Хвост капитана. Общий файл.

— Но...

— Ничего уже не будет. Поесть ей только принеси — сама не сможет — слабая слишком.

— Ог'хишел?! У меня, помимо нее, целый стационар, а благодаря тебе, еще и двое сурхов с сотрясом! Да я сама скоро на всех бросаться начну!

Крэйн устало прикрыл здоровый глаз:

— Не кипятись... Я не могу забрать ее — скоро доберемся до Пояса Корха — мне нужно будет полное слияние.

— А сейчас у тебя на сколько? — доктор Хейссе почувствовала, как под ложечкой противно засосало. Что-то подсказывало, что ответ ей ох как не понравится.

— Три четверти.

Локки поежилась. Как долго уже они так летят? Сколько еще, при такой нечеловеческой нагрузке на мозг и центральную нервную систему, Крэйн сможет контролировать управляемость корабля и поддерживать в рабочем состоянии его основные узлы? Три четверти — это очень много, всего одна ступень до полного слияния остается. И при всем при этом, он каким-то немыслимым образом умудряется двигаться и связно говорить!

— Пусть за ней присмотрит кто-нибудь, ладно, Рыжая? — массивная капитанская ладонь мягко коснулась локкиного плеча. Рукав он так и не опустил, и доктору Хейссе пришлось созерцать обезображенное рубцами предплечье с торчавшим из него почти на всю длину лезвием, которое Крэйн почему-то не втянул обратно. Не смог?..

— Что-нибудь придумаем — попыталась улыбнуться в ответ Локки. Гримаса вышла откровенно жалкой. Уже потом, глядя в спину уходящему капитану, женщина тихо добавила — А кто же присмотрит за тобой, Крэйн?

— — — — — — — —

Первым, кого увидела Леа, открыв глаза, был Анхель. Он сидел спиной к ней на соседней койке, то и дело прикладываясь к небольшой пластиковой бутылке с мутноватой жидкостью. Голова сурха отчего-то была перебинтована, а сам он выглядел каким-то потрепанным.

Спустя еще пару сурховых глотков до тилары наконец дошло, что то противное зудящее ощущение во рту и в горле — ее собственная жажда.

— Пить...— Леа сама удивилась, насколько хрипло и слабо звучал ее голос.

Анхель вздрогнул, едва не упустив из рук бутылку, и повернулся к белокосой. Еще какое-то время сурх молча ее разглядывал, будто какую-то дикую, но очень опасную тварь, которая при первой же возможности вцепится ему в глотку. Видимо, результат 'осмотра' Анхеля не устроил — он опасливо приблизился к ее койке, подергал ремни, фиксирующие Леа. На всякий случай.

— Пить... Анхель...— вновь попросила она.

Сурх коротко выдохнул и, чуть приволакивая правую ногу, поковылял за водой. Вернувшись, он попробовал напоить тилару, не отстегивая ремни, но ни г'хиша у него не вышло — вода полилась по подбородку, а белокосая закашлялась.

— Бросаться не будешь? — точеная тиларская бровь удивленно взмыла вверх, однако сурх ждал ответа, а нестерпимая жажда никуда не ушла, поэтому Леа предпочла не спорить и, собравшись с силами, выдохнула сиплое 'нет'.

Анхель медленно и, чего греха таить, неохотно высвободил левую руку девушки, а потом протянул ей бутылку. Белокосая вцепилась в нее так, словно в этом небольшом сосуде из матового саконского стекла была последняя надежда на выживание, и принялась жадно вливать в себя воду. Не пить — именно вливать, не сглатывая. Сурх, приглядевшись, заметил, что неподвижный сейчас кадык у тилары не совсем женский. Он выпирал, подобно мужскому у людей и некоторых других рас, сходных по строению, хоть и не столь явно.

Пока сурх про себя дивился анатомическим странностям белокосых, Леа успела опустошить бутылку.

— Еще одну, Анхель. Пожалуйста.

