Последний брат

— Откуда ты знаешь, василевс?

— Я, как ты понимаешь, несмотря на наши дружеские отношения, держал при дворе твоего отца соглядатаев, чтобы быть в курсе дел... Поэтому, когда он прислал мне письмо с просьбой и полунамеками, я уже и без того знал, в какой ситуации он оказался. Твой отец был уже не молод, — Диодор печально вздохнул, — а с возрастом все яснее понимаешь, что от смерти не убежишь. Пути наши за земной чертой ведомы лишь Богу, а здесь на земле мы можем продолжить себя детьми. Вот Хуран и начал думать, что же предпримут дети, когда его не станет. Зимой на большой облаве один его сын раскроил другому голову всего лишь за удачный охотничьей выстрел. В тот раз сын Хурана выжил...

Амар опустил голову.

— ...Через полгода, другому, самому младшему сыну, уже так не повезло, — продолжал император. — Он с двумя другими братьями оторвался от остальных охотников. Братья рассказали, что самый младший неудачно упал с лошади, ударился о камень и сломал себе шею. Они очень убивались... Хуран-Бохо со страхом думал о том, что начнется, когда он умрет. Детей было не остановить ни приказом, ни посмертной волей. За ними стояли матери, которые их взрастили, пока Хуран разъезжал по победоносным походам. И партии в государстве уже примеривались, кого из его детей сделать своим знаменем, кто больше соответствует их интересам... 'Перегрызут, передавят друг друга, — говорил твой отец. — Останется один. Но что этот один будет делать, без родной крови, и за ним придет чужая стая?' Вот тогда-то он и отослал одного своего сына подальше от котла, где заварилась свара. Хотя бы для того, чтобы сохранить свой род.

— Отослал нелюбимого сына, оставил про запас... — пробормотал Амар, безотчетно кусая губу.

— Я скажу тебе, кого отослал мне Хуран. — Прищурившись, взглянул на Амара император. — Отослал сына, который редко ему улыбался. Сына, который часто был с ним не согласен. Сына с глазами человека, а не с лютыми глазами зверя и не с мертвыми глазами дохлой рыбы. Сына, который не смотрел на отца с ожиданием, а на братьев — с предвкушением. Вот что написал твой отец. А я скажу: отослал того, за кого больше всего боялся, — тихо закончил император. — Неужели он тебе никогда ничего не говорил, Амар?

— Он не выделял нас одного перед другим... — прерывисто вздохнул Амар.

— Здравая была мысль. Жаль, не помогла.

— Спасибо, василевс.

— О нет, не благодари меня, мальчик, — покачал головой император. — Наш разговор еще не окончен... Не благодари меня.

— Еще что-то, чего я не знаю?

— Мы к этому идем. Целесообразность, Амар. Помни о ней. А теперь скажи-ка мне, как ты относишься к своему брату?

— К которому?

— Ах да, ты же в своей школе был оторван от новостей... Но ты знаешь, что твой брат Урах после смерти твоего отца стал хаганом?

— Эта весть дошла до меня, василевс. Твой град — центр торговли, и в увольнительных я всегда старался выведать новости о родине от купцов. Равно как и вести о судьбе моих братьев.

— Зачем же ты спрашиваешь, кого я имею в виду? Разве у тебя остался в живых не один только брат?

— Я их так не разделяю. Но да, живой у меня остался только один, последний брат. — Голос Амара стал бесцветным. — Великий хаган мугольский, Урах-Догшин.

— Так как ты откосишься к нему?

Амар провел рукой по голове там, где среди волос можно было нащупать невидимый рубец.

— Он подарил мне этот шрам.

Василевс молчал.

— Он убил всех моих братьев.

Василевс молчал.

— Я ненавижу его!

Василевс кивнул.

— Ты ненавидишь его. А он ненавидит тебя. В этом вы равны. А в остальном — нет. Ты — простой воин на службе другой державы. А он после смерти твоего отца занял трон и получил власть над сотнями тысяч воинов. Твоя ненависть бесплодна. А его разрушительна. — Диодор поудобнее уселся на скамейке. — Две державы жили рядом несколько спокойных лет. Для нас это был счастливый индикт. И сейчас почти ничего не изменилось. Только в мугольской державе теперь правит новый хаган. И он в обмен на то, чтобы все шло по-прежнему, требует отправить тебя к его двору.

