— Я еще хотел узнать, не было ли попыток как-то... — Ит замялся, подыскивая слова. — Как-то сделать так, чтобы гости не калечились на выходе?
— В смысле? — не понял Федор Васильевич.
— В смысле, заметить место, и попробовать подстраховать каким-то образом того, кто там может появиться, — ответил Ит.
— Так они каждый раз в новой точке появляются, — развел руками Федор Васильевич. — Не угадаешь.
— А время? — поинтересовался Скрипач.
— И время не угадаешь.
— То есть, закономерности нет? — Ит прищурился.
— Нет. На наш взгляд — нет. Хотя... — Федор Васильевич задумался. — Работает в смежном институте такая дамочка, Роберта Михайловна Ольшанская. Так вот она утверждает, что закономерности якобы есть, но ей, по ее собственным словам, не хватает данных для того, чтобы их вывести. А чтобы собрать данные, нужно финансирование. Которое ей никто не даст.
— Почему? — удивился Ит.
— Потому что на голую теорию деньги давать никто не хочет, — объяснил Федор Васильевич. — Нерационально это.
— А в гостях какой резон? — справедливо спросил Скрипач.
— Ох, не скажите. В гостях еще какой резон. Только за последнее десятилетие — несколько крупных открытий и с десяток изобретений, которые мы запатентовали, и это только в России. Три новых антибиотика, универсальная вакцина, батарейки типа "палец", застежки "репейник", "липкий ключ"... ну, остальное для узких специалистов, но тоже весьма полезно. В хирургии кое-какие подвижки намечаются, в микробиологии, в радиоэлектронике. И это все — гости. Причем, замечу, гости именно что погибшие. Ведь изучаем все, что с ними связано. От вскрытия, во время которого исследуется масса параметров, до одежды, украшений, каких-то личных вещей.
— И часто встречаются личные вещи? — В голосе Скрипача мелькнула нехорошая нотка, Ит тут же перехватил его взгляд и беззвучно приказал: не надо. Тот потупился. — Я имею в виду, что мертвым, ясное дело, все равно. Но при этом...
— Личные вещи попадаются очень редко, и по большей части их назначение для нас — загадка. — Федор Васильевич тяжело вздохнул. — Как освободитесь, заходите, покажу вам нашу коллекцию. Мы же эти вещи не присваиваем. Я понимаю ваше негодование, Скрипач, но и вы поймите нас правильно...
— Он все понял, — твердо заявил Ит. — Закроем тему.
Мимо катера тянулись поля, засаженные кукурузой, капустой, морковью... тут и там виднелись рейки оросителей, над которыми висели крошечные искристые радуги. Москва давно уже кончилась, и сейчас катер вышел на последний участок маршрута — он продвигался по реке Пахре, чтобы вскоре свернуть в отводной канал, ведущий к точке тысяча восемнадцать.
— Причем обратите внимание, что мы не делали попыток о чем-то расспрашивать вас, — глухо сказал вдруг Федор Васильевич. — Могли бы. И хотели. Но видели, что делать этого ни в коем случае нельзя... мы ведь не звери, мы тоже люди, и понимаем, что в жизни бывают ситуации, в которых расспросы могут...
— Давайте не будем продолжать, — мягко попросил Ит. — Федор Васильевич, поверьте, мы очень постараемся быть вам впоследствии полезными, насколько это возможно. Но вы правы, нам сначала действительно надо разобраться с проблемами... хотя бы с частью проблем. Уже не внутренних, а внешних.
— Каких именно?
— Пока еще не выстроили последовательность, — ответил Скрипач. — Думаем. Поступим следующим образом: сходим в Америку, подумаем, а потом придем к вам. Пойдет?
— Пойдет, — улыбнулся Федор Васильевич. — Только поосторожнее там, в Америке.
— Договорились, — кивнул Ит.
* * *
Сначала зашли в больничку. Скрипач с нехорошо сузившимися глазами, Федор Васильевич с каменным лицом, и Ит — вообще без каких бы то ни было внешне проявляющихся эмоций.