— Эк тебя от тероксина разобрало...— заворчал он, но покорно поплелся за второй бутылкой. Взял с запасом — эта бутыль была раза в полтора объемнее предшественницы. Вернувшись, Анхель обнаружил уже совершенно свободную от ремней тилару. Она сидела на своей койке, от души разминая затекшие конечности.

— На... — подойти к белокосой меньше, чем на расстояние вытянутой руки трусоватый по своей натуре сурх не рискнул. Воду моментально выхватили у него из рук, а в качестве благодарности он получил все то же хриплое 'спасибо' да жутковатый оскал вместо улыбки.

— Что произошло? — жажда наконец отступила, и Леа смогла задать вопрос, мучивший ее с самого момента пробуждения.

— Тебе во всех подробностях изложить или по существу? — сурх скривился как от кислого — то эта зверюга белокосая на людей невинных кидается, а теперь вот рассказывай ей, что к чему, да какого шарха. Д'хэль, сам только худо ни бедно в себя пришел, брат, вот, до сих пор в бессознанке валяется. По ее клыкастой милости, между прочим. Чтоб ее в открытый космос засосало! И чего только капитан в ней нашел? Ни рожи ведь, ни кожи — одни глаза да клыки, еще и с пулей в голове. Хотя на капитана, ни одна нормальная баба в здравом уме и трезвой памяти не то что не взглянет, десятой дорогой обойдет. Так что эта стервь в самый раз будет...

— Без разницы.

Желая поскорее отделаться от тилары, Анхель коротко рассказал о случившемся, стараясь лишний раз на нее не смотреть. Правда о том, как пострадали их с Лемом черепушки предпочел умолчать. Ударились!

— То есть живы все, кроме Финна и Хаски? — Леа сглотнула, подступивший к горлу ком. Вторую пару пилотов ей было искренне жаль. Однако неимоверное облегчение от мысли, что Йен не пострадал, гасило все остальные переживания. Вот только... — И Хан тоже?

— Угу. И он тоже. Во втором 'коконе' сейчас лежит. Вернее то, что от него осталось... Сельм — в первом. Локки их подлатала. Мы потом ей снотворного выдали, а то она уже еле на ногах держалась от усталости.

— Я могу к ним подойти?

— Да иди ты хоть к шарху на рога! — прошипел сурх. — У меня башка трещит, и спать хочу.

— Тебе нужна помощь? — сочувствие, прозвучавшее в голосе белокосой, сбивало с толку. Почему-то от нее сурх ничего подобного не ожидал ну никак, и это злило. Очень.

— Ага. Вали уже отсюда, если в состоянии, а меня оставь в покое. Вот это будет самая лучшая твоя помощь!

Тилара как-то до обидного спокойно фыркнула в ответ на анхелеву отповедь и немного нетвердой походкой направилась во вторую часть стационара.

Строго говоря, медотсек состоял из двух комнат, однако из практических соображений стационар все же поделили еще на две части — собственно сам стационар и операционную, где, помимо прочего, были установлены оба 'кокона'.

Стараясь не шуметь, Леа отодвинула слегка заклинившую раздвижную дверь и прямо с порога заметила сгорбленную спину Рейнара Барка. Механик сидел на полу, уткнувшись лбом в полупрозрачную поверхность капсулы и что-то монотонно бормотал — речитативом, не меняя интонации и делая паузы лишь для коротких судорожных вдохов. На голодисплее второго 'кокона' отображались основные показатели находящегося в нем пациента — четко, ясно и до противного честно. В первом дела обстояли куда как лучше: Сельм — на удивление живучая зверюга — еще немного, и он придет в себя.

Тилара подошла ближе к капсуле с Ханом и сумела сдержать вскрик только вцепившись зубами в собственный кулак. То, что лежало за хрупким матовым биопластиком слишком мало походило на улла — обтянутый мертвенно-серой, очень тонкой даже на вид кожей скелет, ввалившиеся, едва прикрытые столь же тонкими веками глаза. Хан весь был опутан 'щупальцами', одно из которых торчало прямо из открытого рта, обеспечивая вентиляцию легких. Обе ноги ниже середины бедра и правое предплечье отсутствовали...

