покрыт воспаленными ранами, и несмотря на то, что его ребра были умело перевязаны, из-за движения возникла острая резь в боку, которая медленно — мучительно медленно — обратилась в ноющую боль, пульсирующую до самой шеи. Так. Все-таки это не сон. Потихоньку, гораздо осторожней на этот раз, он свесил ноги со своей кушетки; было больно, но ни головокружения, ни тошноты не появилось. Через пару секунд он был уже на ногах. Неподалеку лежала заботливо свернутая кожа-туника. Кто бы ни обрабатывал его ребра, этот неизвестный также позаботился и о неком подобии набедренной повязки, подходящем для защиты его скромности.
Он так и оставил кожу-тунику лежать, где лежала. За папоротниками, окружавшими его убежище, он увидел маленький — в два-три его роста — утес, сильно заросший разными мхами. Какое-то растение цеплялось за утес узловатыми древесными когтями, с которых свисали настолько тонкие ростки, что они казались париками, хранящимися на крючочках на стене. Джейсен запустил руки в мох и дернул, пытаясь понять, выдержит ли растение его вес, но то с легкостью отделилось и запачкало его пальцы багряным соком с запахом чая.
А поверхность, от которой оно отделилось… Даже растрескавшийся и залитый соками невиданных растений, этот материал не спутать ни с чем: с его помощью застраивалась целая галактика.
Дюракрит. Это был не утес. Это была стена.
— Ох… — он отступил, бессильно уронив руки. Он не мог дышать, словно опять очутился в своем сне. — О, нет, неправда…
Джейсен прошел несколько метров вдоль стены к тому месту, где сквозь просвет в папоротниках виднелся кусочек чистого неба. Он раздвинул листья и шагнул вперед… И обнаружил, что перед ним простирается целый незнакомый мир.
Он стоял на выступе всего в одном шаге от крутого обрыва, тянущегося больше чем на километр вниз к великолепным многоцветным папоротниковым джунглям, похожим на те, в которых он очнулся. Пятна сверкающего алого цвета превращались в багровые, смешивались с другими пятнами, мерцавшими черным или искрящимся синим, через которые протянулись извилистые переливающиеся полосы, подобные рекам драгоценных металлов. И все это было в движении: колыхалось, сгибалось и перекручивалось, сверкая всеми цветами радуги, а листья, ветви и стебли раскачивались от ветра, которого он не чувствовал. Далеко под его ногами, у самых вершин, порхали летающие существа, которых его глаза, отвыкшие от таких расстояний, не могли рассмотреть.
Эти джунгли простирались вдаль слишком беспорядочно, слишком буйно и бурно, почти нереально; долины были бездонными пропастями, окутанными туманами, окруженными остроконечными горными хребтами, пересечения и распадки которых создавали причудливый рельеф, чуждый любой известной геологии. Вдалеке высились гигантские горы: остроконечные, прямоугольные в сечении башни, увенчанные шпилями, словно никогда не знавшие разрушительной силы ветра и дождя. Некоторые из этих гор имели слишком крутые склоны даже по меркам непроходимых джунглей из папоротников и мха.
Там, где растений не было, Джейсен мог видеть на удивление ровные провалы: каскады геометрически правильных квадратов и прямоугольников, распространяющиеся по горизонтали и вертикали.
Он отвел взгляд и нахмурился: эти провалы были слишком правильно очерченными, чтобы быть естественными; они были математически точны. Нечто подобное он уже видел раньше… Задумавшись, он поднял взгляд вверх… и забыл обо всем, потому что тогда он впервые увидел радужный мост. Начинаясь узкой полосой из крошечной точки на далеком горизонте, над головой растекалась психоделическая река красок. Следуя за ней взглядом, Джейсен все задирал и задирал голову, чтобы увидеть, как каскады голубого и бордового, серебристого и бирюзового цвета заполняют треть неба, чтобы потом снова обратиться в узкую полосу в фиолетовом свечении на противоположной стороне горизонта. Джейсен знал, что это было; не так уж мало миров в Новой Республике имели планетарные кольца. Но также он знал, что ни у одного из тех миров нет колец, подобных этому.
Это должно быть достопримечательностью, легендой; из-за одного только такого зрелища эта планета должна быть известна на всю галактику как туристический рай. И если кольцо было настолько ярким — настолько большим — даже сейчас, когда дневной свет и лиловый цвет неба скрадывал его краски, то каким же оно было по ночам?
Джейсен едва мог представить.
Глядя на мост, он чувствовал, что понял о йуужань-вонгах одну вещь, которая раньше всегда приводила его в замешательство. Не было ничего необычного в том, что примитивные народы с планет, окруженных кольцами, считают эти кольца волшебными мостами богов; даже Джейсен, при том, что он знал природу подобного явления, испытал благоговейный трепет от открывшегося ему вида. Он очень явственно мог представить себя одним из тех, чей народ появился и развился под таким небом: по их понятиям, радужный мост могли сотворить только боги. Невозможно было сомневаться в существовании богов, видя эту дорогу, спускающуюся от их священного дома прямо к земле — несомненно волшебную, ибо, следуя за ней, можно обойти весь мир, но так и не найти ее начала. И так легко было представить, как боги идут по мосту, смотря вниз на свое творение. При такой близости… Если мир наполнен насилием, варварством и страданиями — должно быть, таким они его и задумывали. Теперь ему стало многое понятно в йуужань-вонгах.