Маленькое одноэтажное здание снаружи выглядело еще ничего, но внутри поражало своей убогостью и запущенностью. А уж запахи... Видно было, что Федора Васильевича от "ароматов" передергивает, и это с учетом, что он сам по первому образованию медик, причем, ни много, ни мало, патологоанатом.
— Какая гадость, — пробормотал Скрипач. — Они что, тут вообще не моют, что ли? Не завидую гостям — им приходится умирать в ужасных условиях.
— Это капуста, — хмыкнул Ит. — Вернее, щи. Недельной где-то давности.
— И канализация, — подвел итог Федор Васильевич. — Пошли к заведующей. Мы этой поганке месяц назад выделили триста рублей — на случай появления гостя. Теперь предстоит выяснить, был ли гость, и где деньги.
Скрипач заржал в кулак. Ит поневоле усмехнулся тоже, но тут же напустил на себя серьезный вид.
— Рыжий, держи себя в руках — предупредил он. — Я не шучу.
— Да заткнись ты, — отмахнулся Скрипач. — Нашел, кого защищать.
— Ты сам понимаешь, что это бессмысленно. Ну треснешь ты ее, ну походит она неделю с синяком, ну посочувствуют ей колежанки — и что? Думаешь, она из-за этого синяка со следующим гостем поступит иначе? Да ни в жизни! — Ит остановился, взял Скрипача за локоть. — Вон, спроси Федора Васильевича, он тебе скажет.
— К сожалению, он прав, — с неприязнью подтвердил тот. — Единственное, что они стали делать после скандала с Итом в главной роли — это не оставлять гостей на площадке, а сразу относить в корпус. Но все остальное как было, так и осталось.
— Что, даже не звонят?
— Нет, конечно. Ни отсюда, ни из других мест. По тысяча сто одной причине. Начиная с неуплаты за телефон, заканчивая столбом, который якобы упал в речку... Так, пришли. Стойте рядом, сделайте строгие лица и молчите, ради всего святого, оба, — попросил Федор Васильевич. — Сейчас поговорим, а потом я вас свожу на точку.
Он без стука распахнул дверь и вошел. Ит и Скрипач, переглянувшись, последовали за ним.
В кабинете, тесном, маленьком, заваленном бумагами, размещался утлый письменный стол, пыльная лиана в деревянной кадке и толстая одышливая тетка в белом халате с мокрыми пятнами подмышками. На шкафу, запертом на замок, стоял пожелтевший приемник, из которого доносилась веселенькая мелодия.
Тетка при их появлении проворно поставила куда-то вниз тарелку, полную макарон, политых томатным соусом и воззрилась на вошедших густо подведенными глазами.
— Ой, Федор Васильевич, вот радость-то... — сладко завела она, улыбаясь. — Вы проходите, садитесь! Сейчас чем бог послал...
Тут она увидела Скрипача с Итом, и разом осеклась, а улыбка мигом превратилась в подобие гипсовой маски.
— Овсянка на соевом молоке, говоришь? — едва слышно произнес Скрипач. — Тебе ее в какое отверстие насовать, сука? Жопа не слипнется?
— Не надо, — предостерегающе сказал Ит еще тише.
— Нет, надо! Еще раз так с кем-нибудь поступишь — сама до конца дней своих в клоническом спазме проваляешься. Узнаю — приеду и убью, поняла? Я тебя спрашиваю, мразь. Поняла?
Тетка только и смогла, что оторопело кивнуть.
— Мы подождем на улице, Федор Васильевич, — как ни в чем ни бывало, добавил Скрипач. — Удачи с тремястами рублями.
Выйдя из корпуса, они первые несколько минут просто пытались отдышаться. После вони, которая осталась внутри, воздух на улице показался просто восхитительным.
— Рыжий, не надо было этого делать, — с упреком сказал Ит.
— Надо! Надо, я тебе говорю!.. Ит, ты же... Черт... Я фотографии твои видел, у Васильича. После этой вот "больницы". — Скрипач зажмурился. — Я... я не могу так, понимаешь?! Эта тварь восемь месяцев прекрасным образом жрала макароны и крутила свои дела, а ты в это время подыхал от голода, и...