Лицо Амара закаменело.

— Как он может у тебя требовать, василевс? Ты ведь правитель самой могучей державы.

Диодор покачал головой.

— Могучей? Не такой могучей, как прежде... Знаешь, как мы, ромеи, когда-то называли Средиземное море? 'Марэ нострум' — 'Наше море'. Потому что все земли по его берегам принадлежали нам. А теперь... Но все же, да, держава еще сильна. ...Империя сейчас напоминает постаревшего, но все еще могучего медведя, Амар. Беда в том, что медведь со всех сторон окружен сворой молодых жадных собак. Сил на все направления не хватает. Медведь поодиночке может задавить почти каждую псину. Но для этого ему нужно повернуться к ней, охватить её лапами своих армий. А в это время другие собаки вцепятся ему в хвост, спину, возможно даже, доберутся до горла. Поэтому медведь вертится, ревет, стараясь дать понять каждой собаке, что её ждет, если она вздумает броситься. А собачья стая ждет, не размыкая круга... И в такой ситуации начинать войну из-за одного человека я не буду.

— Но ведь и мугольский улус почти в такой же ситуации, — лихорадочно возразил Амар. — Слишком много взято земель, а нас, муголов, так мало. Возможно, откажи ты твердо, василевс, и Урах не рискнет?

— Будь твой брат разумным человеком... Впрочем, я бы и тогда не рискнул — ставки слишком несоразмерны. Но дело еще и в том, что твой брат, Амар, — идиот. Смелый, по-звериному хитрый идиот. Он идет к тому, чего хочет, и не оглядывается на последствия. Такой вполне сможет развязать войну, которая обескровит обе державы на радость стервятникам. И я не могу полагаться на фантазии, что он вдруг проявит благоразумие, или что какой-то из его благоразумных советников вовремя его отравит.

— Ты согласился отдать меня, василевс, — утвердительно сказал Амар.

— Согласился, но не сразу, — с достоинством уточнил Диодор. — Сперва я выторговал за твою голову несколько спорных пограничных территорий и укрепленных крепостей. А кроме того, договорился с твоим братом о существенных скидках на оплату транзита для моих купцов по дорогам мугольского улуса. Часть сэкономленной разницы купцы внесут в мою казну налогом и все равно останутся в выигрыше. Ну и еще некоторые моменты... Твоя голова стоит гораздо дороже, чем может показаться на первый взгляд, Амар.

— Дай мне бежать, василевс! — горячо выдохнул Амар. — Земля велика, на свете много мест, где нужны воины.

— Это нарушит соглашение, — отрицательно покачал головой Диодор. — И боюсь, твой мнительный брат не поверит, что ты сбежал сам, а не я спрятал тебя.

— Значит, ты получаешь свои выгоды, василевс, — медленно произнес Амар, — а мой брат получает возможность убить меня.

— Скорее всего, он планирует делать это очень медленно, — кивнул Диодор.

— В твоем плане я вижу только одно слабое место, василевс, — заметил Амар. Глаза его застыли, и лицо было бесстрастным как маска.

— Да-да, знаю, — серьезно сказал Диодор — Слабое место, что я решил сказать тебе все это лично. Поэтому ты сейчас засунешь мне в грудь нож, на рукояти которого у тебя аж пальцы побелели.

Амар, который действительно уже минуту как сушил рукоять ножа в ножнах, нахмурился, но руку не убрал.

— Молод ты еще, Амар, — с некоторой ностальгирующей завистью сказал Диодор. — Сперва торопился меня благодарить, потом убить замыслил. А я тебе опять повторяю: не торопись. Разговор не кончен. Неужели ты думаешь, что я пригласил тебя только, чтобы над твоим отчаяньем покуражиться?

— А зачем ты меня пригласил, василевс? — хмуро спросил Амар.

