Империя под угрозой. Для служебного пользования

Иду к сотрудникам. В ОВР только Инна. Заполняет отчет.

— Где Сабировна? — ору с порога.

Коллега испуганно вздрагивает.

— В Аутске.

— Что она там делает?!

— Командировка, Вы же сами...

— Надолго?

— До послезавтра.

— Ладно. Собирайтесь, Инна, мы с Вами тоже уезжаем.

Брякаюсь на стул, набираю номер одной моей знакомой в городке относительно неподалеку. В нашем округе.

— Привет, Оля, — говорю в микрофон, — это Майя Дровник. Да, я очень рада тебя слышать. Оля, я слышала, у Вас ЧП? Оля, срочно, я тебя умоляю, пришли вызов в Управление. Скажи, что тебе жизненно необходимо присутствие ОВР. Я тебя очень прошу! Объясню, когда приеду. Обещаю ни во что не вмешиваться.

Ольга смеется в трубку и обещает все организовать. Полчаса сижу, как на иголках. За это время успеваю объяснить ситуацию Инне. Она тоже в ужасе. Все, пришел вызов. Отправляю его по сети на компьютер начальника, и, не дожидаясь его реакции, покидаю здание. Инна послушно семенит чуть сзади.

Пять часов на поезде и мы на месте.

Сразу обнаруживаем, что помощь наша здесь не нужна, и допускать к расследованию нас не собираются. Ольга поит нас кофе, водит по местным достопримечательностям, но информацию не предоставляет. Но мне же отчет надо писать! После небольшого на нее с моей стороны давления, хмурясь и кусая губы, Ольга рассказывает следующее. Повесился инквизитор. Нормальный, вроде бы человек, и жизнь его была неплохой, не без неприятностей, но у кого не бывает. Фамилия вот только смешная — Мухобоев. Но ничего, живут же люди с разными фамилиями.

А тут, бац, на тебе. В принципе, ничего особо ужасного, из-за чего следовало бы вводить чрезвычайное положение здесь нет, если бы не "но". Инквизитор тот подал документы в Академию. У него, видите ли, способности обнаружились неординарные. Служить-то осталось дней десять. Эксперты говорят, похоже на самоубийство. Подозреваемых нет.

Не нравится мне это дело, ничего мне в нем не нравится. И чего это вдруг кандидаты в Мастера с собой кончать начали? У парня вся жизнь была впереди, столько всего интересного! Заикаюсь Ольге о своем желании оказать им посильную помощь, но здесь она непреклонна. "Пиши, — говорит, — свой отчет, и езжай обратно. Без вас справимся". Ну ладно, я не настаиваю. Отлавливаю Инну и еду в управление, изо всех сил надеясь, что пронесло.

Ан нет. Вернувшись, первым делом обнаруживаю на стенде копию приказа. На гвоздике болтается кипа листов с указанием дисциплинарных проступков и полагающихся за их совершение санкций. На листе согласования — моя фамилия. И подпись. Подпись-то не моя, но какое это сейчас имеет значение?

Вызываю к себе Сему.

Он приходит грустный, тощий, несчастный. И объясняет, что после моего исчезновения Четвертаков быстренько сварганил указание о назначении Гунько исполняющим обязанности начальника ОВР и заставил его подписать злополучный приказ. Когда Семен заикнулся было о своем нежелании это делать, Юлиан, основываясь на агентурных данных, намекнул, что Семин проступок не остался незамеченным. За подобное опоздание, сказал шеф, вообще-то изоляция положена.

— Там темно, — говорит Сема и лицо его болезненно перекашивается, — и совершенно нечего делать. Он сказал, что я там остаток жизни проведу. У меня дети и работа.

И что делать?

Вчера я получила приглашение на похороны. Не поеду. Это ведь надо идти к шефу, брать отпуск, объяснять ему, что работа без меня не встанет. И вообще. Ничего не хочу.

Умерла моя однокурсница по Академии. Анька Духова. Хороший Мастер. Идейный, как и я. Профессию, правда, она выбрала себе странноватую. Решила, помню, в свое время, что именно это занятие приближает ее максимально к воплощению Идеи. Анька работала в изоляторе для политических заключенных. Работа преимущественно грязная: разломы, чистки и т.п. Даже мне не по себе. В результате после Академии мы как-то разошлись, виделись редко, разговаривать не о чем. Надо бы позвонить сестре ее Настюхе, передать соболезнования, да, заодно, и выяснить, как это произошло.