Ит взял Скрипача за плечи, развернул к себе, заглянул в глаза.
— Все равно не надо, — попросил он. — В мире и так много зла, зачем умножать? Она не поймет ничего. Только обозлится еще больше. Рыжий, такие люди — они не способны понять. Вообще не способны. Априори. Пытаться с ними разговаривать, это... это как объяснять лисе, что кур есть нехорошо.
— Ит, мне не три года, чтобы втолковывать прописные истины, — возразил Скрипач. — Но мразь надо бить, я так считаю. Вот такую мразь — надо БИТЬ. Помнишь дело, во время которого мы познакомились с Орбели-Син?
— "Дело мисс Гоуби и ее невероятных кукол"? — полуутвердительно спросил Ит. Скрипач кивнул. — Конечно, помню. И?..
— И это явления одного порядка. Одна внушает целой нации, что можно, по сути дела, измываться над чужой расой, а так же над больными и увечными, выдавая это все за искусство и красоту, и превращая при этом часть социума в моральных уродов, а вторая, вот непосредственно эта — просто берет и убивает. Под макароны с кетчупом. Втихую. Кто лучше?
— Может, ты в чем-то прав. Но деструктивное влияние мисс Гоуби было доказано тогда группой социологов, да и силы за ней оказались весьма существенные, — возразил Ит. — А это — просто тупая идиотка, которая не понимает, с какой радости надо лечить тех, кто все равно умрет.
— Не умрешь, и не надейся, — проворчал Скрипач. Приобнял Ита одной рукой, другой щелкнул по лбу. — Но овсянки я бы ей все-таки в жопу напихал, пусть знает, как над людьми измываться.
— Ты неисправим, — покачал головой Ит. — Давай присядем, что ли?
— Устал? — встревожился Скрипач.
— Нет, просто посидеть захотелось... Как же все-таки хорошо, что мы... что ты здесь, — Ит опустил голову. — Даже умирать не страшно, если что.
— Я же сказал, и не надейся, — нарочито строго заявил Скрипач. — Что-то Васильич долго там препирается про триста рублей, тебе не кажется?
— Может, он осуществляет твою угрозу про овсянку, — предположил Ит.
— Угу. Только использует вместо нее макароны...
* * *
На вопрос про триста рублей Федор Васильевич пробурчал что-то невнятное. Было ясно как день, что деньги в очередной раз просто-напросто украдены, и что воевать с этой заведующей, которая, разумеется, была чьей-то ставленицей, он устал до ужаса, тем более, что войны ни к чему существенному привести не могли.
— А гости были? — спросил Скрипач с интересом.
— Говорит, что после вас никого не появлялось, — развел руками Федор Васильевич.
— Это правда или очередная ложь?
— Сейчас проверим. Данил! Принеси мне "шельмаха", пожалуйста! — крикнул он. — Способ проверить у нас есть, и она про это знает... мне кажется, что не врет.
— Что такое "шельмах"? — поинтересовался Ит.
— Низкочастотный генератор и одновременно записывающее устройство, — пояснил Федор Васильевич. — Если что-то было, то площадка "ответит".
— Вот даже как? — удивился Скрипач.
— Ну да. Поскольку она неподалеку от Москвы, мы ее давным-давно "подключили". Дадим сигнал, потом расшифруем ответ, который будет на выходе, и станет понятно, был тут кто-то или нет.
— Ладно, не станем вам мешать, — кивнул Ит. — Рыжий, пока люди работают, давай сами посмотрим, что ли?
— Давай, — согласился Скрипач.
...Ничего особенного, Федор Васильевич оказался совершенно прав. Действительно, ничего особенного. Небольшое каменное поле, усыпанное булыжниками, самый крупный из которых достигал размера человеческой головы. Камни и камни. И высокое белесое небо над ними. По периметру площадку окружал шаткий покосившийся заборчик из ржавой рабицы — Федор Васильевич объяснил, что это от местных, которым ничего не стоит подойти и раздеть гостя до нитки, бывали такие случаи.