— Чтобы ты понял. Не отдать я тебя не могу — это раз. — Диодор для наглядности начал разгибать пальцы. — Убежишь — вся романская держава будет тебя искать. Поймаю и все равно передам людям твоего брата — это два. А вот три... Слушай внимательно и вникай: люди твоего брата будут везти тебя к нему по вашей земле несколько недель по глухим местам. И если ты в дороге вдруг куда-то исчезнешь, я уже к этому не буду иметь никакого отношения. Разумеешь ли, Амар?

Амар напряженно вглядывался в собеседника.

— Разумею... Только как же я?.. Ведь наденут сразу мешок на голову, спеленают и повесят поперек лошади.

— Повезут тебя не как груз, а как дорогого посла, — уверенно заявил Диодор, — это я тебе обещаю. Ну а там уж твое дело — уловить момент, когда тебе захотят надеть мешок на голову. У тебя в контубернии есть смешной ушастый друг.

— Тит...

— Да. Пойдем, я познакомлю тебя с еще одним ушастым.

Император хлопнул в ладоши. Звук хлопка раскатился по галерее, и тут же в дальнем её конце в стене распахнулась небольшая дверь. За ней мелькнул слуга, который, придержав дверь, пропустил в неё человека, и снова закрыл. Вошедший направился к императору. Он был одет в зеленую рубаху длиной до самых икр, а поверх — роскошная расшитая золотыми цветами накидка с зеленым же подбоем. Щегольские высокие ботинки синего бархата с золотыми подвязками украшали ноги. Был он немолод, борода его была облагорожена сединой, а насчет его ушей Амар ничего сказать не мог, так как их закрывали аккуратно уложенные каштановые с проседью пряди волос. И все же, что-то в его лице было Амару знакомым...

Амар встал со скамьи, чтобы приветствовать старшего по возрасту. Император тоже поднялся. Человек в зеленом подошел и почтительно поклонился Диодору.

— Мой василевс...

— Знакомься, Амар. — Повернулся к степняку император. — Это патрикий Ипатий Киракор. С недавних пор большой друг твоего деда.

— Моего деда?.. — недоуменно пробормотал Амар, машинально отвесив короткий поклон Ипатию.

— Он ведь у тебя один, по материнской линии. Отец твоего отца умер еще до твоего рождения, не так ли?

— Да, василевс... Тюлке Кучулук. Но мы виделись всего один раз, когда он приезжал в Хара-Хорин... Я почти не помню его.

— Зато он помнит тебя.

— Мы почти незнакомы.

— Разве это важно для единой крови? — Склонил голову к плечу император. — Дети и внуки твоего деда умерли. Ты — единственное продолжение его рода. Он был большим бегом при чингизе и остается владетельным вельможей, хоть и живет вдали от столицы в своем краю. Тем лучше. Он тот, кто тебе сейчас нужен.

Император кивнул Ипатию, и тот, на миг спрятав руку под своей роскошной накидкой, тут же вынул её обратно с каким-то предметом на ладони.

— Твой дед послал тебе подарок, Амар, — звучным голосом произнес Ипатий и протянул руку Амару.

Амар принял предмет. На ладони лежал маленький фрагмент дерева из желтоватой древесины. Один его бок, там где когда-то была кора, оставался полукруглым, а другой был неровным — там древесину расщепили напополам, как это обычно делают с поленом на растопку. На одном конце в деревяшке была просверлена дырка, в которую продернули тонкую плетеную бечеву.

— Неказистый на вид, — заметил император. — Не ценного материала, и работы мастера в нем нет. Хорошо. Тюлке Кучулук мудр. Никто на такой подарок не позарится. Спрячь его, Амар. Держи при себе, никому не показывай.

— Условный знак, — догадался Амар. — Такие располовинки обычно используют при заключении договоров. Соединишь вместе — сразу видно, что было целое.

— И подделать нельзя, — кивнул император. — Это поможет узнать тебя людям твоего деда, которые никогда не видели тебя, Амар. И ты их узнаешь по ответной половине.

— Где? Когда? — вскинулся Амар.