Звоню. Настюха вся в слезах, что и неудивительно. Говорит, не одна я не приеду. Вообще мало, кто из наших сможет появиться. В ответ на вопрос, что случилось с ее сестрой, сообщает следующее. Анна работала с правонарушителем. Преступление незначительно. Пациент стабилен, молод. Телесная конституция слабая. В результате Анна расслабилась и решила лишь слегка его подкорректировать а потом ходатайствовать об освобождении. Анька до того прониклась к нему симпатией, что отпускала во время работы санитаров. Все было тихо и спокойно. В один прекрасный момент они вернулись за клиентом после сеанса и обнаружили Аньку на полу со сломанной шеей, а его на кровати с пеной у рта. Никто ничего не понял. По слухам, убийца окончательно потерял связь с реальностью.

Еще раз выражаю соболезнования, кладу трубку.

Настроение мерзопакостное. Приемник, что ли, включить? Конечно, мой замечательный во всех отношениях шеф запрещает слушать радио на рабочем месте, но не пошел бы он. Включаю и слышу новость, не улучшающую настроение. В Липецке, это конечно, не близко, но все же, так вот в Липецке толпа вполне на первый взгляд мирных граждан вытащила из психологической консультации двух известных и, главное, безобидных Мастеров Врачевания и забила их насмерть. А потом разбежалась. Опоздавшим на какие-то пару минут сотрудникам СИ достались лишь два тела. Изувеченных, плохо поддающихся идентификации. Переживаю, отчетливо ощущаю, как тяжело и неумолимо надвигается гроза, и понимаю, что в стороне не останусь.

Пока пребываю в раздумьях, подходит время ухода с работы. Почти праздник. Надеваю китель и пальто. Идет снег. Слава Богу, живу я недалеко, замерзнуть не успею. Подходя к дому, ощущаю какой-то толчок в плечо, оборачиваюсь, и вот уже мне в физиономию летит плотно утрамбованный снежок. Какого черта?! Снег идет густой, ничего не видно, облепляющая лицо белая масса мешает сосредоточиться. Стою у подъезда, осматривая округу, пытаюсь отсканировать обстановку, и только вроде нащупываю нападавшего, как мне в лоб прилетает еще один жесткий и увесистый комок снега. Больно! Подношу руку ко лбу, смотрю на пальцы — кровь. Пора уходить. Ныряю в подъезд, бегу к своей квартире на четвертом этаже. Быстро, как будто за мной гонятся, закрываю за собой дверь. Иду в ванную и смотрю в зеркало.

М-да... Здоровенная такая ссадина на лбу у линии роста волос, вот только ее мне не хватало для полного счастья! Мрачно улыбаюсь и замазываю лоб зеленкой. Теперь уже без разницы, чем дезинфицировать, все равно такие следы не скроешь.

Глава 5.

Рабочее утро не радует.

Нужна машина — сгонять по делам. Иду к шефу. А он сам на себя не похож — добр сегодня необычайно.

— Да-да, — говорит, — конечно, Майя Алексеевна, берите автомобиль. Мне он сегодня не понадобится.

Я, честно скажу, близка к тому, чтобы упасть в обморок у порога его кабинета. Я машину-то пошла у него просить для того лишь, чтобы совесть свою очистить. Мол, транспорт не дали, потому на ревизию не поехала. А он вот, на тебе.

Ну, что ж, назвался груздем, ползи в банку с рассолом.

Сажусь в "Волгу" на переднее сидение, рядом с водителем. Кидаю назад сумку с бутербродами и термосом. Сегодня нам на окраину округа, километров двести отсюда. Вовчик, водитель Четвертакова, а в прошлом, и бывшего шефа, мир его праху, как обычно, весел и беззаботен.

— О! — говорит, — привет! Как жизнь молодая?

— Пока живем, — отвечаю, — и надеюсь, дальше будем.

