Главным калибром - огонь!

С другой стороны, совершив тактическую ошибку, Того никак не мог первым вступить в бой с русской эскадрой. Единственное, что смог придумать вице-адмирал Того — скорректировать курс, и увеличить ход своего отряда до шестнадцати узлов, чтобы быстрее выйти из зоны поражения береговой артиллерии.

Корабли Камимуры и Рейценштейна разделяло всего шестьдесят кабельтовых, когда на 'Палладе' подняли сигнал: поворот восемь румбов на ост 'все вдруг'. Четвёрка крейсеров — в голове отряда шёл 'Боярин' — разом отвернула в сторону, освобождая акваторию для боя линейных сил.

Отдадим должное вице-адмиралу Камимуре — он быстро сообразил, что его крейсера оказались между 1-м боевым отрядом и русскими броненосцами, и ему предстоит столкновение с более сильным противником. Теоретически, японский вице-адмирал мог совершить поворот влево, сделав 'crossing the T', но русские легко могли бы парировать этот маневр аналогичным поворотом, разойдясь с врагом без выстрела. Если бы противник, наоборот, повернул вправо, желая принять бой на параллельных курсах, то скупое зимнее солнце стало бы светить в глаза японским наводчикам. Несмотря на численное превосходство сынов Страны восходящего солнца, их корабли стали бы для врага очень хорошей мишенью.

Кроме всего прочего, имелся один важный психологический фактор: уйдя из-под Порт-Артура без хорошего боя с менее сильной русской эскадрой, японцы как бы признавали превосходство северных варваров в смелости и тактической хитрости. Для адмиралов Того и Камимуры это означало бы серьёзный подрыв их авторитета и репутации, чего нельзя было допустить ни в коем случае.

'Идзумо' дал первый залп с сорока пяти кабельтовых, целясь по 'Цесаревичу'. Пять минут спустя флагман Камимуры перенёс огонь на идущий концевым 'Пересвет', и продолжал обстрел этого броненосца до самого конца первой фазы боя.

Остальные японские крейсера разобрали цели довольно-таки бестолково, постоянно перенося огонь с одного корабля противника на другой. Не исключено, что здесь определённую роль сыграл тот факт, что в русском строю сразу четыре броненосца шли под адмиральскими флагами. Видимо, командиры японских крейсеров посчитали это военной хитростью, призванной ввести их в заблуждение, поэтому стреляли, преимущественно, по головному и концевому кораблям эскадры.

— Ваше высокопревосходительство, враг открыл огонь! — возбуждённо воскликнул начальник эскадры. — С такой-то дистанции!

— Пора бы и нам ответить, — выразительно посмотрел на Григоровича наместник. — Иван Константинович, голубчик, повелите стрелять по супостату.

— С превеликим удовольствием, ваше высокопревосходительство, — отозвался капитан 1-го ранга, давным-давно готовый к такому обороту событий. — Лейтенант Ненюков, огонь!

После недолгой пристрелки в пару-тройку снарядов броненосец содрогнулся от полного бортового залпа. Из стволов носовой башни главного калибра выплеснуло буро-жёлтое облако кордитного дыма. Грохот орудий безжалостно ударил по барабанным перепонкам всех, стоявших на мостике 'Цесаревича'. Следом за флагманом открыл огонь идущий в кильватере 'Петропавловск', за ним и остальные мателоты.

В полукабельтове от левого борта корабля взметнулись султаны разрывов, ещё три, или четыре снаряда упали в море за кормой. Секунд десять спустя прилетела очередная порция вражеских 'подарков', близкий взрыв окатил морской водой сигнальщика, над головой адмиралов просвистели первые осколки. Следующий залп лёг перелётом, взметнув султаны разрывов по правому борту броненосца.

— Кхм... Господа, не пора ли нам перебраться в боевую рубку? — потоптавшись на месте, Алексеев обернулся к Старку, Григоровичу, и остальным офицерам. — Нечего здесь бравировать своей храбростью, в данном случае больше похожей на глупость. Мы не имеем права быть убитыми в первом же бою, погибнуть храбро, но бестолково. Уходим в рубку, господа, и без разговоров.