— Зоран сказал, это ты вытащила его оттуда — Леа вздрогнула, пропустив момент, когда Барк поднялся на ноги. Он выглядел измотанным, осунувшимся, на лице неровными кусками торчала жесткая короткая щетина — где-то рыжая, но по большей части почему-то седая.

— Видимо. Я... мало что помню, честно говоря — где-то в груди защемило от всколыхнувшегося чувства вины, ведь она не смогла удержать сорвавшегося с лестницы улла. И тилара уж никак не ожидала, что буквально в следующую же секунду ее стиснут в объятиях, от которых разом затрещат все кости.

— Спасибо тебе. Спасибо...Спасибо... — зашептал механик, а Леа почувствовала, как кожа на ее виске от соприкосновения с колючей щекой Рея становится теплой и влажной. Тилара зажмурилась, сглатывая подступающий к горлу ком, и неуклюже сомкнула руки на барковой спине.

Требовательно пискнул 'кокон', возвестив об изменении жизненных показателей пациента — учащении сердечного ритма на фоне всплеска мозговой активности. Барк моментально разорвал объятия, напоследок как-то совсем уж по-детски шмыгнув носом, и тут же повернулся к капсуле.

— Ничего, брат, скоро на Увелл прибудем. — Ласково проводя рукой по поверхности 'кокона', зачастил механик — Там тебе все новое вырастят — и ноги, и руку — лучше прежних будут, вот увидишь...

— Не отрастят, Рей.

Тилара с Барком практически синхронно обернулись. Взъерошенная со сна, закутанная в плед почти по подбородок Локки, хмуро смотрела на них с притулившейся в самом дальнем углу узенькой кушетки.

— Не отрастят — повторила доктор Хейссе жестко, не оставляя ни малейшего шанса даже на призрачные 'но' и 'если'. — У него генетический дефект, крайне редкий для уллов. Его тело абсолютно не способно принимать чужеродные клетки. Не важно, кровь ли это, ткани, или импланты — отторгнет все. Думаешь, Рей, почему он подался со своей чистенькой, уютной планетки на вольные хлеба? Не брали его никуда, потому как 'обиженный небом' инвалид вроде Хана — слишком уж большая морока и для работодателей, и для семьи. Знаешь же, как уллы любят всяческие примочки себе вживлять, а этому даже медицинский чип не поставишь... Он, когда на 'Астарту' нанимался, молчал об этом, почище хиннских партизанов, только на первом же медосмотре спалился. Боялся еще, что и Крэйн его отсюда погонит...

Локки помолчала, погрузившись в собственные невеселые мысли.

— А ему ведь и протезы не подберешь — вновь заговорила она. — Все они так или иначе рассчитаны на мозговое управление — без синхрочипа никуда. Такая вот г'хишня, Рей...

Барк слушал доктора Хейссе, не перебивая, и лишь сжатые кулаки да вздувающиеся крылья носа выдавали его состояние. Леа аккуратно отступила назад, на всякий случай отрезая взбешенному механику доступ к локкиной кушетке. Тот просек маневр белокосой, однако же, не говоря ни слова, аккуратно обошел ее, и, одарив напоследок Локки совершенно нечитаемым взглядом, умелся из стационара.

— Теперь я еще и враг народа — вздохнула доктор Хейссе, глядя куда-то в стену.

— Да нет... Он скорее от бессилия своего так озверел.

— Я смотрю, ты оклемалась уже — Локки высвободилась из пледа, с хрустом потягивая затекшую спину. — И в глотку мне вцепляться не планируешь?

Тилара пробормотала что-то очень похожее на 'И ты туда же...', но взглянув на Локки, покачала головой:

— Нет, не планирую.

— Вот и чудно. Тогда пошли жрать что ли? Работы непочатый край, а у меня желудок с позвоночником в обнимашки играет.