На выезде из города начинаю чувствовать себя как-то не очень. Пока стоим перед светофором, в срочном порядке разбираюсь с ощущениями. Сзади справа — опасность. Причем такая насущная, непосредственная. Аж волосы дыбом. Еще немного — и заказывайте панихиду по безвременно усопшей.

— Владимир, — говорю тихо, — разворачиваемся, никуда мы сегодня не едем.

Шофер смотрит на меня изумленно, но тут зажигается зеленый, и он, видимо, на автомате, едет вперед. Я уже поняла в чем дело: там, в быстро нагоняющей нас серой легковушке, находятся люди, которые хотят меня убить. Более того, именно сейчас они собираются этим заняться.

— Разворачивайся, черт возьми! — ору я, — быстрее!

Вовчик, давно уже перевозящий с места на место ленивые задницы больших начальников и отвыкший от оперативных действий, начинает поворачивать. Но слишком медленно. Легковушка нас нагоняет, идет вровень по соседнему ряду. Форточка в ней открывается... Замечаю пистолет в чьей-то руке, мысленно успеваю попрощаться с белым светом, и тут... Нет, есть все же справедливость на свете. Водитель машины с потенциальными убийцами бросает на меня любопытный взгляд. Любопытство, конечно, не порок, но лучше надо людей инструктировать перед охотой на Мастеров, пусть даже всего-то четвертого уровня. Его мимолетного взгляда мне хватает для того, чтобы нанести точный и болезненный удар. Водитель выпускает руль, машину преследователей резко уводит влево, так что Вовчик едва успевает увернуться от столкновения.

— Давай, — командую, — гони в управление. Быстрее!

Видимо, водитель мой, наконец, пугается. Потому что вдавливает педаль газа в пол и мы несемся в Управление, заметно превышая разрешенную скорость.

Лимит терпения исчерпан. Дожидаюсь, пока у Юлиана закончится совещание, прошу Мегеру доложить о моем появлении.

— Вы не уехали? — лениво, не отрывая головы от монитора, а лишь скашивая в мою сторону взгляд, спрашивает начальник, только я переступаю порог его кабинета.

Отмечаю появление на стене портрета какого-то неизвестного мне деятеля, делаю глубокий вдох.

— Юлиан Витальевич, — говорю, — я хочу с Вами серьезно поговорить.

— Угу, — отвечает, — Я Вас слушаю.

— Я вернулась, — брякаю первое, что приходит мне в голову, — потому что кто-то пытался меня убить.

Что-то не вижу я негодования на его лице. Я и лица-то его до сих пор не вижу. Что он там делает? В игрушки что ли играет?

— Да? — отвечает, — а Вы уверены?

— Уверена, — говорю, — Вам и Владимир может подтвердить, водитель Ваш. И это не первая попытка. Я, вообще, последнее время чувствую какой-то нездоровый интерес к своей особе.

— И в чем же он проявляется?

— Ну, люди как-то нервно реагируют на мое появление, плакат вот мне на дверь подъезда приклеили, снежками недавно обкидали...

Говорю и сама же вслушиваюсь. Как-то звучит это все по-идиотски. Вижу, шеф мой тоже это понимает.

— Какой плакат? — интересуется.

— А с надписью "Смерть Мастерам", я его уже ребятам на экспертизу оттащила. Вы пригласите Вовчика-то, пусть он сам Вам расскажет, почему мы вернулись.

Усаживаюсь и жду Вовчика. Появляется, на лице — смущение.

— Владимир Николаевич, — интересуется шеф, косясь периодически на экран, — что произошло, почему Вы вернулись в Управление?

Вовчик кидает в мою сторону виноватый взгляд и пожимает плечами.

— Майя Алексеевна сказала "возвращаемся", вот мы и вернулись.

— Что-то случилось, пока вы ехали?

— Не знаю, — бормочет Вовчик.

— Ну Вы что-нибудь необычное заметили?

— Ну... я за дорогой следил.

Вот это да, думаю, а ведь и в самом деле мог не заметить. Ну, подумаешь, машина нас обогнала.

— Чудак какой-то в нас чуть не врезался только, — продолжает Вовчик, — но это уже когда мы разворачивались. А так все, как обычно. Может, Майя Алексеевна что углядела. Я не знаю.

Владимир с разрешения шефа удаляется, а я сижу, что называется, обтекаю.