Пока командный состав эскадры и корабля спускался в боевую рубку, 'Цесаревич' получил первое попадание: 152-мм снаряд угодил в спардек. Затем последовало следующее попадание, и ещё, и ещё. Артиллерия броненосца вела ответный огонь, после первых залпов взяв на прицел третий крейсер в колонне врага — им оказался 'Якумо'. Под конец этой фазы боя 'Цесаревич' минут пять обстреливал уже концевой, 'Иватэ', засадив тому в корму увесистый двенадцатидюймовый 'подарок'.

Сближаясь, а затем и расходясь на контркурсе с общей скоростью в тридцать узлов, противники расстреливали друг друга с максимальной скорострельностью своих пушек. В отличие от японцев, русские корабли вели более сосредоточенный огонь, и к тому же более точный. Неожиданно сказалось преимущество русских броненосцев в артиллерии и присутствие на них парочки адмиралов, склонных к самостоятельным решениям.

Приняв предложение наместника, и подняв флаг на 'Петропавловске', вице-адмирал Макаров поначалу не понимал сути странного маневрирования в ночном море, больше похожего на топтание на месте. Когда же эскадра легла на курс, ведущий обратно, к крепости, Степан Осипович откровенно разозлился. Стоило ли ему мчаться в Порт-Артур, вперёд столичной комиссии, ради того, чтобы вот так, бестолково, утюжить в темноте море в поисках японцев?! Ведь, любому толковому моряку ясно, что надо идти на юго-восток всей эскадрой, и безжалостно уничтожать вражеские транспорты, которые сейчас перебрасывали войска в Корею.

Считая, что наместник и Старк попросту бесполезно жгут уголь, вице-адмирал нервно ходил по мостику 'Петропавловска', стараясь не выплеснуть на офицеров корабля свои негативные эмоции. В конце концов, ни капитан 1-го ранга Яковлев, ни кто-либо из других моряков не виноват в том, что на эскадре царит авторитарное засилье со стороны генерал-адъютанта. Скорее бы уж приехали остальные члены комиссии, без которых невозможно начать полноценную проверку деятельности наместника и прочих порт-артурских начальников.

Впрочем, многое из начинаний Алексеева пришлось Макарову по нраву: например, довооружение крейсеров и истребителей, повышенное внимание к тактике использования минного оружия, перевооружение канлодок. А некоторые моменты вообще поразили Степана Осиповича до глубины души. Подумать, только — всемогущий генерал-адъютант тратил на флот свои собственные средства! Это совершенно не вязалось ни с образом наместника, ни с той должностью, которую он занимал.

С другой стороны, вице-адмирал считал ошибками переход во Владивосток 'Победы' вместе с отрядом Штакельберга, а так же снятие части артиллерии с некоторых кораблей эскадры. Макарова настораживала непонятная завеса секретности вокруг ряда мастерских в городе Дальнем, сильно раздражали вездесущие жандармы, окопавшиеся в Порт-Артуре. Или, взять, к примеру, этот ночной выход — ну, зачем, спрашивается, генерал-адъютант самолично попёрся в море, а не остался на берегу, когда в наличии имеется целых пять адмиралов?

Начиная с момента обнаружения 'Новиком' японского флота, мнение вице-адмирала об Алексееве, как флотоводце, постепенно стало меняться в прямо противоположную сторону. Макаров оценил тактическую хитрость наместника, рискнувшего заманить в ловушку более сильного врага. Оценил и маневр крейсеров Рейценштейна, заложивших циркуляцию, чтобы выиграть время, и, в конечном итоге, обмануть японцев. Когда же противники сошлись в бою на контркурсе, и крейсера Камимуры засыпали флагман снарядами, вице-адмирал взял руководство стрельбой эскадры в свои руки.

По приказу Макарова сразу четыре русских броненосца сосредоточили огонь на втором корабле японцев — на 'Адзуме'. Затем, по мере сближения с неприятелем, быстро 'разобрали цели' в соответствии с предвоенными инструкциями наместника.

Под конец этой фазы боя русские броненосцы взяли на прицел предпоследний крейсер — 'Асаму', и вели огонь по нему до самого конца сражения с Камимурой. В итоге нисколько не пострадавший в бою с береговыми батареями и крейсерами 'Асама' получила три 305-мм и четыре 152-мм снаряда, не считая более мелких. После боя корабль прямиком ушёл на ремонт в Сасебо, выбыв из строя недели на три, и в следующий раз появился в поле зрения противника только при обстреле Владивостока.