— Великолепно, не правда ли? — раздался из-за его плеча голос Вержер. Хоть он и не слышал, как она приблизилась, он был слишком захвачен восхищением и новыми знаниями, чтобы отпрянуть.
И каким-то образом он уже знал, что она будет здесь. Он чувствовал ее присутствие сквозь свой тысячелетний сон. Так или иначе, он знал, что она — все еще часть его жизни.
— Знаешь, — пробормотал Джейсен, по-прежнему не отрывая взгляда от неба. — Точно так же ты сказала, когда привела меня в Детскую. Именно эти слова. Как и сейчас.
— Правда? — ее легкий смех зазвенел вокруг него. — Ты помнишь все, что я тебе говорила?
— Каждое слово, — мрачно ответил Джейсен.
— Что за умный ребенок. Надо ли удивляться, что я так люблю тебя?
Медленно, с усилием, Джейсен опустился на край скалы и свесил ноги прямо к буйным джунглям, простиравшимся в километре от его стоп.
— Полагаю, я был весьма тяжелым случаем. Сильно израненным, — сказал он, прикладывая руку к повязке, стягивающей его ребра. — Ты вылечила меня. Ты и эти твои слезы.
— Да.
Джейсен кивнул, но это было не знаком благодарности, а всего лишь подтверждением слов:
— Я не ожидал пережить все это.
— Конечно. Как бы ты мог этого ожидать и добиться того, чего ты добился? — мягко сказала она. — Ты черпал силу в том, что у тебя не было надежды… и страха. Я очень… Я… очень горжусь тобой.
Джейсен поймал ее взгляд. Он мог видеть свое отражение — темное и искривленное — в блестящей черноте ее глаз.
— Гордишься? Все люди, которые погибли там из-за меня…
— Все люди, которые живут здесь благодаря тебе, — возразила она, не дав ему договорить. Она кратко рассказала ему, что формовщики были вынуждены без промедлений предоставить дуриаму контроль над кораблем, и тот начал деление настолько быстро, что позаботиться о разбежавшихся рабах не было никакой возможности. С помощью имплантантов послушания дуриам сам собрал их в безопасном месте, выполняя свои обязательства перед Джейсеном.
— Да, сотни из них погибли в сражении, но тысячи смогли добраться до поверхности планеты на кораблях-сеятелях: рабы, которые должны были быть казнены в кульминационный момент тизо'пил йун'тчилат. Ты был неподражаем, Джейсен Соло. Истинный герой.
— Я не ощущаю себя героем.
— Нет? — ее гребень развернулся оранжевой стороной. — А как ощущают себя герои?
Джейсен отвел взгляд и молча покачал головой. Она села рядом с ним, свесив ноги в пустоту обрыва и раскачивая пятками, словно маленькая девочка, которая забралась в большущее кресло. Помедлив мгновение, Джейсен вздохнул, снова покачал головой и пожал плечами.
— Полагаю, герои чувствуют, когда они чего-то достигли.
— А ты не достиг? Несколько тысяч рабов будут не согласны.
— Ты не понимаешь, — перед его мысленным взором снова возникло мертвое тело на берегу острова-улья: раб… или воин, до смерти истекший кровью рядом с трупом формовщика, который пытался заслонить маленьких дуриамов от Джейсена, ставшего машиной убийства.
— В Детской… как только я начал убивать, — тихо сказал он. — Я не хотел останавливаться. Это должно быть… Я могу только представить, что такое можно пережить на темной стороне. Я совсем не хотел останавливаться.
— Но ты сделал это.
— Только потому, что ты остановила меня.
— Кто препятствует тебе сейчас?
Джейсен уставился на Вержер. Она раскрыла свою квадратную ладонь, словно хотела предложить ему конфету.
— Ты хочешь убивать? Вокруг тебя столько жизни, Джейсен Соло. Отними ее, если хочешь. Отними мою. У нашей расы позвоночник особенно уязвим в области шеи; просто возьми мою голову в обе руки, и одним поворотом… — она дернула головой вверх и назад, словно получила удар невидимым кулаком, — Ты удовлетворишь свое темное желание.
— Я не хочу убивать тебя, Вержер, — Джейсен ссутулился и упер локти в колени, словно пытался спастись от холода. — Я не хочу убивать никого. Наоборот. Я благодарен. Ты спасла меня. Я потерял контроль…
— Не потерял, — резко сказала Вержер. — Не ищи оправданий.
— Что?
— Потеря контроля — это всего лишь прикрытие для "я не хочу признавать, что я готов совершать подобные вещи". Это ложь.
Он улыбнулся половинкой рта:
— Все, что я говорю тебе — ложь.
Она ответила на его насмешку легким кивком.
— Но все, что ты говоришь себе, должно быть правдой — по крайней мере, к этому нужно стремиться. Ты сделал то, что сделал, потому что ты — тот, кто ты есть. Самообладание, или его отсутствие, здесь ни при чем.
— Самообладание здесь очень даже при чем; в этом смысл джедайского учения.
— Ты, — ответила Вержер, — Не джедай.
Он отвернулся. Воспоминание о том, что она сделала с ним, зажгло в его груди искру, от которой сердце запылало жгучим огнем. Джейсен зарыл пальцы в устилавший выступ пышный мох и сжал их, вырывая растения из земли. Какая-то его часть хотела, чтобы это был не мох, а ее шея. Но годы тренировок научили его справляться с гневом. Когда он разжал кулаки и позволил ветру унести обрывки мха, с тем же ветром улетучился и его гнев.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
