Тропой мужества. Рубежи бессмертия

— Молодец! — Похвалил её Майский.

Операция началась. Михаил рассек ткани и начал разводить края раны. Осколок мелкий и должен был застрять неглубоко. Орудуя попеременно зажимом с тампонами и пулевкой, он искал направление раневого канала и наконец нащупал осколок. В этот момент погасла лампа над столом, и кто-то вошел в палатку. Вилма вскрикнула, уронив тампон на стол. Михаил взглянул на её испуганное лицо, затем обернулся. Позади стоял Нечайка с карабином, наведенным на Майского. Выражение на лице санитара в полутьме было жутким.

— Немцы! — Сообщил он.

— А у тебя приказ Перепелкина застрелить меня, чтобы к немцам не попал? — спокойно спросил Майский.

— Да, — подтвердил Нечайка. — И я выполню его.

— Знаю. Дай только осколок достану, рану почищу, перебинтую, и тогда стреляй.

Нечайка сделал шаг в сторону, посмотрел на оперируемого и его глаза удивленно округлились.

— Валерий Семенович, что с вами?!

— Не ори! — разозлился Михаил. — Он ранен и без сознания. Немцы где?

— Близко немцы.

— Приготовь носилки и подсвети мне рану. — Майский видя, как санитар нерешительно мнется, рявкнул:

— Живо! Фонарь в тумбе.

Нечайка достал фонарь, включил и направил на операционный стол.

— Ближе, — потребовал Михаил, — вот так. Вилма, пульс.

— Слабый.

— Держись, Валерий Семенович... — прошептал Майский, ввел пулевку в рану, зажал осколок и медленно поворачивая, потянул.

— Пульс?

Недалеко прогремела пулеметная очередь, заглушив ответ медсестры. Переспрашивать не стал, и так ясно — операцию не закончить, надо эвакуировать Павлова в тыл.

Майский схватил большой тампон и прижал его к ране. Меримаа мгновенно все поняв, начала бинтовать грудь. После чего вместе переложили раненого хирурга на носилки. Михаил встал впереди, взялся за ручки и бросил через плечо Нечайке:

— Говори куда.

— По краю поляны, потом по тропе.

То есть к штабу — понял Михаил.

Быстрым шагом они миновали не раз перепаханную авианалетами поляну и вошли в рощу. Бой позади внезапно стих.

— Быстрей! — крикнул санитар. — Заслон сбили, сейчас здесь будут.

В подтверждение раздалось несколько выстрелов. Вскрикнул Нечайка и носилки начали тяжелеть. Михаил обернулся — раненый санитар, валясь вперед, из последних сил старался не уронить Павлова. Быстро присев и осторожно положив ношу на землю, Майский крикнул Вилме:

— Ложись!

И вовремя. Только они рухнули на землю, как поверху прошла пулеметная очередь. Вражеский MG дал еще пару очередей и замолк.

Солнце давно зашло. Отблеск вечерней зари окрасил небо в бирюзовый цвет. На открытых местах пока еще светло, в лесу же сгущающиеся сумерки размывали даже белые березовые стволы. Три тела замерли вокруг носилок в надежде затаиться — вдруг немцы в лесную темень не полезут?

Но Майский на этот счет особо не обольщался, уже зная из подсказок гостя, что немцы обязательно прочешут лес. Уже слышны резкие команды. Стоит врагу приблизиться и их белые халаты станут видны даже в темноте. Он стал стягивать халат с себя, и Вилме шепнул, чтоб тоже сняла. С Нечайкой сложнее. Он без сознания, плюс к этому его карабин при падении съехал и оказался придавленным, а ремень оказался поверх.

Неожиданно Нечайка открыл глаза и хрипя тихо произнес:

— Я... не смог... выполнить приказ... но... по... — он кашлянул, что-то темное потекло из рта. Санитар пытался еще что-то сказать, но не смог. Михаил от бессилия сжал кулаки, помочь раненому он не мог. Уходили из палатки в спешке, ничего не взяв. Он повернулся к Вилме. Испуга на её лице нет, а в глазах...

И Михаил правильно понял несказанный вопрос. Гость попытался вмешаться, но Майский подавил этот порыв.

— Я знаю, никто не сомневается в нашей победе. Германия капитулирует в начале мая 1945 года. И девятое мая, праздник Победы, выстраданный, пролитый кровью, потом и слезами, с ценой в десятки миллионов жизней нашего народа, будет самым святым днем нашей родины. Я из будущего, ребята, — тут голос Михаила немного изменился, но ни Меримаа, ни Нечайка, на это внимания не обратили, — поэтому капитан Перепёлкин дал тебе такой приказ, Ефим Степанович.

Нечайка улыбнулся и закрыл глаза.

'Зачем ты это сказал?'.

'Так надо, Паша. Не вмешивайся, очень прошу'.

— Враг не должен знать день своего конца? — удивленно спросила Вилма.

— Враг не должен получить тех знаний, что имеются тут. — И Михаил показал на свою голову, затем потянулся к карабину. Ухватившись за антабку, он потянул ремень чуть в сторону, чтобы снять его с санитара, а потом на себя.

— Что ты задумал? — тревожно спросила девушка. Тоже самое возникло в голове. Павел, загнанный волей хозяина вглубь, отчаянно пытался вмешаться, предчувствуя недоброе.

— Отвлечь немцев хочу, — ответил Майский, оттягивая затвор. — Три патрона. Не густо... Вилма. Я хочу попросить тебя позаботиться об профессоре.

— Миша...

— Не спорь, — прервал её Михаил, — времени нет. Я отвлеку немцев. Уведу их в сторону, а ты... а ты не плачь.

Слез в темноте не видно, но он чувствовал — девушка плачет. Однако пора — недалеко хрустнула ветка, немцы уже рядом. Михаил быстро метнулся вправо, пробежал метров десять, и был обнаружен. Хлопнули выстрелы, но он успел броситься на землю и быстро проползти несколько метров. По раздающимся командам, Майский понял, немцы повернули в его сторону. Он вновь вскочил и побежал. И вместе с первым выстрелом по нему, сам выпалил из карабина в сторону врага. Пусть опасаются, злее преследовать будут, а там, как он уведет их подальше, приказ капитана Перепелкина выполнится сам собой. Вновь по-пластунски как можно быстрее, затем вскочить, карабин уже готов стрелять...

В него стреляли почти в упор. Два силуэта оказались почти рядом и тут же две вспышки. Две пули. Судорожный выстрел в ответ и бесконечный полет в темноту. Угасающее сознание отмечает вспыхнувшую стрельбу и громкое 'Ура'. Помощь пришла...

*Пулевки (жаргон.) или пулевые щипцы — хирургический инструмент, относящийся к группе инструментов для фиксации и экспозиции тканей, а также для изъятия инородных предметов.

*Канюля — это трубка, предназначенная для введения в полости человеческого организма.