Ещё в самом начале боя с русскими броненосцами вице-адмирал Камимура решил, что, разойдясь с врагом на контркурсах, его крейсера обязательно охватят хвост вражеской колонны. Японец рассчитывал выйти на противоположный борт русских, и обрушить на концевой вражеский корабль всю мощь первоклассной армстронговской артиллерии. Однако план вице-адмирала рухнул с самого его начала.

После поворота 'все вдруг' на ост, отряд Рейценштейна некоторое время шёл на восток, уходя от Камимуры, а затем повернул на юг. Головным оказался 'Варяг', концевым — 'Боярин'. Выйдя в хвост броненосной колонны, крейсера свершили новый разворот 'все вдруг', и вскоре встали в кильватер 'Пересвету'.

Видя приближение японцев, Николай Карлович отдал приказ капитану 2-го ранга Сарычеву присоединиться к 'Аскольду' и 'Новику', которые вновь вступили в перестрелку с отрядом Девы. Безбронный крейсер 2-го ранга имел мало шансов уцелеть в столкновении с отлично защищёнными кораблями Камимуры. 'Богиням' с 'Варягом' так же не следовало бы нагло лезть на рожон, но Рейценштейн в точности исполнял приказ наместника.

Огонь трёх русских крейсеров сорвал план вице-адмирала Камимуры, став для японцев ещё одним весьма неприятным сюрпризом. Обладавшие отличной скорострельностью, шестидюймовки Канэ буквально засыпали 'Идзумо' градом снарядов. Особенно отличился 'Варяг', комендоры которого выпустили по флагману Камимуры около двухсот снарядов одного только главного калибра.

Впрочем, и японцы не остались в долгу, перенеся на корабли Рейценштейна огонь всего своего отряда. И, неизвестно, как бы дальше сложилась ситуация в хвосте колонны, если бы не минная атака пятёрки русских истребителей.

ГЛАВА 8.

Японские снаряды снесли одну стеньгу на фок-мачте броненосца, оборвали осколками фалы, подожгли ящик с сигнальными флагами. Прямое попадание 203-мм снаряда уничтожило ходовую рубку корабля, вызвав детонацию боеприпасов малокалиберной артиллерии и сильный пожар на мостике. С пожаром попытались, было, бороться, но новое попадание в штурманскую рубку привело к потерям среди личного состава, и Григорович велел не посылать матросов на верную смерть.

Другой снаряд уничтожил носовой дальномер Барра и Струда. Помянув нечистую силу, генерал-адъютант сразу же повелел принести с кормового мостика другой дальномер.

— Чёрт подери, из-за дыма ничего не видно! — выругался вице-адмирал Старк, пытаясь разглядеть отряд Того. — Иван Константинович, да пошлите же Вы, наконец, матросов потушить пожар!

— Не кипятитесь, Оскар Викторович, сейчас нельзя никого посылать, — отрицательно покачал головой наместник. — Господин капитан первого ранга, не посылайте никого тушить пожар — погибнут люди, и погибнут зазря.

— Ваше высокопревосходительство! Я настаиваю, чтобы матросы потушили пожар! — похоже, прямое попадание рядом, в мостик, привело начальника эскадры в крайне нервозное состояние, близкое к панике.

Когда боевую рубку сотряс сильнейший удар, заложив уши грохотом разрыва, взбледнули, конечно, все. Никто не слышал лязга осколков, влетевших в амбразуры рубки. А когда поднялись на ноги, разобрались, выяснилось, что штурман корабля легко ранен в руку, рулевой получил осколок в ногу, кто-то контужен, кто-то ушибся, неудачно упав. У генерал-адъютанта, вон, засияла на лбу лиловая шишка, а Григорович рассёк скулу, ударившись о машинный телеграф.

— Господин вице-адмирал, здесь я отдаю приказы! — уже не сдерживаясь, начальственным рыком Алексеев расставил все точки над 'и'. — Никто никуда не пойдёт, пока я не отдам приказ! А я запрещаю зазря рисковать людьми! Это не обсуждается!