Данил и Федор Васильевич принялись подключать "шельмаха", о чем-то тихо беседуя между собой, а Ит и Скрипач принялись бродить по площадке туда-сюда, разглядывая камни под ногами.
Внезапно Ит остановился, нахмурился.
Ощущение...
Очень знакомое ощущение, вот только понять, где и когда он чувствовал подобное, не получалось.
— Скрипач, подойди сюда, — позвал он. — Чувствуешь?
С минуту тот стоял неподвижно, нахмурившись, словно прислушиваясь к чему-то, потом покачал головой.
— Чувствую, но не понимаю, что, — признался он. — Определенно, я раньше точно... да что же это такое?
— Мне тяжело тут находиться, — сказал Ит. — Словно... нет, не знаю. Не могу объяснить, но я точно не имею права тут стоять. Словно мы сейчас совершаем какой-то очень плохой поступок, тебе не кажется?
— Кажется, — кивнул Скрипач. — Ладно, пойдем. Это надо будет обдумать.
— Ит, Скрипач, выйдите с площадки, я сейчас пятнадцать герц дам! — крикнул Данил. — Федор Васильевич, подождите, они нам собьют сигнал!..
— Идем, идем! — крикнул Ит в ответ.
Быстрым шагом они покинули площадку и присоединились к Федору Васильевичу и Даниле. Тот уже вовсю крутил эбонитовые ручки "шельмаха", затем нажал на большую синюю кнопку у него на боку, а затем сбоку из прибора выползла бумажная лента с черной графитовой кривой.
— Грифель менять пора... — проворчал Федор Васильевич. — Так, что у нас тут? Да, не соврала, старая сова. Действительно, с последнего раза без изменений. Ладно, давайте собираться, и поехали. До вечера надо успеть обратно в город.
— ...скажите, сколько таких точек известно на данный момент? — спросил Ит обратной дорогой.
— Около шестидесяти тысяч, — сообщил Федор Васильевич рассеяно. — А может, их и больше, не знаю. Скорее всего, больше. Шестьдесят тысяч — это только те, которые исследованы и занесены в реестр.
— Шестьдесят тысяч гостей по всему миру? — удивился Ит.
— А вот это неизвестно. Точки принимают гостей очень по-разному. На какой-то может и двенадцать гостей за год появиться, а на какой-то — один раз в пять лет если появится, то хорошо. Большинство точек вообще без гостей. Просто площадки. Работает тысяч шесть или около того.
— Понятно, — задумчиво покивал Ит, которому ничего на самом деле не было понятно, но уже стало не по себе. — Думаю, мы еще не раз вернемся к этой теме.
— Хочется верить, — невесело усмехнулся Федор Васильевич. — Ладно, это потом. Кто-то намекал, что катер надо обмыть. Ребята, как на счет сходить сегодня в "Арагви"? Хрустальные люстры, барская роскошь, ковры и настоящее седло барашка, а? Ради такого дела...
— Принимается, — кивнул Скрипач. — Конечно, при условии, что нас туда пустят.
— Пустят, — заверил Федор Васильевич. — У меня там метрдотелем старый приятель трудится...
Ит сидел на корме и рассеяно смотрел на проплывающие мимо берега. Он явно о чем-то задумался, на лице его появилась тревога.
— Ты чего? — спросил Скрипач.
— Я понял, что это было за ощущение. Один раз я в детстве наступил на чужую могилу, — едва слышно ответил Ит. — Так вот это точно то же самое.
— Думаешь?.. А ведь и правда. Слушай, я вот что еще... того... — Скрипач посерьезнел. — Ит, нам надо домой, ты это понимаешь?
Ит кивнул, впрочем, без особой уверенности.
— Тот кусочек дряни у тебя в голове... я понял, что это такое.
— И что же?
— Катализатор. У меня странное чувство, что если бы не он, мы бы с тобой запросто остались тут навсегда, — хмыкнул Скрипач. — Вынужден признать, что нам тут хорошо...