— Все по порядку. Терпение, мальчик.

— Дед просил передать вот еще что, — вступил Ипатий. — Если превратности пути отнимут дощечку, люди его узнают тебя, Амар по словам. Запоминай: 'Только небесный отец слезами омоет печаль'. Они же тебе скажут: 'Только земная мать осушит слезы отца'. Запомнишь?

Амар кивнул, сосредоточенно и беззвучно шевеля губами.

— Я запомнил, — сказал он. — Только... Мой дед и вправду готов из-за меня поссориться с Урахом?

Ипатий улыбнулся.

— На некоторое время мне пришлось обратиться посланцем иноземного торгового дома. Я ездил торговать в хуэреземский Гургандж, а по пути два раза лично передавал твоему деду слово императора и говорил с ним о тебе. Твой дед — старый ветеран. Ураха он не любит самого по себе, как нарушителя священного закона и молодого выскочку. Ну а за то, что Урах поднял руку на его единственного внука... Не сомневайся, Амар. Другое дело, пока все надо делать тайно, и когда все случится, подозрение, конечно, первым падет на твоего деда. Время открытой борьбы еще не пришло.

— Карта при тебе, Ипатий? — спросил император.

— Самая точная, — кивнул патрикий, извлекая из под накидки сверток, — дописывал сам, во время поездок, самолично. У Тюлке точно такой же с неё список.

— Ну, показывай, — велел император.

Ипатий подошел к столику рядом со скамейкой, раскатал на нем свиток.

— Смотри Амар, и крепко запоминай маршрут, которым тебя повезут. Мой конвой доставит тебя вот сюда, и здесь, на границе передаст муголам. Это определит дальнейший путь, потому что отсюда и вот до этого места на твоем пути в Мугольский улус развилок быть не может. С торной дороги твои провожатые не сойдут. Но дальше всех вариантов мы уже не учтем... Потому на этом отрезке тебя и встретят. Вот здесь — примечай знак. И укладывай в голове путевые приметы, о которых я тебе расскажу...

Трое в галерее еще некоторое время совещались у стола, обсуждая подробности и изучая карту. Ипатий рассказывал, повторяя по несколько раз путевые приметы и подробности. Амар впитывал, склоняясь над картой. А император куда чаще чем на карту, смотрел на лица собеседников.

— Мне бы только с людьми деда не разминуться... — Надежда и сомнение попеременно оставляли свой след на обычно невозмутимом лице Амара.

— Земля велика, — ответил Ипатий. — Но нитки дорог сокращают варианты. Мы подобрали хорошее место. Не бойся, за этот план я отвечаю тебе своим словом.

— Больше чем словом, — вмешался император. — За этот план, Амар, Ипатий отвечает тебе своим родом. Ведь твоя контуберния, Амар, поедет с тобой. А значит, и сын твой, Ипатий, поедет с Амаром.

Амар искоса глянул на Ипатия, лицо которого не выражало никаких чувств.

— Так что, Ипатий... — Император пытливо смотрел на Ипатия. — План по-прежнему хорош?

— Он по-прежнему хорош, василевс, — поклонился Ипатий.

— Отрадно это слышать.

— Не стоит их посылать со мной, василевс! — горячо воскликнул Амар. — Это мой путь и мой риск — не их.

— Стоит, Амар. — Василевс оперся о столик. — Это не прихоть. Сама судьба распорядилась, что с тобой в контубернии оказался сын знатного патрикия. Я посылаю твою контубернию как маленькую свиту, как раз для того, чтобы муголы раньше времени не завязали тебя в мешок и были принуждены соблюсти некоторый внешний этикет. Послам Ураха я сказал, что свита проедет с тобой часть пути по мугольской земле для того, чтобы они не убили тебя рядом с моей границей. Чтобы если это произойдет, то пусть случится глубоко на мугольской территории, и мои руки перед всем светом окажутся чисты. А на деле это дает некоторую свободу действий и шанс убежать прежде, чем твоя свита повернет обратно. Вот почему в свите нужен человек из знатного рода. Это придержит руки муголов, если они вдруг захотят поторопиться.