— Так в чем дело? — интересуется Четвертаков, — может, Вы объясните, что произошло.

Попытка не пытка, можно и объяснить.

— Я почувствовала направленный на меня умысел...

Стоп, он же не Мастер. Он точно не поймет, что умысел ощущается так же, как само действие. Вижу его непроницаемую физиономию, и, наконец, до меня доходит, что я напрасно теряю время.

— Извините, — произношу со вздохом, и встаю, — за то, что заняла Ваше время.

И направляюсь к выходу, с трудом переставляя ноги.

— Майя, — говорит начальник мне вслед, — не стоит так переживать. Я понимаю, волнения, Мастера сейчас непопулярны. Но это же не значит, что кто-то непременно решил Вас... убить. Возьмите пару дней, отдохните...

Заподозренная напоследок в паникерстве, гордо удаляюсь. Надо же! Мастера ныне непопулярны! Потрясающей глубины вывод!

Впрочем, имеется и повод для радости. А именно — возможность обратиться напрямую к моему последнему Учителю. И повод имеется — Гильдия Мастеров в опасности.

У Учителя дома, как я помню, видеофон, а у меня нет. Хочу его увидеть, именно увидеть, а не только пообщаться, и потому решаю рискнуть здоровьем и выбраться на улицу до телеграфа. В нужное время сижу в помещении телеграфа и трясусь. Во-первых, зябко как-то перед разговором, во-вторых, поймала на себе несколько не очень доброжелательно настроенных взглядов. Я в форме СИ, надеюсь, хоть это оградит от посягательств мою драгоценную особу. Вот, вызывают. Дрожа, усаживаюсь перед экраном, и сердце замирает. Вот он, Евгений Павлович. Лицо у него усталое, постаревшее отчего-то, хотя мы виделись каких-то полгода назад, глаза покраснели.

Глядит на меня хмуро. Я расстраиваюсь.

Голос его сух, но, по крайней мере, узнал.

— В чем дело, Майя?

Морда моя сама собой расплывается в умильной улыбке.

— Здравствуйте, Евгений Павлович!

— Да, в чем дело? Говори быстрее, у нас есть две минуты.

Собираюсь.

— Мастера в городе не чувствуют себя в безопасности. На меня было совершено покушение. Инквизиция меры принимать не собирается. Я считаю, это какая-то широкая акция, направленная против Мастеров. Чем это спровоцировано — не знаю.

Говорю, и взгляд мой невольно раз за разом обегает знакомое лицо. Как все-таки приятно!

— Продолжай, — требует Стылов.

— Я считаю, что подобная ситуация сложилась не только в моем округе. Боюсь, что события затронули всю Империю. Считаю своим долгом поставить в известность Гильдию.

Учитель вздыхает, глаза у него какие-то тусклые.

— И ради этого ты оторвала меня от дел?

Вот это да, всякого я ожидала, но чтобы вот так вот сразу и мордой в грязь? Нехорошо.

— Я полагаю...

— Все могут полагать! Ты предоставь мне конкретные факты! А пока фактов у тебя не будет, нам и разговаривать не о чем!

Он кидает трубку, но раздражение его какое-то неуверенное. А я сижу перед экраном и моргаю. Часто-часто, поскольку на иные действия я сейчас не способна.

— Простите! — слышу, — простите, Ваше время закончено, Вы не могли бы освободить кабину?

— Да, — бормочу, — конечно.

Вот так разговор. Я в глубочайше растерянности. Мне всегда казалось, что уж на помощь Гильдии я в случае чего могу рассчитывать. Оказывается — ошибалась. Факты... Хорошо, найду я им эти факты.

По дороге домой понимаю, что не рассчитала время. Темнеет. Стараюсь не прятаться, поскольку это привлекает внимание и вызывает подозрения, но и глаза мозолить не следует. Иду себе тихо, ступаю осторожно, благо каблуки на сапогах невысокие. Я, конечно, не кричала на площадях города о том, что я Мастер, но и не скрывала данный факт. Знакомых — хороших и не очень — у меня полно. Информация по городу расходится моментально. Мастера же нынче в Империи непопулярны, как сказал Юлиан Витальевич. И не имеет значения, есть у меня факты, подтверждающие это, или пока нет.