Держа курс на юг, пару минут назад броненосные крейсера Камимуры наконец-то прекратили обстрел 'Цесаревича'. Часть японских комендоров переключились на 'Пересвет' и отряд Рейценштейна, большинство же оказались заняты отражением внезапной минной атаки. Теперь эскадре предстоял бой с шестью японскими броненосцами 1-го боевого отряда, которые открыли огонь главным калибром с целых шестидесяти кабельтовых. Пока что 'подарки' от Того падали с недолётом и с сильным рассеиванием.

Мичман Дараган доставил с кормы второй, не пострадавший дальномер, и теперь колдовал над ним, обещая скоро выдать точную дистанцию до врага.

Вице-адмирал Макаров, похоже, догадался о проблемах осыпаемого снарядами 'Цесаревича', и на идущем в кильватер 'Петропавловске' замигал морзянкой прожектор. Увы, задымление от пожаров не позволяло оперативно разобрать сигнал даже с уцелевшего кормового мостика 'Цесаревича', поэтому офицеры продолжали возиться с угломерными приборами Люжоля-Мякишева.

— Горит, ваш высокблагородие, горит! — в рубку протиснулся сигнальщик, сразу же завопив во весь голос. — В концевой крейсер Кикиморы угодили! Знатно полыхнуло, аж во всю японскую задницу!

— Похоже, это 'Иватэ', — посмотрев в бинокль, удовлетворённо произнёс командир броненосца. — Пожар на юте...

— Хорошо, — кивнул наместник, потирая растущую на лбу шишку. — Иван Константинович, дробь стрельбе по 'Иватэ'. Пора брать на прицел флагман Того.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! Лейтенант Ненюков — огонь по 'Микасе' по готовности! — скомандовал Григорович, затем повернулся к сигнальщику. — А ты не вопи так во всю глотку. Видим мы, видим!

— А!? Я ничего не слышу, ваше высокблагородие! Оглушило! — заорал перепачканный дымом и копотью матрос. — Когда снаряд попал в мостик!

— Присядь, братец, отдохни! — указав на пол боевой рубки, проорал в ответ капитан 1-го ранга, и обернулся назад. — Мичман, нам срочно нужны данные для стрельбы! Быстрее, быстрее, с этим чёртовым дальномером!

Ответ мичмана Дарагана потонул в грохоте выстрела носовой башни главного калибра. Следом за двенадцатидюймовками открыли огонь и 152-мм орудия левого борта, вразнобой захлопали батарейные трёхдюймовки.

Слева по борту взметнулось сразу четыре всплеска, обрушив на палубу броненосца тонны воды: японцы быстро пристреливались по флагману эскадры. Вот-вот должны были пойти и прямые попадания, одно за другим. Генерал-адъютант передёрнул плечами, продолжая вглядываться в плохо видимые из-за дыма силуэты вражеских кораблей.

Бой продолжался. Броненосец выпускал по врагу снаряд за снарядом, получая в ответ аналогичные 'подарки' со стороны японцев. На шканцах разгорался очередной пожар — горели остовы шлюпок, многочисленные осколки изрешетили обе дымовые трубы, снаряд угодил в боевой марс на фок-мачте. К счастью, нисколько не пострадала артиллерия 'Цесаревича', и горящий в нескольких местах корабль уверенно вёл за собой русскую эскадру, отвечая врагу с максимально возможной в данной ситуации скорострельностью.

... Ну, вот, и всё, кажется... Откомандовал ты своё, Евгений Иванович. Торчишь здесь, у амбразуры, ожидая вражий осколок, как избавление от ответственности, — в рубку постоянно стекалась всё новая информация о повреждениях и разрушениях броненосца, и наместник счёл, что и остальные корабли находятся в столь же плачевном положении, как и флагман. — Управление боем практически потеряно, не видать ни чёрта, радио не работает, сигнальные флаги не поднять... Где крейсера Рейценштейна? Что с 'Аскольдом' и 'Новиком'? Жив ли хоть кто-нибудь из адмиралов? О, Господи, помоги и сохрани ради всего святого! Неужели все мои старания пойдут прахом?...