— — —

Он не спал полторы недели. С того момента, как «Астарта» подверглась нападению и по прибытие на Увелл, у капитана не случилось ни единой возможности элементарно прикрыть глаза и отключиться хоть на пару-тройку часов. Перелет длиной в шесть с половиной суток при полном слиянии, ругань с увеллскими бюрократами за свободный рембокс, странный разговор с Холи, который сначала долго матерился, а после клялся «прахом любимой мамочки», что никаких ирхов в том секторе нет, и быть никак не могло — это все пираты оборзевшие; быстрые, но от того не менее тяжелые похороны Финна и Хаски...

Основная часть команды предпочла покинуть корабль — кто-то снял номера в станционных мотелях; пострадавших разместили в госпитале, оказавшимся, слава всем богам, очень даже приличным. Проблемы возникли только с транспортировкой Хана, но и тут, удача, местные доктора не сплоховали. Сказали, правда, что улла придется оставить в госпитале до полного выздоровления, а это не день и не два. Зато очнулся Сельм, да не просто очнулся — семимильными шагами на поправку пошел. Доктор Хейссе не спускала с него глаз, практически все время проводя рядом с хфангом, который явно млел от такого внимания и разве что не мурчал.

Крэйн даже порадоваться не смог за них обоих — ему элементарно не хватало сил. Последние пару дней он вообще с большим трудом осознавал, где находится, и какого шарха ему здесь нужно. Как и во всех подобных случаях, капитана замотали по всем инстанциям — начиная от местного отделения галактической полиции и заканчивая посольством Союза. Его допрашивали, проверяли по базам всю подноготную «Астарты», проводили обязательную для грузоперевозчиков процедуру обыска на предмет возможной контрабанды, требовали справки, справки к справкам и опять справки. Полицаи грызли удила, выслуживаясь перед вышестоящим руководством — еще бы, нападение на грузовой корабль в одном из самых чистых секторов больно ранило их отъевшееся на сытой беспиратной жизни самолюбие.

Хорошо хоть капитан успел сразу после того, как «Астарта» встала на ремонт, собрать нехитрые тиларские пожитки и отвезти их вместе с хозяйкой в один из самых дальних от космопорта мотелей, наказав Леа не высовываться из номера ни под каким предлогом. За такого «неучтенного» пассажира — Локки, умница, данные медобследования Леа в общую базу не вносила — доблестные служители галактического правопорядка уцепились бы с тройным рвением, а этого допускать было никак нельзя. Начнут копать — докопаются и до станции, и до всего остального, включая нелегальную партию ксильдия для К'хорна. Но, главное, по всем законам, еще только обнаружив треклятую станцию, Крэйн обязан был послать уведомление в ближайшие отделения полиции и смиренно дожидаться прибытия отрядов, но никак не вламываться туда самовольно и, забрав единственную выжившую, уничтожать все улики. Почему он поступил именно так, а не иначе, Крэйн догадывался, однако не желал в этом признаваться даже самому себе.

___________

И теперь, когда вся эта дурацкая круговерть наконец-то закончилась, капитан Йен Крэйн сидел в одном из самых злачных мест Увелла, методично опустошая один стакан местного виски за другим. Пойло, к слову сказать, было преотвратнейшим, но хорошо било в голову, чего он и добивался. Раньше, еще до катастрофы, Крэйн пьянел довольно быстро и, зная за собой столь неприятную особенность, употреблял спиртное крайне редко и в исключительно малых дозах. Не любил терять лицо. Нынче же от лица остались одни воспоминания, а алкоголь почти не брал — разве только такая вот насквозь химическая дрянь вроде увеллского «виски». Поговаривали, что ушлые местные дельцы бодяжат его из водички, взятой прямиком из канализационного коллектора и не успевшей добраться до систем очистки.

После тринадцатого стакана приторно-вылизанный дройд-бармен вежливо поинтересовался, не вызвать ли гражданину Крэйну Й.А. флаер, поскольку «количество выпитого алкоголя превышает все допустимые пределы». При упоминании второго имени названный гражданин ощутимо поморщился, грохнул о стойку пустой уже стакан и, высказав «г'хишевой железке» все, что думает о благах цивилизованного общества, когда каждая сраная кофеварка в курсе, сколько раз за сутки он посещал сортир, направился к выходу.